— Где дядя, Элисон? — спросил Мортон, улыбаясь ее испугу.
— Господи Боже, никак, мистер Гарри! Вы ли это? — заторопилась старая домоправительница. — Сказать по правде, мое сердце заколотилось как бешеное, и я думала, что оно выпрыгнет, и все из-за вас. Но только как же так, мистер Гарри, это же не вы; вы теперь как-то мужественнее и выше, чем прежде.
— И все-таки это я, — сказал Генри, вздыхая и улыбаясь одновременно. — Это одежда, наверно, делает меня выше, а эти времена, Эли, и мальчиков превращают в мужчин.
— Да, времена тяжелые, — отозвалась старая женщина. — И почему на вас свалилась эта напасть! Но тут ничем не поможешь! С вами не очень-то хорошо обращались, и я не раз говаривала вашему дяде: наступи на червяка, и тот начнет извиваться.
— Вы всегда были моею заступницей, Эли, — сказал Мортон, и домоправительница отнеслась совершенно спокойно к этому фамильярному обращению, — вы никому, кроме себя самой, не позволяли меня бранить, я в этом уверен. Но где же дядя?
— В Эдинбурге, — ответила Элисон. — Почтенный джентльмен предпочел уехать да посиживать у камелька, пока в нем теплится огонек. Беспокойный он человек и всегда чего-то боится, — да вы знаете не хуже моего, каков наш хозяин.
— Он, надеюсь, здоров? — спросил Мортон.
— Нельзя пожаловаться, — ответила домоправительница, — да и с добром пока что благополучно; уж мы изворачивались, как только могли, и хотя солдаты из Тиллитудлема отобрали у нас корову — ту самую, красную, и еще старую Хекки (вы помните, конечно, обеих), но зато и продали нам задешево четырех — тех, что гнали в тиллитудлемский замок.
— Продали? — переспросил Мортон. — Как это продали?
— А так, что их послали собирать продовольствие для гарнизона, — ответила домоправительница, — вот они и принялись за свое — разъезжать по всей округе, меняя и продавая, что успели собрать, совсем как гуртовщики в западных округах. Я уверена, что майору Беллендену досталась самая малость, хотя они всюду забирали от его имени.
— В таком случае, — торопливо проговорил Мортон, — гарнизон, вероятно, терпит лишения?
— Конечно, терпит, — ответила Эли, — в этом можно не сомневаться.
Неожиданная мысль озарила Мортона: «Берли сознательно меня обманул; его религия так же допускает коварство, как и оправдывает жестокость».
— Я не могу оставаться, миссис Уилсон, я должен немедленно ехать.
— Как же так? А перекусить? Погодите немножко, — захлопотала встревоженная домоправительница, — я мигом что-нибудь соберу, как делала это для вас в лучшие дни.
— Не могу, Элисон, — сказал Мортон. — Кадди, готовь коней.
— А я им только что засыпал зерна, — ответил преданный ординарец.
— Кадди! — воскликнула Эли. — Да что вы таскаете за собой этого злосчастного парня? Это он со своей полоумной мамашей принесли несчастье нашему дому.
— Потише, потише, — заметил Кадди. — А вам пора бы позабыть да простить, миссис Элисон. Матушка моя в Глазго, у моей тетушки, ее старшей сестры, и никогда больше не станет вам докучать, а я теперь слуга самого начальника и забочусь о нем получше, чем делали это вы сами; видали ли вы его когда-нибудь в таком красивом наряде?
— Что правда, то правда, — сказала домоправительница, разглядывая с видимым удовольствием своего молодого хозяина и находя, что его новый костюм ему очень к лицу, — у вас, пока вы жили в Милнвуде, не было этого расшитого галстука. Я его никогда не видала.
— Еще бы, миссис, — заявил Кадди, — когда я добыл его собственною рукой; он из вещей лорда Эвендела.
— Лорда Эвендела, — повторила старуха, — это его, кажется, виги собираются завтра утром повесить.
— Виги собираются повесить лорда Эвендела? — переспросил пораженный Мортон.
— Да, собираются, — подтвердила домоправительница. — Вчера ночью он сделал вылазку, или салиду, как это зовется на их языке (мою мать звали Салли; не возьму в толк, к чему давать христианские имена таким нехристианским делам). И, когда он вышел из Тиллитудлема, чтобы раздобыть немного еды, его людей прогнали назад, а самого захватили, и начальник вигов Белфур поставил для него виселицу и поклялся (или торжественно объявил, потому что они не клянутся), что, если гарнизон замка не сдастся к завтрашнему рассвету, они вздернут молодого лорда, беднягу, на такую же высоту, на какой некогда был повешен Аман. Да, тяжелые теперь времена! Но тут ничего не поделаешь; а потому садитесь-ка да покушайте хлеба с сыром, пока не будет готово что-нибудь получше. Да я бы вам, голубчик, и никогда не стала про это рассказывать, если бы знала, что отобью у вас охоту к обеду.
— Сейчас же седлать коней, Кадди, все равно, сыты они или нет. Нам нельзя отдыхать, пока мы не доберемся до замка.
И, несмотря на уговоры Эли, они тотчас тронулись в путь.
Мортон решил заехать к мистеру Паундтексту и убедить его отправиться вместе с ним в лагерь Берли. Почтенный священник в соответствии со своими миролюбивыми склонностями успел уже устроиться по-домашнему. Он сидел за столом, углубившись в старинный богословский трактат; во рту у него была трубка, а перед ним — кружка эля, чтобы лучше переваривать содержание книги. С большой неохотой оторвался он от милых его сердцу утех (которые он называл своими занятиями), чтобы снова пуститься в дорогу на тряской лошадке. Все же, узнав, в чем дело, и тяжко вздохнув, он распрощался с надеждой провести вечер в своей тихой, уютной гостиной. Он полностью согласился с Мортоном, что если Берли, казнив лорда Эвендела, хочет углубить разрыв между пресвитерианами и правительством и сделать соглашение между ними окончательно невозможным, то умеренная партия никоим образом не может допустить это злодейство. Мы воздадим ему только должное, если добавим, что он, как и большинство его единоверцев, был противником ненужного кровопролития. К тому же он с полным сочувствием отнесся к мысли Мортона, что лорд Эвендел может стать посредником в переговорах о мире на справедливых и взаимовыгодных условиях. Договорившись обо всем этом, они поторопились выехать в лагерь и около одиннадцати часов вечера прибыли в небольшую деревушку близ Тиллитудлема, которую Берли избрал местопребыванием своей штаб-квартиры.
Их окликнул часовой, меланхолично расхаживающий взад и вперед перед въездом в деревню; спросив их имена и занимаемые в повстанческом войске должности, он молча пропустил их в деревню. Перед одним из домов они заметили еще одного часового; они предположили, что именно здесь заключен лорд Эвендел, так как напротив была воздвигнута виселица такой высоты, чтобы ее можно было видеть со стен Тиллитудлема; это подтверждало печальные новости, сообщенные миссис Уилсон (Камеронцы подвергались жестоким преследованиям, но это не научило их милосердию. Как сообщает капитан Крайти, они воздвигли в своем лагере огромную виселицу с несколькими крючками и сложили возле нее целую бухту новых канатов, чтобы вешать захваченных в плен роялистов. Гилд в своей «Bellum Bothuellianum» note 26. Мортон пожелал немедленно встретиться с Берли, и их проводили к нему на квартиру. Они застали его за чтением Библии; рядом с ним лежало его оружие, которое он всегда держал наготове. Заметив входивших, он вздрогнул и вскочил на ноги.
