– Александр!
Я обернулся на голос и поначалу не поверил собственным глазам.
– Шарлотта!
Она пыталась широко улыбнуться, но получилось совсем неубедительно.
– Я знала, что ты никогда не согласишься взять меня с собой, поэтому я… ну, в общем…
Явно исчерпав все аргументы, она просто небрежно пожала плечами. Я постарался взять себя в руки.
– Как ты сюда попала?
– Я подумала, что смогу тебе помочь. Я же знаю Каир. Может, я встречу кого-нибудь из старых знакомых.
Я прекрасно знал, что в Каире она была только один раз, и то в одиннадцать лет. Теперь же ей исполнилось шестнадцать. Ее темные волосы были заправлены под берет, глаза опухли и покраснели от слез. Но на лице читалась такая отчаянная решимость во что бы то ни стало помочь своей матери, что я улыбнулся, сглотнул застрявший в горле ком и, поцеловав Шарлотту в лоб, усадил ее рядом с собой.
– Ты ведь не сердишься на меня, правда? – прошептала она.
– Нет, не сержусь. Но как только мы приземлимся, я первым же рейсом отправлю тебя обратно в Лондон.
Шарлотта была готова вот-вот расплакаться.
– Пожалуйста, не отсылай меня обратно. Ну пожалуйста! Я просто сойду с ума, если не смогу что-нибудь сделать. Я никуда не буду выходить из гостиницы. Если хочешь, я даже из номера не буду выходить, но только, пожалуйста, позволь мне остаться с тобой!
Я смотрел на ее лицо, и мое сердце билось все чаще. С раскосыми черными глазами и свежей, гладкой кожей, она до боли напоминала Элизабет. Я считал ее ребенком, но ведь сейчас ей было столько же, сколько мне, когда я влюбился в ее мать.
– Александр!
Глядя на меня умоляющими глазами, Шарлотта ждала ответа. Я провел рукой по гладкой щеке и поправил выбившуюся из-под берета прядь.
– Александр. – Голос Шарлотты слегка дрогнул. – Я знаю, что ты мой отец.
Услышать от нее эти слова было настолько мучительно-сладко, что у меня к горлу снова подкатил комок.
– Ведь это же так, да? Ты – мой отец. И отец Джонатана.
– Да, – прошептал я. – Я действительно ваш отец.
Шарлотта положила мне голову на плечо и крепко схватила за руку, как будто боялась, что я исчезну.
– Откуда ты это узнала? – спросил я спустя некоторое время.
– Мама всегда с ума сходила из-за моей улыбки, – хихикнула Шарлотта. – А потом я увидела, как она смотрит на тебя, ну и… У меня ведь тоже один зуб немного искривлен, видишь?
Я рассмеялся, крепко обнял дочь и прижал к себе, прежде чем она успела увидеть слезы на моих глазах.
– А когда все это закончится, когда мы вернемся в Лондон и маму освободят, я смогу поменять фамилию на твою?
– Мы этим займемся в первую очередь, – пообещал я, и мне стало очень горько и грустно оттого, что Элизабет нет рядом. Мы с ней столько мечтали об этой минуте!
Было уже начало одиннадцатого, когда мы вышли из самолета. Нас встречал Роберт Литтлтон. Он по-прежнему процветал в министерстве иностранных дел и теперь был военным атташе нашего посольства в Каире. Правда, еще два дня назад я об этом даже не подозревал. Генри позвонил ему, описал ситуацию, и Роберт тотчас же вызвался помочь.
Я наблюдал за выражением его лица, когда он здоровался с Шарлоттой, и был немного озадачен тем, что ее присутствие здесь его совершенно не удивило.
– Машина ждет снаружи, – сказал он. – Я заказал для вас номер в гостинице «Марриотт». – Он улыбнулся Шарлотте, которая деловито куталась в свой объемистый плащ. – Я заказал двухкомнатный номер, так что вы будете жить вместе с вашим…
– Постой, выходит, ты знал о ее приезде?
– Конечно, знал. Мне позвонил Генри и сказал, что она вылетела вместе с тобой.
Я повернулся к Шарлотте:
– Значит, ты сказала Генри, что собираешься лететь?
Она кивнула, и я не смог удержаться от смеха. Ну ничего, я с ним еще поговорю, когда вернусь!
По дороге в город Роберт рассказывал мне, что ему уже удалось выяснить. Судя по всему, Камель – я попытался вспомнить, слышал ли это имя раньше, но так ничего и не вспомнил – арестован; Правда, Роберт не мог достоверно сказать, за что, но был почти уверен: это связано с нелегальным экспортно – импортным бизнесом в Долине Царей.
– Но я совершенно точно знаю, сейчас полиция пытается как-то связать все это – подделки древностей, контрабанду и, конечно, убийство сторожа музея – с Пашой.
– Пашой? Дэвид Уолтерс говорил о нем. Он считает, что Кристина с ним.
– Вполне возможно он прав, но вряд ли это нам поможет. Паша фактически является хозяином Каира, а значит, она может быть где угодно. – Он кивнул на окно, приглашая меня посмотреть наружу.
Я выглянул и сразу понял, о, чем речь. Каир производил впечатление города, в котором можно прятаться вечно и никто тебя не найдет. При свете мигающих неоновых вывесок я увидел, что за современными домами, выстроенными вдоль основной автомагистрали, сразу начинается безумный лабиринт узеньких улочек, скопище ветхих домишек и угрюмых многоквартирных монстров. И повсюду, куда ни глянь, толпы людей. Для меня, иностранца, это выглядело, как воплощенный хаос. Дорога, по которой мы ехали, была не лучше всего остального. Казалось, отчаянно сигналящие шоферы – либо сумасшедшие, либо потенциальные самоубийцы. У моста полицейский орал на водителя, наполовину высунувшегося из окна машины и тоже, в свою очередь, не молчащего. Где-то неподалеку звучала громкая музыка, внося свою лепту в этот безумный концерт. Когда мы проехали мост, Роберт рассмеялся:
– Эй, приободрись! Все не так плохо, как кажется на первый взгляд.
После всего увиденного гостиница «Марриотт», с ее белыми мраморными фонтанами и позолоченными чугунными арками, определенно радовала глаз. Она казалась оазисом цивилизации в подступающей со всех сторон неразберихе. Ближе к полуночи я отправил Шарлотту спать. Мы же с Робертом заказали себе скотч и проговорили еще несколько часов.
На следующее утро в восемь часов подали завтрак. Расположившись на балконе, мы с Шарлоттой жевали безвкусные резиновые тосты. С балкона открывался вид на пальмы, фонтаны и водопады, окружавшие гостиничный бассейн. Было еще прохладно, но теплые лучи солнца постепенно начинали проникать сквозь серый, низко стелющийся по земле туман. Краем глаза я наблюдал, как Шарлотта вытянула свои длинные ноги и принялась за чай. Она отбрасывала непослушную прядь со лба точно так же, как это делала Элизабет. Только теперь я в полной мере ощутил, сколь многого был лишен в этой жизни. Я не видел, как она росла. Как постепенно из ребенка превращалась в подростка, а затем и в юную девушку. Раньше я не позволял себе задумываться о своих чувствах к Шарлотте, но теперь, глядя на нее, испытывал странную, нелепую и совершенно мне раньше незнакомую гордость оттого, что она моя.
