— Пусть прежде споет, — сказал Дэвид, поняв намерение брата по выражению его лица. — Сначала узнаем от нее то, что нам надо, а потом делай с ней, что хочешь.
— Ладно, шлюха! — Пальцы Чарльза снова злобно сомкнулись вокруг ее соска.
— Как тебя зовут? Где Сент-Саймон нашел тебя?
— Бастардо! — Она плюнула ему в глаз, Чарльз заставил ее встать на колени и рванул руки вверх, так высоко вытянув их над головой, что она знала: еще один рывок, и руки будут сломаны. Но даже сквозь слезы она продолжала поносить их по-испански, стараясь совладать с болью и подступающей тошнотой. А ее все держали на коленях на жесткой земле, и голова клонилась и падала на грудь.
И вдруг картина резко изменилась: раздался рев, крик дикой, звериной ярости, от которого содрогнулась даже Тэмсин. Внезапно ее руки оказались свободными, а людей в масках как не бывало. Она тупо подняла голову и увидела их сквозь слезы, струившиеся по щекам, — они убегали с такой скоростью, будто их преследовали все фурии ада.
Все еще не переставая страшно кричать, мимо нее пронесся Габриэль, но вдруг остановился. Грязно ругаясь, он бросил погоню и подбежал к скорчившейся на траве фигурке. Он упал на колени рядом с ней:
— Ох, малышка… Я позже с ними разделаюсь. Габриэль поднял ее и, баюкая и раскачиваясь, прижимал к своей широкой груди, будто она была маленьким ребенком. Лицо ее побелело, глаза были похожи на фиолетовые камни, и несколько минут она, молча и дрожа, лежала у него на руках. Потом оттолкнула его с невнятным бормотанием. Она все еще ощущала вкус языка этого человека, и ее вырвало в канаву.
— О, я убью их, я буду их резать дюйм за дюймом, — тихонько причитал Габриэль, поддерживая ее, пока она стояла, наклонившись. — Я буду их выслеживать, как псов, да они и есть псы, а когда найду, сниму с них шкуру устричной раковиной.
Тэмсин знала, что это не пустая угроза.
— Они хотели знать, кто я такая, Габриэль. — К своему удивлению, встав, она обнаружила, что голос звучит вполне твердо. — Кто я и откуда. Я уверена, это были мои кузены.
Она стояла, задумчиво растирая свои исцарапанные запястья.
— Ты думаешь, их послал Седрик Пенхэллан? Она покачала головой.
— Из того, что мне о нем рассказывала Сесиль, я усвоила:
Седрик чрезвычайно осторожен. Он хитрый человек и не стал бы действовать так открыто, к тому же рядом со своим домом. Но я, несомненно, возбудила его любопытство.
Теперь, спокойная, она пригладила волосы, стряхнула с юбки сухие травинки и грязь:
— Что привело тебя сюда, Габриэль? Он пожал плечами:
— Да просто предчувствие. Я сразу забеспокоился, когда увидел тебя с этой миссис Люси, и, не знаю почему, я подумал, что мне надо прогуляться до деревни и отвести тебя домой.
— Слава Богу, что ты так подумал. — Она взяла обе его огромные ручищи в свои. — Мы с ними расквитаемся, Габриэль, но, пожалуйста, подожди. Все будет испорчено, если тебе отрубят в Бодмине голову по обвинению в убийстве.
Она пыталась улыбнуться, но лицо ее все еще болело после удара и сильных щипков.
— Когда мы доберемся до Седрика, им тоже не поздоровится.
— Только помни, что они мои, — сказал он тихо, но свирепо.
— Они от тебя не уйдут, — пообещала дочь Эль Барона, не чувствуя ни малейшего сострадания к своим кузенам.
— А до тех пор, малышка, никуда не ходи одна. Может быть, твой дядя и не натравливал на тебя этих мерзавцев, но, если он что-то учует, трудно будет предугадать последствия.
— Хорошо, — решительно согласилась Тэмсин. — Человек, который так изобретательно задумал расправиться с собственной сестрой, без труда разделается с безвестной чужестранкой. Ему ничего не стоит сделать так, чтоб она исчезла.
Глава 20
— Она ни слова не говорит по-английски, опекун.
— Кто?
Виконт раздраженно воззрился на вошедшего. Ему не нравилось, когда так бесцеремонно его отрывали от дел. Он смотрел на Дэвида, остановившегося в дверях библиотеки и не решавшегося двинуться дальше без приглашения.
— Да девка Сент-Саймона, — подал голос Чарльз из-за спины брата. — Мы думали, вам будет интересно это узнать.
Седрик тщательно сложил газету и положил ее на диван рядом с собой.
— Что вы думали? — Он прищурил черные глаза. — Надеюсь, вы не позволили себе ничего лишнего, сэр?
Дэвид переминался с ноги на ногу, но отвечал со своей обычной угрюмостью:
— Вы как-то вечером за обедом говорили, что вам хотелось бы знать, кто она. Мы подумали, что нам стоит выяснить это.
— И что навело вас на такую мысль, вы, услужливый остолоп?
Седрик взорвался, но ярость пока еще не перелилась через край. И это пограничное состояние, за которым неизвестно что могло последовать, казалось особенно угрожающим.
Оба молодых человека невольно отступили назад.
— Когда это я просил вас лезть в мои дела? И что же вы натворили?
— Мы задали девчонке пару вопросов, — ответил Дэвид неуверенно. — Но она не говорит по-английски… она лопотала что-то непонятное на каком-то иностранном языке.
— Но это не был язык «лягушатников», — бросился на помощь его брат. — Французский мы бы узнали.
Седрик все еще недоверчиво смотрел на них, размышляя, как долго они будут удивлять его своим идиотизмом.
— Она испанка, — сказал он. — Это уже известно всей округе.
— О! — Чарльз почесал голову. — Мы ведь только пытались помочь, опекун.
— Избавьте меня от вашей помощи, — возразил Седрик с отвращением. — Где вы вели эту поучительную беседу? — Его глаза смотрели пронизывающе. — Не на земле Сент-Саймона?
— О нет, сэр, — торопливо заверили они. — Она была в Фоуи, мы последовали за ней и… просто спросили ее имя.
Седрик откинулся на спинку дивана и внимательно изучал их, не скрывая непреодолимой брезгливости.
— Вы обидели ее? — спросил он тихо. — Вы оскорбили женщину, находящуюся под покровительством Сент-Саймона? Женщину, живущую в его доме на правах гостьи? Конечно же, вы этого не сделали. Конечно, вы не могли поступить так по-идиотски, хоть вы и ослы… Или все-таки сделали это? — внезапно закричал он.
— Нет, сэр… конечно, нет, — сказали они почти в один голос. — Мы просто задали ей несколько вопросов.
Седрик закрыл глаза со вздохом, выражавшим отвращение. Он знал их слишком хорошо, чтобы поверить. Они, похоже, могли получить удовлетворение, только причиняя женщине боль. У их отца была такая же причуда. И его жена, эта жалкая мышка, пряталась и скрывала свои синяки до тех пор, пока не умерла, упав с лестницы на седьмом месяце беременности. Никто из знавших Томаса Пенхэллана не поверил, что Мэри сама упала с лестницы. И близнецы унаследовали извращенные вкусы отца. Во всяком случае, обычно они возбуждались при виде уличных женщин, зато не уделяли внимания дамам своего круга. Оставалось только надеяться, что ни одна из них не окажется такой дурой, чтобы выйти замуж за Чарльза или его брата.
