Полностью избавившись от собственного комплекса неполноценности, Иэн хитро направил копье между туловищем соперника и его щитом — так открыта была его защита — и просто целиком вынул его из седла. Затем он пренебрежительно опустил его — безболезненно и достаточно аккуратно — на землю. К его немому изумлению, эта изящная и комичная сцена была встречена лишь криками и смехом простолюдинов.
Вместо того чтобы вернуться на свое место, он подъехал к Солсбери. Граф улыбнулся, пожал плечами и, предложив ему наклониться пониже, повторил имя, которое Иэн сразу не уловил. Теперь все стало ясно. Это был один из незаконнорожденных сыновей Джона. Прежде чем Иэн успел что-то сказать, герольды вновь вызвали защитника короля. Солсбери беспомощно взглянул на Иэна.
— Мы при первой же возможности дадим вам отдохнуть, — пообещал он. — К счастью, нашлось несколько благородных людей, которые хотели вызвать вас, но нашли причины не делать этого. Но есть много других…
Это было все, что он и Пемброк могли сделать. Иэн поднял руку в качестве приветствия и отправился за новым копьем. Неожиданная встреча с придурковатым, полным самомнения сыном Джона восстановила в нем силу. Левая рука его болела, и он чувствовал себя все еще утомленным, но к усталости ему было не привыкать. Кроме того, к его удивлению, усталость не возрастала. Он был уверен, что за это должен благодарить Пемброка. Старый друг Саймона был не имевшим себе равных турнирным бойцом и прекрасно мог оценивать силы участников. Сейчас должны состояться два легких поединка и один тяжелый. И после этого Иэн наверняка получит время для восстановления сил, пока другие рыцари будут сражаться друг с другом. Роберт де Реми был одним из наиболее активных, и Иэн с удовольствием отметил, что он действительно хорош. Возможно, он просто нервничал. Не так-то просто вызвать на бой человека, которого привык считать гораздо выше себя.
* * *
Элинор слегка встревожилась, когда копье Иэна сломалось, но, к счастью, не представляла себе, насколько тяжело он был контужен. Она еще некоторое время наблюдала за продолжавшимися поединками без какого-либо серьезного волнения. Даже когда Иэн сменил лошадь, хотя Элинор знала, что он устал наверняка не меньше своего коня, она не видела никаких перемен в его грациозной посадке и ловком обращении с копьем.
Беспокойство закралось в нее только при второй замене скакуна. Это было связано не только с тем, что она начала понимать, насколько Иэн должен быть утомлен и изранен, она еще к тому же узнала лошадь. Серые жеребцы все выглядели очень похоже, но Элинор знала каждого из них со дня их рождения. Незначительные оттенки, отклонения в поведении позволяли ей отличать их друг от друга. Иэн сел не на третьего серого жеребца, а оседлал первого. Это могло означать лишь то, что он придерживал третьего для какого-то серьезного испытания, приближения которого ждал.
Молодой рыцарь закричал, залитый кровью, упав под ударом копья Иэна. Элинор пожала плечами и поплотнее закуталась в меховой плащ. Ей было совершенно ясно, что Иэн настолько устал, что уже не может как следует контролировать силу удара. Он никогда бы умышленно не причинил вреда незнакомому юноше. Она видела, как он отбросил оружие и позвал кого-то из присутствующих, а затем подъехал к упавшему и, склонившись, заговорил с ним.
— Мне так холодно, — прошептала она.
Немедленно вокруг началась бурная деятельность. Поднесли ближе жаровню. Под ноги Элинор подложили новые горячие камни. Леди Эла, не переставая, твердила: «Я же говорила вам» — с какой-то даже личной обидой. Служанка схватила руки Элинор и принялась растирать. Прежде чем восстановилось спокойствие, Элинор сумела унять свои страхи. Если ее благодарные улыбки тем, кто помогал ей, казались натянутыми, это все-таки были улыбки.
Кровь вернулась к ее растертым щекам. К тому же среди обильного потока слов она слышала повторяющиеся многозначительные замечания, что солнце уже очень низко, давно пора обедать и что леди Эла проголодалась.
Она говорила это так часто, и ее хнычущий голос был так доходчив, несмотря на шум и крики зрителей на трибунах, что начало распространяться недовольство. Многие придворные начали беспокойно поглядывать на солнце. Королева склонилась к королю и что-то прошептала. Он что-то ответил ей в утешение, но Изабеллу было трудно успокоить или отвлечь, если она уже чего-то захотела. Она резко возразила, поглаживая рукой живот. Джон бросил неприязненный взгляд на свою жену. Если Изабелла уйдет, то за ней последуют все дамы и даже Элинор, так что он потеряет половину из запланированного удовольствия. Он долго и терпеливо ждал, чтобы показать ей, как упадет ее муж. Изабелла снова заговорила, ее голос уже переходил в рыдания, так что Элинор смогла уловить последние слова.
—…этим дурацким зрелищем, что совершенно не заботишься о том, какой вред может нанести мое голодание твоему наследнику. Мы не говорим обо мне! До меня тебе и дела нет. И не говори мне, что ты принесешь еду. У меня уже болит спина от долгого сидения на этой твердой лавке. Я знаю, что сама для тебя ничего не значу, но…
Джон погладил ее руку. Голос его был неразличимым мурлыканьем, и говорил он прямо жене в ухо. Но по тону ошибиться было нельзя. Изабелла уступила. Элинор невидящими глазами посмотрела на арену. Ее слабая надежда, что Изабелла вынудит мужа объявить об окончании состязаний, по-видимому, оказалась тщетной. Однако в ту же секунду стало ясно, что королева выполнила хотя бы часть своей миссии. Джон встал и дал знак герольду, который поспешил к нему. Вскоре затрубили трубы, и над полем понеслось объявление, что, учитывая поздний час, все вызовы «ради доблести» отменяются. Подобные дела можно будет уладить в рукопашной на следующий день. Только те, кто имеет настоящие причины для поединка или вызывает короля, будут допущены на ристалище.
Элинор сидела тихо и неподвижно, когда произносились эти слова. Она уже слышала, что приказал Джон герольду, и сомнения и страхи она держала при себе. Но за бесстрастным лицом суматошно работал мозг. Лучше это для Иэна или хуже? Если слишком много вызовов королевскому защитнику останется без ответа, это было бы значительно хуже. У Иэна в завтрашнем сражении тогда вообще не будет ни минуты отдыха. Элинор нервно сглотнула. Под прикрытием тяжелого плаща руки ее сжались. Жалобный поток слов Элы, лившийся в ее левое ухо, казался бессмысленной какофонией, но она была рада повернуть голову к ней, рада, что ее пустые, слепые глаза не доставят радости чудовищу, которое сидело с другой стороны.
* * *
Для Иэна это объявление не значило ничего, кроме того, что ему представилась возможность отдохнуть несколько дополнительных мгновений. Он достиг той стадии возбуждения, когда его мозг уже не работал, соображая, лишь когда его вызывали на бой. А что касается его боевых движений, то они были настолько отработаны за множество лет, что все это происходило чисто механически. Он увидел, как Солсбери и Пемброк поспешно направились друг к другу, и к ним присоединился герольд, объявлявший имена участников. Иэна не удивляло их беспокойство — он просто вообще ни о чем не думал. Когда луч солнца попал сквозь прорезь в его шлеме, он лишь чуть отвернул голову, чтобы уклониться. Ему не приходило в голову, что солнце могло попасть ему в глаза, только находясь очень низко на западе.
