Александр и его сотрапезники черпали из одного кратера и совершали одинаковые возлияния, которым предшествовали обрядовые действия, совершенные эллинскими прорицателями и магами. (9) Молились о ниспослании разных благ и о согласии и единении царств Македонского и Персидского. Говорят, что участников пира было 9000, и все они совершили одно и то же возлияние и после него запели пеан.
12После этого македонцы, которых старость или какое-нибудь увечье сделали негодными для военной службы, отошли от Александра в добром расположении. Оказалось их около 10 000. Александр выдал им жалованье не только за истекшее время, но и за то, которое случится им провести в дороге на возвратном пути домой. (2) Сверх жалованья дал он каждому еще по таланту.
Детей, прижитых от азийских женщин, он велел оставить у него: пусть не приходит с ними в Македонию раздор, который, конечно, возникнет у иноплеменников, рожденных от женщин-варварок, и у детей, оставленных дома, а также и у матерей их. Он сам позаботится о том, чтобы во всем воспитать их по-македонски и сделать из них воинов-македонцев; когда они войдут в возраст, он сам приведет их в Македонию и передаст отцам.
(3) Таковы были неверные и неопределенные обещания уходящим, но, чтобы дать им крепкое доказательство своего дружеского и любовного отношения, он решил отправить с ними, в качестве охранителя и вождя, Кратера, человека, которого он считал самым верным и которым дорожил пуще глаза. Перецеловав всех, расстался он с плачущими, плача сам.
(4) Кратеру он велел довести их домой, а затем взять на себя управление Македонией, Фракией и Фессалией и охрану эллинской свободы. Антипатру он велел привести молодых македонцев на смену отосланным домой. Вместе с Кратером отправил он и Полиперхонта в качестве его помощника: если с Кратером случилось бы что-либо в дороге (он был уже слаб, когда его отпускал Александр), то чтобы солдаты в пути не остались без предводителя.
(5) Ходили темные слухи, распускаемые людьми, которые объясняют царские поступки тем охотнее, чем они сокровеннее: они стремятся достоверное истолковать в худшую сторону, далеко от истины, потому ли, что им это кажется правдоподобнее, или по собственной злобе. Говорили, что Александр, поддавшись, наконец, наветам матери на Антипатра, пожелал удалить его из Македонии.
(6) Может быть, это удаление Антипатра отнюдь не означало опалу, а имело целью предотвратить превращение простого разногласия во вражду, уже неисцелимую. Оба, и Антипатр и Олимпиада, не переставая писали Александру: он – о высокомерии Олимпиады, о ее резкости, о вмешательстве во все дела, для матери Александра вовсе неблаговидном. Рассказывают, что Александр, получая эти сообщения о своей матери, сказал однажды, что квартирную плату за десять месяцев взыскивает она непомерную.
(7) Она же писала, что уважение и почет, оказываемые Антипатру, вскружили ему голову, что он забыл, кому он этим обязан; что он считает себя вправе занять первое место в Македонии и Элладе. По-видимому, все эти наветы на Антипатра произвели на Александра большое впечатление: для царства они были страшнее. Александр, однако, не обнаружил ни в словах, ни в поступках ничего, что дало бы повод заключить о его изменившемся отношении к Антипатру… [Фрагмент текста до настоящего времени не сохранился.]
13Гефестион испугался этих слов и против воли помирился с Эвменом, который охотно пошел на мир. На этом пути Александр, говорят, увидел равнину, отведенную для царских кобылиц. Геродот рассказывает, что долина эта называется Нисейской и кобылицы нисейскими. Раньше лошадей было около полутораста тысяч, но Александр застал там немногим больше 50 000: большинство кобылиц было похищено разбойниками.
(2) Рассказывают, что Атропат, сатрап Мидии, привел тут к нему сотню женщин; это были, по его словам, амазонки. Одеты они были как мужчины-всадники, только вместо копий держали секиры и легонькие щиты вместо тяжелых. Говорят, что правая грудь у них меньше; во время битвы она у них наружу.
(3) Александр велел убрать их из войска, чтобы македонцы или варвары не придумали чего-либо в издевку над ними, но велел передать их царице, что он сам придет к ней, так как желает иметь от нее детей. Обо всем этом нет ни слова ни у Аристобула, ни у Птолемея, вообще ни у одного писателя, рассказу которого о таком исключительном событии можно было бы поверить.
(4) Я же не думаю, чтобы племя амазонок сохранилось до времени, предшествующего Александру, а то Ксенофонт должен был упомянуть о них, упоминая и фасиан, и колхов, и другие варварские племена, по чьим землям эллины прошли, выйдя из Трапезунта или еще не дойдя до него. Здесь они наткнулись бы на амазонок, если бы амазонки тогда еще жили.
(5) Что вообще не существовало племени этих женщин, этого я не допускаю: столько и каких поэтов их воспевало. Известен рассказ о том, что к ним послан был Геракл, который привез в Элладу пояс царицы их Ипполиты, что афиняне, под предводительством Фезея, первые одержали победу над этими женщинами, пришедшими в Европу, и отбросили их назад. Битва между афинянами и амазонками изображена Миконом наравне с битвой между афинянами и персами.
(6) И Геродот часто рассказывает о них, и те, кто произносил похвальное слово афинянам, павшим на войне, упоминали, как об одном из важнейших событий, о сражении афинян с амазонками. А если Атропат показал Александру женщин-наездниц, то, думаю, показал он ему каких-то варварок, умевших ездить верхом и одетых в одежду, которая считалась одеждой амазонок.
14В Экбатанах Александр принес жертву, которую обычно приносил при обстоятельствах благоприятных, учредил состязания гимнастические и мусические. Бывали у него и попойки в дружеском кругу. В это время Гефестион почувствовал себя плохо. Шел седьмой день его болезни; рассказывают, что стадион как раз в этот день был полон, так как происходили гимнастические состязания между детьми.
Когда Александру сказали, что Гефестиону плохо, он поспешил к нему, но уже не застал его в живых. (2) О горе Александра писали по-разному. Что горе это было велико, в этом согласны все. О поведении же Александра рассказывают по-разному, в зависимости от того, относился писавший к Гефестиону и самому Александру благожелательно или же злобствовал и завидовал.
(3) Написаны были всякие нелепости, но одни, думается мне, считали, что слова и поступки Александра, продиктованные ему великой скорьбю о самом дорогом для него человеке, послужат к его чести, а другие, что они его позорят, потому что они не к лицу ни царю вообще, ни Александру в особенности. Одни рассказывают, что он упал на труп друга и так и пролежал, рыдая, большую часть дня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
