Она вздохнула. Не помогало. Принудительное восхищение видом из окна, специально вызванные мысли о том, что качество жизни можно и улучшить, если только немного отвлечься, — были лишь упражнением, некоей умственной игрой, предназначенной для того, чтобы при помощи ближайшего окружения снять стресс. Вид был великолепен, но расслабиться все равно не получилось.
Лорд-губернатор прислал приглашение. И теперь она ждала, когда он соизволит ее принять.
— Мамзель?
Северин не услышала, как вошел сервитор. Она отпрыгнула от окна, чувствуя себя глупо из-за того, что ее поймали с по-ребячески прижатым к стеклу лицом.
— Да?
— Лорд-губернатор ждет вас, — произнес сервитор голосом тихим, словно шорох горящей бумаги. Сделан он был искусно, кожух покрыт золотом, напоминая пустое лицо ангела. — Лорд-губернатор приносит свои извинения за то, что заставил вас ждать.
Этта милостиво кивнула. Ее терзала страшная мысль, не осталось ли на лбу от прижимания к стеклу красного пятна.
— Сюда, пожалуйста, — произнес сервитор.
Он повел ее из вестибюля в застеленный ковровой дорожкой коридор, мимо нескольких групп губернаторских телохранителей в полной защитной экипировке, через два огромных и шумных зала, где с крайне деловым видом толклись референты и адепты. Работа здесь не утихала. В военное время ведомства лорда-губернатора трудились до поздней ночи, насколько поздно бы она тут ни приходила. Северин заметила среди сотрудников Муниторума, старших членов Экклезиархии и Телепатикус и местной знати несколько высоких чинов из СПО и как минимум трех генералов Имперской Гвардии — все из орестских частей. Они путались везде, просматривая данные, делясь мудростью, требуя подтверждений и свежей информации. Референты и сервиторы сновали туда-сюда, разнося коммюнике, свежезагруженные планшеты, свернутые карты и подносы с кофеином. Царила атмосфера занятости, неотложности и серьезности. Прекрасные старинные бюсты и бесценные картины, украшающие эти грандиозные залы, глазели на толчею в молчаливом изумлении. Но никому до них не было никакого дела.
Сервитор привел Северин к двойным дверям из темной древесины нала. Створки были вдвое выше, чем следовало бы. У дверей на посту стояли два телохранителя. Она узнала обоих: майора Готча и майора Ташика, подчиняющихся только сеньору Френцу, главе губернаторских телохранителей. Она встречала их на всяких официальных церемониях, где они сопровождали лорда-губернатора. Их физическая мощь ее пугала. Два здоровяка, бывших штурмовика Гвардии, в безупречных малиновых мундирах, черных тиковых брюках, серебряных кирасах и блестящих клювастых шлемах с кринетом из белых перьев. У Готча по правой щеке, рассекая губы, шел впечатляющий шрам в форме подковы. За плечами у обоих висели хромированные хеллганы. То, что лорд-губернатор поставил двух из своих самых лучших людей стеречь его двери, говорило о многом.
— Ее ждут, — произнес сервитор.
Готч шагнул вперед:
— Я знаю. Добрый вечер, мамзель Северин.
— Добрый вечер, майор. Надеюсь, у вас все хорошо?
— Сыт уже этим по горло. Прошу прощения, мамзель. Таков порядок.
Северин кивнула и протянула свою биометрику, позволив считывающему жезлу «обнюхать» ее.
— Не сделаете ли пируэт?
Она улыбнулась и медленно, робко повернулась кругом, пока Готч водил жезлом вверх-вниз по ее фигуре. По обеим сторонам от дверей на стенах висели тяжелые зеркала, и, поворачиваясь, она мельком уловила свое отражение. На лбу, слава Трону, никаких красных пятен не было. Она увидела статную женщину сорока восьми лет, одетую в строгое платье и пелерину из серой шерсти, застенчиво поворачивающуюся, пока великан с белой кокардой водит датчиком вдоль ее тела. Рыжие волосы, коротко, по-деловому подстриженные, в зеркале смотрелись неплохо, а деньги, которые она заплатила за недавние омолаживающие процедуры, были потрачены не зря. Ни единого изъяна, ничего не провисает, полные губы, искусно выщипанные брови, глаза, за которые умрет любой мужчина.
Ну, не то чтобы кто-то уже умер, конечно.
— Все в порядке, — сказал Готч, отключив жезл и сунув его в кобуру.
— Вы ждали чего-то другого? — спросила она, отважно рассмеявшись.
Готч улыбнулся в ответ. Улыбка из-за шрама вышла несколько кривой.
— Таков порядок, мамзель. Лишняя осторожность не помешает. Сейчас любой может украсть чье-то лицо.
— Да, я слышала, — откликнулась она.
— За ваше им пришлось бы выложить немало, — добавил он.
Северин промолчала и залилась румянцем. Это флирт или упрек за дорогостоящее омоложение?
Пока она искала, что ответить, майор Ташик нажал кодовую кнопку на стене, и тяжелые двери открылись, гудя электромоторами.
Все еще улыбаясь своей рассеченной улыбкой, Готч с поклоном пригласил ее внутрь.
— Благодарю вас, майор, — ответила она.
Внутренним кабинетом лорду-губернатору служил огромный круглый зал со световыми люками наверху, через которые, словно мед, сочился свет заходящего солнца. У одного края зала, за гигантским столом из позолоченной бронзы, стоял обитый кожей трон с высокой спинкой. Позади него висел официальный портрет Франца Хомулка, первого губернатора Ореста. В углах потолка парили светосферы. Гололитические стенные панели беззвучно прокручивали потоки данных и новостные выдержки со всех территорий.
Алеутона за столом не было. Он сидел посреди гнезда из кожаных диванов слева от нее, негромко переговариваясь с древним, трясущимся старцем в белоснежных одеждах. Северин узнала старика с первого взгляда: Каспар Луциул, прелат экуменик Министории Ореста. Экклезиархальные служки в длинных платьях предупредительно вытянулись за диванами; наверху парили страж-дроны. Рядом ждала великолепная шагающая карета из красного дерева, похожая на исповедальную будку на паучьих ногах.
— Мамзель Северин, — провозгласил сервитор.
Дроны взвились при звуке его голоса, активируя свое термобарическое оружие. Некоторые надули ангельские щечки и зашипели.
— Отставить, — произнес прелат с легким взмахом пурпурной перчатки.
Серафимы отлетели обратно. Северин пришла в голову мысль, что колец на пальцах старика многовато.
— Этта, как хорошо, что ты пришла, — произнес, поднимаясь, губернатор Алеутон.
«Как будто у меня был выбор», — подумала она.
— Не смею вас больше задерживать, ваше высокопреосвященство, — обратился Алеутон к прелату. — Благодарю вас за уделенное время и внимание.
Луциул поднялся, его движения сопровождало жужжание скрытой аугментики.
— Всегда приятно поговорить откровенно, Поул, даже в такое время. Экклезиархия безоговорочно на твоей стороне. Я верю всем сердцем, что ты не оставишь Орест в этот трудный час.
Он протянул руку. Лорд-губернатор склонился и запечатлел поцелуй на золотом кольце Творца Варна.
— Император защитит, — произнес прелат.
— Я вверяю себя, как и всегда, Трону Терры, — откликнулся Алеутон.
При помощи служек Луциул с трудом забрался в свою шагающую карету. Серафимы с жужжанием вились сверху. Служка закрыл дверь, и машина пришла в движение, клацая по плиткам пола. Служки окружили карету, один из них принялся размахивать кадилом. Луциул неторопливо направился к выходу из зала, серафимы полетели следом восходящей вереницей, словно ноты на нотном стане. Проходя мимо Северин, прелат остановил карету.
— Мамзель, — произнес он, глядя через плетеную узлами ширму. Его морщинистое лицо напоминало грецкий орех. Этта ощутила сладкий запах елея.
— Ваше преосвященство, — ответила она с поклоном.
— Император с тобой, дитя мое. Я полагаю, у лорда-губернатора есть для тебя работа. Служи ему, как родному отцу.
— Я исполню свой долг, ваше преосвященство, — сказала она.
Ее отец, владелец внутрисистемного торгового флота, увлекался «веселыми камнями» и не стеснялся пускать в ход кулаки. Так что Северин собиралась послужить лорду-губернатору гораздо лучше, чем своему старику.
За прелатом и его свитой закрылись наловые двери.
— Этта, — позвал лорд-губернатор.
— Милорд.
— Подойди, присядь.
Лорд-губернатор был облачен в тяжелые белые доспехи Гордой гвардии Ореста. Когда он сел, стало видно, как ему неудобно.
— Длинный был день, — признался он. — Я обычно одеваюсь так только для официальных случаев.
— Вы выглядите очень представительно, сэр, — сказала Северин, присаживаясь напротив.
— Спасибо. Правда выгляжу?
— Да, — ответила она. — Достойно и по-королевски.
— Что ж, слава Трону. Если Орест сгинет в огне, я по крайней мере смогу умереть, выглядя достойно и по-королевски.
Алеутон несколько секунд рассматривал плитки пола, затем поднял взгляд на Северин.
