— Ты предлагаешь переизбрать короля?
— Ну, этого сейчас никто не позволит. На переправе коней не меняют — плохая примета. А вот после войны на трон Речи Посполитой понадобится новый король. Наследника у Яна Казимира так и не родилось. Француз не должен пройти никак, и, думаю, не пройдет. Кто же?
— Я бы избрал Кмитича. Это был бы второй Витовт!
— Ну, — Богуслав сморщил нос, — Кмитич не подойдет. Он — мужик.
Михал метнул сердитый взгляд на Богуслава:
— Не оскорбляй моего сябра! Он благородный и честный человек, и мужицкого в нем нет ничего!
— Я тоже восхищаюсь Кмитичем, — успокаивающе выставил вперед ладони Богуслав, — тут notandum (нужно заметить — лат.), что сам Кмитич не захочет сидеть на троне со скипетром и державой, важно раздувая щеки. Скорее лесником пойдет работать, чем согласится на роль короля!
— Это точно, не захочет. Здесь ты прав.
— Вот и я том. Кмитич слишком умен и независим, чтобы обременять себя самой неблагодарной на свете профессией. И я тоже никогда бы не стал королем. И ты! Если бы даже уговаривали. Радзивиллы должны стоять у трона, но не сидеть на нем. Сидеть же на троне должен человек не умудреный, но жаждущий повелевать и властвовать. При этом он должен не уметь руководить, ибо это будем с успехом за него делать мы — Радзивиллы.
— И ты считаешь, что Ян Собесский такой вот любящий власть идиот? — вновь оскорбился Михал, теперь уж точно понимая, почему упомянул Собесского Богуслав.
— Не идиот он! — замахал множестом завитушек на светло-буром парике Богуслав. — У него есть большой плюс: он свой и для поляков, и для русин, и для литвинов, и его все за своего считают. Сам же Ян — простодушный и храбрый человек, но не без некоторого тщеславия, и он, что важно и что очень хорошо, не семи пядей во лбу, как и его сестренка! То, что надо, мой братко Михал! А разве твоя жена откажется быть сестрой короля? И у тебя, насколько я заметил, с ним очень доверительные отношения!
— Это так. Он делится со мной самым сокровенным, — задумчиво поглаживал подбородок Михал. Ему идея Богуслава уже начинала нравиться. Михал не совсем разделял мнение, что у Княжества должен быть свой король. Этим, как ему казалось, окончательно разрушалась бы Речь Посполи-тая. Михал не хотел развода с Польшей. Кризис 1654 года, когда Литва осталась наедине со своей проблемой, он объяснял политическим кризисом не только Литвы, но и Польши, тоже ставшей легкой жертвой. Польша в те дни не могла помочь ни себе, ни Литве. Сейчас же все возвращалось с головы на ноги. И уж если королем Речи Посполитой будет, к примеру, Собесский, то Михал в том видел лишь благо для всей Республики, как и отпадающую необходимость отделяться от Польши. Вероятно, если будет королем Собесский, то не понадобится и выбирать своего короля Литве, ибо Собесский будет «свой», dobry król (добрый король — польск.) и для поляков, и для всех русских граждан ВКЛ.
— Если мы сможем заставить всю литвинскую шляхту проголосовать за Яна Собесского, — сказал Михал вслух, — что, уверен, будет очень легко сделать, то у нас на троне будет стопроцентно свой человек. И возможно, даже двукоролевие не понадобится, ибо мы, Радзивиллы, через меня и Катажину сможем ad negotia Reipublicae admissus (быть допущенными до дел Речи Посполитой — лат.), — на манер Богуслава вставил латынь Михал, лукаво взглянув на кузена.
— Это только если Ян нас будет хорошо слушаться, — задумчиво кивнул Богуслав, — но… власть людей иных меняет до неузнаваемости, милый мой Михал. Я все же за то, чтобы использовать твоего родственника именно как ступень к отделению от Польши.
— Уф! — Михал с досадой вздохнул. Богуслав-таки не разделял его мнения по сохранению Речи Посполитой.
— Добре, согласен, — неожиданно произнес Несвижский князь, — но мы сейчас говорим так, будто выборы уже на следующей неделе. Все это слишком преждевременные разговоры, Богуслав, — Михал продолжал задумчиво поглаживать подбородок, — победим царя, тогда и поговорим, братко. Расскажи лучше про ваши дела с Аннусей. Глебовичи отстали со своими грязными претензиями на ее наследство?
— Претендуют, мрази, на Биржи! А для меня он как для тебя Несвиж! Мой официальный титул, если ты еще не забыл, даже не «Слуцкий князь», как меня все именуют, а «князь на Биржах и Дубинках».
— Глебовичи не имеют никакого права на Биржи. Борись. Я же, со своей стороны, сделал все, чтобы ты здесь вот так запросто ходил и выступал на сейме.
— Дзякуй тебе, Михал… Кстати, а где именно находится сейчас наш упомянутый всуе друг Кмитич?
— Партизанит. Но точно не знаю где. Ушел в леса, собрал партизан, да и наводит страху на московитов по всему Полоцкому и Витебскому воеводствам. Говорят, даже пару городов отбил.
— Ну и молодец. Сам себе армия. Всегда завидовал его самодостаточно сти!
— Он свободен, — тихо произнес Михал.
— Что? — не понял Богуслав, нахмурив темную дугу брови. — Что значит «он свободен»?
— Это значит, что мы с тобой не свободны так, как Самуль. На нас цепями висят обязательства, гонор… Кмитичу плевать на все это. Я тоже завидую, что у него так все легко получается. Но мы — Радзивиллы. У нас так никогда не получится.
— Проклятый род? — Богуслав вопросительно уставился на Михала.
— Не проклятый, — возразил Михал, — а Богом избранный. А эта честь всевда тяжела, Богуслав. На нас ответственность лежит.
— Вот именно, — вновь поднял вверх указательный палец Богуслав, — и я эту ответственность уже чувствую, как она давит мне на плечи. Если мы не определимся с кандидатурой будущего короля Речи Посполитой сейчас, то очень скоро это окажется вообще поздно делать. Мы обязаны опередить конкурентов. Ты со своего бока и с бока жены своей намекни Яну, что вся Литва пошла бы за Собесским, выдвинь он свою кандидатуру на пост короля.
— Хорошо, — кивнул Михал, — ну, а пока я хочу все-таки вытащить Самуля из его любимых лесов, а то совсем в медведя превратится! Уже второго гонца посылаю к нему. Хочу, чтобы помог воевать против Хованского.
— Да уж, Хованский от одной его фамилии бежать будет до Смоленска, — усмехнулся Богуслав, даже не подозревая, насколько его слова окажутся пророческими.
— И последнее, — Михал остановился, повернулся к Богусла-ву, но опустил голову, не решаясь смотреть ему в глаза, — меня очень волнует судьба Аннуси, Анны Марии Радзивилл.
— В каком смысле? — нахмурившись, насторожился Богуслав.
— Ты, Богуслав, откровенно не прав в отношении своей воспитанницы. Ты ее любишь. Это я знаю. Любишь, но боишься своей любви и скрываешь ее и от Аннуси, и от себя самого. Что в результате? Ты отшиваешь женихов одного за другим. Да, Михал Пац не пара ей. Тут ты прав. Но ведь тебя никогда никто не устроит. В тебе кипит жгучая ревность, — Михал только сейчас поднял глаза на кузена, ожидая бурю гневных эмоций с его стороны. Но Богуслав стоял абсолютно молча и мирно слушал, слегка склонив голову, словно раздумывая.
