Я лег в койку и стал думать, что можно, пожалуй, свалить. Температура, дробь в голове, но нечего здесь делать, пусть Хазин загорает, у него, похоже, действительно лептоспироз, а я бы домой. В гостиницу. То есть не в гостиницу, а на поиски. Сегодня второй день, поисковики продвинулись так далеко, что им, перед тем как добраться до места, приходится три часа идти по уже отработанному лесу через жару. Я представил, как они все сейчас шагают через лес в леспромхозовских костюмах, и решил, что стоит остаться в больнице, поспать до вечера и уже вечером вернуться в гостиницу.
Я укрылся одеялом, рыбаки у окна не шевелились, я выпил морковный сок и сразу уснул, от жары и от температуры, от усталости, Чагинск утомил меня.
Вечером в палату заглянул Салахов.
Я спал, Салахов подкрался и тихо сел рядом. Глаза я не стал открывать, наблюдал из-под ресниц. Салахов сидел и сидел, ничего не делал, наверное, минут пять. А потом догадался, что я проснулся, и стал щупать пульс, вроде как заботиться о здоровье. Тогда я открыл глаза.
Я зевнул и сел. Голова кружилась.
— Я так и знал, — сказал Салахов. — У вас жар.
У меня действительно был жар, я чувствовал это, даже не трогая лоб. Щеки горят, и глаза сухие.
— Посмотрите… — Салахов принялся водить пальцем у меня перед глазами, так быстро, что я не успевал за ним следить.
— Голова кружится, — сказал я.
Упившиеся рыбаки отсутствовали, постели убраны, капельниц нет.
— Это от обезвоживания, я велю принести регидрон.
Кочегар Паша проснулся и жалобно спросил:
— Доктор, может, дренажи снимем? Уж и не отходит ничего, а они торчат, как лапки лягушачьи. Щекотно…
— Завтра снимем, на процедурах… Кстати, там ужин начинается.
Паша быстренько убежал.
— А вам, Виктор, только завтра ужин выпишем. Завтра на обед сардельки, кстати.
— Заманчиво, — сказал я. — Но я завтра собирался отправиться домой… То есть… в гостиницу. Знаете, Рамиль, у меня на самом деле полно работы, эта книга… Она идет не так легко, как мне представлялось…
Я рассказывал про работу, Салахов кивал, я понимал, что он не очень слушает.
— Виктор, у нас к вам небольшая просьба, — вкрадчиво произнес Салахов, когда я замолчал. — Давайте мы вас оформим как инфекционного, хорошо? Инфекции у нас до сих пор опасаются, так что лишний больной нам не помешает. Особенно такой больной. Пациенты, скажем прямо, питаются не очень полноценно, лишнее довольствие нам весьма кстати. А вы, разумеется, можете не лежать, с утра уйдете…
— С утра? — перебил я.
— Лучше с утра. Понимаете, все-таки нужно соблюдать некоторую видимость… Кстати, как вам в палате?
— Нормально. Но я хотел…
— Ясно-ясно, мы переведем вас в отдельную.
— В изолятор? — поморщился я.
— Зачем в изолятор? В отдельную палату, вам там будет удобнее, у вас пульс за сто двадцать и давление, вероятно, скачет. Мне кажется, вы слегка переутомились, — сказал сочувственно Салахов. — Это случается с людьми вашей профессии. Писать книги… Думаю, это весьма утомительная работа.
— Когда как, — ответил я. — Потом, опять же смотря про кого. Если…
— У нас есть отличная палата, — перебил Салахов. — Вам в ней будет удобно.
Вошла медсестра, посмотрела на меня настороженно и вручила Салахову медицинскую карту, я успел прочитать на обложке свою фамилию.
Салахов долго смотрел в бумаги, изучал результаты анализов, морщился, кряхтел, так что у меня возникли нехорошие предчувствия.
— Что там? — осторожно спросил я.
Написано красной шариковой ручкой. Имя, фамилия, год рождения.
— Ничего страшного, — заверил Салахов. — Обычная ерунда… Посевы еще не готовы, если честно…
Выцветшими чернилами.
Салахов мялся. А медсестра делала вид, что поправляет постели. Я молчал.
— Как, кстати, дела на стройке? — спросил Салахов.
— Немного приостановлены, — ответил я. — Светлов направил рабочих на поиск. Но в целом все идет по плану. К осени планируют начать заливку фундамента.
— Да, станция… Никогда не думал, что в Чагинске будет атомная станция, это фантастика…
— НЭКСТРАН бумажный комбинат строит, — поправил я.
— Конечно, — понимающе улыбнулся Салахов. — Конечно, бумажный комбинат. Знаете, здесь давно собирались построить комбинат — кажется, в девяносто четвертом. Американцы еще хотели.
— Американцы?
— Да, прилетали на вертолете. Они там опустились, на левом берегу, где земляничники. Одна американка набрала полбанки и была в восторге. Им тогда здесь понравилось, помню… Но комбинат они почему-то так и не построили.
— А сейчас построят, — сказал я.
— Построят… И это хорошо!
Салахов изобразил некоторый энтузиазм и похлопал меня по колену.
— И это хорошо, — повторил он. — Это очень хорошо! При каждом большом предприятии наверняка будет…
Салахов замолчал, слегка покраснел и покосился на медсестру.
— Я хотел сказать, что жизнь в Чагинске, безусловно, изменится. К лучшему. Мы все давно хотим, чтобы жизнь изменилась. Наш город заслуживает этого.
— У руководства тоже очень большие планы, — согласился я. — Промышленный кластер, экономический расцвет. Откроют новый вокзал, возможно, техникум бумажной промышленности…
— Мы все только за! — воскликнул Салахов. — Давно пора думать о будущем, молодежь бежит…
Салахов замолчал, покраснел сильнее.
— Я хотел сказать, что молодежь не видит перспектив, я не имел в виду этот конкретный случай с мальчишками… я уверен, что ребят найдут…
— Найдут, — согласился я. — Дети всегда бегут, вы правы.
— Да… Я сам бегал, чего уж… — сказал Салахов. — Так хотелось сбежать, хоть куда-то…
Салахов виновато улыбнулся.
— В детстве люди другие, — сказал он. — Лучше. Поэтому и пытаются бежать.
А потом уже не пытаются. Кстати, у меня племянник есть, в газете нашей работает. Хочет про вас статью написать.
— Про меня?
— Да. Он сам немного литературой занимается, рассказы посылает. Вы не против с ним побеседовать?
— Нет, — сказал я.
— Спасибо!
Салахов потер лоб. За окном действительно вечер, сумерки.
— Не хотите капельницу? — спросил Салахов.
— Что?
— Прокапаться, я вам предлагал. Витамины, электролиты. Этим летом тяжелая погода, у многих проблемы с сосудами, а капельница помогает. Отличная поддержка организма.
— Нет, спасибо, — отказался я. — Попозже.
— Подумайте. Я бы рекомендовал вам все-таки отдохнуть пару деньков.
Я хотел отказаться в очередной раз, но Салахов опередил.
— Давайте вы завтра решите? — сказал он. — Утро вечера, как говорится.
Поспите, подумаете, на завтрак у нас каша. Вкусная каша.
— Хорошо, я подумаю.
— Вот и славно!
Медсестра взяла карту и покинула палату, Салахов тоже засобирался. Мне показалось, он хотел еще что-то сказать, но он промолчал.
— А как Хазин? — вспомнил я.
— С ним все отлично, — заверил Салахов. — Поставили ему антибиотики и диклофенак, стал как новенький.
— Его уже кусали в детстве, — пояснил я.
— Всех кусали в детстве, меня лично несколько раз, — сказал Салахов. — Однажды меня укусила черепаха.
Всех кусают, какая без
