и про запас одну прихватил.
Они несколько минут о чём-то беседовали, сержант даже что-то показал Алексею на планшете. Тот только оживлённо закивал. Потом он затушил носком берца брошенный на покрытый инеем асфальт окурок и вернулся за руль.
— Эти ребята — не наши клиенты, — с облегчением произнёс пограничник. — О каких-либо инцидентах с применением оружия в отношении военных этой ночью не слышали. Просто патрулируют по маршруту, пугают мародёров. Этих вот тормознули, увидев, что микроавтобус забит шмотками и прочими материальными ценностями.
— А нормально было так выходить и говорить с ними? — с недоверием спросил Влад. — Вдруг всё-таки это очередная группа ликвидации.
То, как Алесей подчинился приказу остановиться, и вышел общаться с патрулём, ему показалось несколько опрометчивым.
— Иногда просто приходится рисковать, Влад. К тому же, будь они диверсантами, нас бы порешили при первой же возможности, уж поверь. Или нас бы расстреляли свои же, если бы не остановились, сейчас разговор короткий. Как тебе такая вилка?
Ну да, и раньше-то нарушение требования остановиться грозило тем, что гаишники начали бы стрелять на поражение, что уж говорить о нынешних далеко не простых временах. Вилка, да, непростая.
— Что-то интересное удалось выяснить? Что он тебе на планшете показывал?
— Да ничего такого, очередная военная пропаганда.
— А конкретнее?
— Наша подлодка смогла подобраться к восточному побережью США и заснять с беспилотника результат ответного удара по Нью-Йорку. А то знаешь, у нас же народ недоверчивый, пока не покажут, не поверят.
— Да и сейчас скажут, что на Мосфильме сняли, особенно некоторые.
— Это да, — ухмыльнулся, соглашаясь, капитан.
То, что в стране продолжали работать специально подготовленные провокаторы, которые подначивали не сильно критически мыслящих людей, не секрет. Но с ними вели работу спецслужбы. Не то сейчас время, чтобы можно было говорить всё то, что они говорили до войны.
Боже, каким же был травоядным так называемый кремлёвский режим! Ну, реально по отношению ко всякого рода типа журналистам, получающим жалование из-за рубежа, власти вели себя как веганы по отношению к бифштексам — старались не притрагиваться. Другое дело, что некоторые совсем уж начинали границы терять, уверовав в свою полную безнаказанность, о чём даже не стеснялись заявлять публично.
— И как там Нью-Йорк?
— В труху, Влад! В труху! — довольно ответил капитан.
Что испытал при этих словах Влад? Пожалуй, всё-таки удовлетворение. Если бы он узнал, что ответный удар оказался безрезультатным, это однозначно вызвало бы разочарование и не прибавило бы боевого духа ни ему, ни вообще людям, в том числе военным.
Ещё во время своей работы в лагере он сталкивался с просто-таки упёртыми пацифистами и толстовцами, которые говорили, что. Понятно, что таких людей держали на контроле и даже проводили с ними профилактические беседы, если это можно так назвать. Нет, они не были шпионами или штатными провокаторами иностранных спецслужб, но понятно, что подобные речи не внушали доверия у граждан к собственным властям да и вообще сказывались крайне не благоприятно на обстановке в лагере. Пострадавшие от бомбардировки и потерявшие близких людей не выдерживали и кончали жизнь самоубийством, не имея ничего, что их поддерживало бы в их бытии.
А чувство мести, хотя бы и на короткое время, но может заставить людей биться и трудиться ради общей победы.
Да, как и сказал Алексей, эти кадры — пропаганда, но очень нужная и важная. И даже то, как пограничник произнёс «В труху!», с каким выражением это сделал, то, как он был доволен результатом увиденного, говорило в пользу её необходимости.
Плоха ли война как явление? Безусловно! Горе, которое она приносит семьям, иногда полностью уничтожая их, ни с чем не сравнится. И даже когда война заканчивается, она ещё многие десятилетия не позволяет о себе забыть, тыкая в глаза искалеченными солдатами на паперти и беспризорниками, оставшимися без родительского попечения.
Но означает ли это, что надо сдаться? Что не стоит сопротивляться, а надо лечь на спину и поднять лапки кверху? Проявить, так сказать, толстовское непротивление злу? Но, позвольте, оно же смертельно! Как можно взывать к милосердию и миру во всём мире, когда тебе на голову летит боеголовка, превращающая всё вокруг в радиоактивный пепел? Нет, господа, в такие моменты очень хотелось бы, чтобы тот кто запустил в твою сторону ядерную боеголовку начинал бы молиться, так как понимал бы, что возмездие неизбежно. Даже если ты уже давно будешь распылён на атомы в эпицентре взрыва, враг должен понимать, что ответ будет обязательно. А главное — ты сам должен это знать. Знать, что ты сам будешь отомщён, что будут отомщены твои родители, твоя супруга, твои дети…
Да, Спаситель говорил, что если тебя ударили по одной щеке, то подставь другую. Над тем, что он имел в виду, веками бьются богословы и философы. Может быть, смысл в том, что ударившему надо дать время одуматься, а не бить сразу в ответ и наотмашь?
В конце концов, он же сказал, что надо всего лишь подставить вторую щеку, а не позволять по ней бить. И уж тем более, Иисус не сказал, что делать, когда щёки всё-таки закончатся. Вполне может так случиться, что продолжение его фразы потонуло в шумном гомоне сопровождавшей его толпы. Или вообще было вычеркнуто из всех источников священнослужителями, переписывающими священные тексты под тусклый свет восковой свечи в каком-нибудь монастыре.
Что если там было продолжение типа: «А если это не поможет, то бейте так сильно, как только можно, ибо объяснять что-либо этим придуркам просто бесполезно!»
Да, Аля частенько называла Влада богохульником за его рассуждения на религиозные темы, а ему нравилось её подначивать, если она уж больно навязчиво для него начинала соблюдать пост или бегать по церквям ставить свечки за здравие, за упокой и вообще. Обычно это помогало, и Аля не то чтобы соглашалась с мужем, но религиозного рвения у неё значительно убавлялось.
— Я вот сейчас о чём подумал, — задумчиво произнёс Влад, пока они ехали по дороге. — Тот диверсант, он же понимал, что, скорее всего, он тоже погибнет от взрыва гранаты.
— Я бы сказал, что он точно знал это, — кивнул Алексей, занятый управлением автомобилем.
— Но тогда… — Влад попытался сформулировать мысль. — Тебе не кажется, что мы столкнулись с какими-то фанатиками?
— Кто знает, — пожал плечами Алексей.
— Но пойти на то, чтобы уничтожить цель, даже если сам погибнешь, на это не многие способны, на это надо иметь особый склад ума. Верить надо в то, что ты прав.
— Или твоих родных держат в заложниках, тоже вариант.
— Не уверен. Ты
