– Если вы позвоните им, Хай, – говорю я, – вы нас очень обяжете.
– Кроме того, – добавляет Клара, взяв меня за руку, – нам нужно в ванную комнату.
Мендель окидывает нас своим странным взглядом и снимает трубку.
Мы снова превращаемся в девочек-подростков, которые включали в ванной воду, чтобы шепотом посекретничать.
– Как ты думаешь, почему он так потрясен? – спрашивает Клара, усевшись на сиденье унитаза. – Ты думаешь, ему известно про Лоретту?
– Не знаю, – отвечаю я, прислонившись к раковине. – Я только удивляюсь, что мы вообще еще способны о чем-то говорить.
Клара откидывает с лица несколько прядей, и ее голубые глаза опять наполняются слезами.
– Я знала, что рано или поздно это случится. Я была в этом уверена.
– Как ты можешь так говорить?
– Просто это правда, – вздыхает она. – Тебя не было здесь все эти годы, и ты не видела, как она постепенно сходила с ума.
– Ты на меня злишься.
– Вовсе нет, – устало говорит она. – Ничего я не злюсь. Но тогда, пожалуй, злилась. Ты совсем ее бросила и занялась собой. А она мне звонила каждый божий день в семь часов утра и принималась плакать и жаловаться на отца. Не знаю, как все это воспринимал Стивен. К нему она была особенно придирчива и несправедлива. С ней было так трудно общаться. А ведь на мне были дети, машина, дом и Стивен. И так слишком много…
– Почему же ты никогда не позвонила мне, не попросила помочь?
Клара смеется.
– А как бы я это сделала? Я вообще не представляла, где тебя искать.
– Ты всегда могла застать меня в редакции.
– Ну да, конечно. И попросить передать тебе записку, когда ты вернешься с какой-нибудь очередной конференции исламистов в Северном Йемене. Брось, Мэгги! На тебя нельзя было рассчитывать.
– Вот видишь, ты злишься на меня и не хочешь в этом признаться.
Она поднимает руки.
– О'кей! Я на тебя злюсь. Разве от этого что-нибудь меняется? – Она качает головой. – Ужаснее всего то, что я гораздо больше злюсь на саму себя. Я была такая дура…
– Почему ты так говоришь?
– Да потому, что я всегда стремилась, чтобы всем было хорошо, и отдавала ради этого всю свою жизнь.
Меня задевают ее слова.
– А я, значит, не стремилась? Так?
Однако моя обида ее отнюдь не останавливает.
– О нет, Мэгги, конечно, ты стремилась. Ты изо всех сил стремилась делать то, что тебе нравилось, и тебе было абсолютно наплевать, что твоя сестра должна все это расхлебывать одна.
– А тебе, конечно, было так трудно, хотя бы один раз сказать мне о том, что у вас происходит. Ведь я звонила домой очень часто и всегда спрашивала у тебя, как дела, как мама, как дети. И ты всегда отвечала, что все прекрасно. Ты как будто специально отстранялась от меня!
– А мы никогда и не были близки, – неопределенно замечает она. – Поэтому так все и было… А может быть, мне казалось, что ты такая сильная, что заберешь себе все, а мне не останется… – Она умолкает.
– А тебе не останется ничего? – мягко говорю я. – Ты так думала?
И Клара и я улыбаемся. И обе – с иронией.
– Ты же знаешь, они тебя любили, – словно упрекает она меня.
– Да что ты, – фыркаю я.
Разве они вообще любили меня когда-нибудь?
– Ничего подобного, – говорю я. – Что бы ни случалось, во всем всегда была виновата Мэгги. Даже если они ловили тебя с поличным, все равно ухитрялись переложить вину на меня, заявляя, что я дурно на тебя повлияла.
На лице Клары появляется холодное выражение.
– А почему я должна тебя жалеть? – тихо говорит она. – Я хочу сказать, с какой стати я должна это делать, когда ты достигла всего, что хотела?
– Ты и за это злишься на меня?
Воцаряется напряженная тишина. Так всегда бывает, когда мы касаемся этого предмета. И всякий раз мы обе опасаемся того, как бы не зайти слишком далеко. Мы боимся продолжать. Боимся чувства враждебности, которое может поселиться в нас. В конце концов мы принимаемся упорно глядеть друг другу в глаза – кто кого пересмотрит, и пытаемся вернуться к исходной точке нашего разговора.
Клара подходит к раковине и ополаскивает лицо водой. Она смотрится в зеркало, а потом переводит взгляд на меня.
– Мне кажется, не очень-то справедливо обвинять тебя, – говорит она. – Наверно, я не должна тебе завидовать. От этого все воспринимается в искаженном свете.
– Почему? Как ты можешь мне завидовать? Ведь у тебя были те же возможности, что и у меня. Просто ты выбрала для себя другое.
– Мне кажется, – медленно произносит она, – что чем большего успеха ты добивалась, тем меньше у меня этих возможностей оставалось. А потом я вообще забыла о том, что они у меня когда-то были…
Я пытаюсь подобрать слова, которые бы разубедили ее. Мне хочется, чтобы она взглянула на вещи объективно.
Однако наши отношения никогда не были простыми. Почему же это должно измениться сейчас?
– Но, Клара, ведь ты можешь заниматься какими-то другими вещами. Кроме того, у тебя есть семья. А на мою долю достались страдания, о которых ты и понятия не имеешь.
– Ты о чем?
– Об одиночестве.
Клара обнимает меня.
– Как можно страдать от одиночества, когда тебя окружает столько людей? – говорит она.
– Мне нужна сестра, – говорю я.
Она так протяжно вздыхает, словно ей приходится признаться в чем-то неизбежном.
– Мне тоже.
В этот момент раздается стук в дверь.
– Кто там? – кричит Клара.
– Это я, Стивен.
Она открывает дверь и бросается в объятия мужа.
– Как я рада, что ты здесь!
Она приподнимает голову от его плеча и встречается со мной взглядом. В этот миг мы обе понимаем как относительны все наши радости и печали.
Стивен в смущении смотрит на нас. Наши лица заплаканы, волосы растрепаны. Он не понимает что к чему. Ему всегда не хватало воображения.
– Ты больна, Клара, или просто потрясена? Она смотрит на меня.
– Просто потрясена. А ванна всегда была нашим укромным местечком. Правда, Мэгги?
Стивен не готов к такой постановке вопроса и чувствует себя лишним.
– А ты как, Мэгги? Держишься?
– Держусь, – отвечаю я и тоже ополаскиваю лицо прохладной водой.
Клара все еще находится в объятиях супруга. В этом положении она кажется особенно хрупкой и маленькой.
– Мендель вызвал «Ридженс»? – спрашивает она, отодвигаясь от него.
– Он совсем плох. Пришлось звонить мне. Они просят, чтобы пришел кто-нибудь из членов семьи и сделал все необходимые распоряжения. Хотите, я этим займусь?
– Нет, мы сами, – отвечаем мы с Кларой в один голос.
Я нервно скрещиваю руки на груди, чувствуя, что теряю над собой контроль. Я вдруг чувствую себя такой уставшей и такой замотанной, что, кажется проспала бы целую вечность.
