Его лицо плавало в облаке дыма. Он наклонил голову вбок и еще больше напомнил Мюррею рептилию.
— Вы до сих пор еще не знали меня. Конечно, у меня есть определенные связи и некоторые из вас, может быть, видели мой фильм. Но никто из вас не видел «Три раза за раз», иначе его бы здесь не было. Мне нет никакого интереса повторяться. Я всегда интересуюсь чем-то новым. Послушайте, что я вам расскажу и если я так говорю, значит я приказываю вам слушать, потому что вы будете жить этим.
Мюррей нагнулся вперед в своем кресле. У него в начале его карьеры артиста было достаточно возможностей работать с талантливыми авторами и режиссерами; он мог вспомнить полдюжины таких высокомерных гениев. Несомненно, и этот человек относился к ним.
Дельгадо сделал короткую паузу, потом продолжил:
— Мы всегда и везде слышали одни и те же утверждения и знаем, что они истинны. Мы встречаем их во многих монографиях и на большинстве философских семинаров. Мы находимся на стадии упадка. Вот описание одного человека, живущего в этом времени, который придает огромное значение персональной свободе каждой отдельной личности.
Этот человек очень напоминает марионетку. Он внутренне испорчен. Вы знаете его? У него нет определенной цели. Он слывет индивидуалистом, но внутренне стыдится своих желаний, которые, собственно, только позволяют ему забыть, что он, в сущности, еще ни к чему не готов. Он пытается ухватится за что-нибудь, подражает своим соседям, чтобы не заставлять себя самого принимать многочисленные решения. У него есть дети, из которых он хочет со временем создать подобия себя самого и он готов загубить их детство и юность. В конце концов, он становится полным алкоголиком и утешает себя огромными порциями спиртного, — здесь Дельгадо взглянул на Мюррея и тот почувствовал себя как маленький мальчик, который только что напроказил в школе.
Он отвратителен мне и также отвратителен вам. Каждый знает его, но никто его не понимает, так что в отношении его до сих пор никто ничего не предпринял. Он очень интересует меня и за следующие четыре недели — пока наша пьеса не пойдет в Лондоне или еще где-нибудь — вы тоже должны заинтересоваться всем этим. Всем все ясно?
Дельгадо покрутил сигарету, откинулся в кресле, переводя взгляд с одного из присутствующих на другого, словно он только что бросил вызов и теперь ожидал ответа на него.
Остальные молчали. Наконец, слово взяла Ида.
— Это значит, мистер Дельгадо, что результатом наших… наших коллективных усилий должна быть критикующая наше общество пьеса?
— Нет, у меня нет намерения призывать к проведению реформ, — Дельгадо говорил намеренно равнодушно, — Я художник, а не врач. Моя специальность — рак и гангрена в той стадии, когда больше нет никакой надежды. — Он отодвинул кресло и встал.
— Мы встретимся завтра утром, полдесятого и проведем текущее обсуждение всех этих тем. Спокойной ночи.
5
Когда Дельгадо покинул помещение, Мюррей ощутил настоятельную потребность в свежем воздухе. Он хотел поговорить с Близзардом насчет бутылок, которые обнаружил в своей комнате, но это пока было не слишком важно. В то время, как другие продолжили разговор, прерванный появлением Дельгадо, Мюррей вышел из комнаты. Он опустился на каменную балюстраду у входа, закурил сигарету и стал задумчиво разглядывать темные кусты вдоль подъездной дороги.
Услышав позади себя чей-то голос, он испуганно вздрогнул.
— Мистер Дуглас? Вы Мюррей Дуглас, не так ли?
Мюррей обернулся и увидел Хитер, стоящую в дверях.
— О, хэлло. Ида на мгновение выпустила вас из рук? — он не хотел казаться злым, но с его печальным голосом ему не оставалось ничего другого.
— Извините, что? Я не знаю…
— Ничего. Да, я мистер Мюррей Дуглас, — он отбросил сигарету. — И что из этого?
— Я так и думала, что это вы, но мне никого не хотелось спрашивать об этом, — Хитер нервно хихикнула. — Я просто не могу к этому привыкнуть. У меня такое чувство, что я, как и раньше, должна подходить то к одному, то к другому и у всех просить автографы.
— Присаживайтесь, — сказал ей Мюррей и подвинулся. — Сигарету?
— Нет, спасибо, мистер Дуглас. Я сегодня выкурила уже слишком много, — она подошла поближе и опустилась возле него. — Что вы ожидаете от всего этого, мистер Дуглас? — спросила она после небольшой паузы. — Я еще никогда не слышала ни о чем подобном — а вы?
— Не называйте меня все время мистером, — сказал Мюррей. — Я, вероятно, выгляжу достаточно старым, чтобы быть вашим отцом, но я не ваш отец.
Она испуганно вздрогнула.
— Мне действительно очень жаль!
Мюррей поколебался, потом громко рассмеялся.
— Ну, хорошо. Как вас вообще зовут? До сих пор мне известно только ваше имя.
— Хитер Карсон.
Неизвестное имя.
— А как вы здесь оказались, Хитер?
— Ну, я сама этого точно не знаю, — снова нервное хихиканье. — Я два года проучилась в школе Гарлай, а затем меня ангажировали в театр Саутгемптона. По-видимому, мистер Близзард обратил на меня внимание; несколько месяцев назад он появился у нас, а потом…
Мюррей был смущен, он никогда не мог даже подумать, что такая девушка, как Хитер, обучалась именно в школе Гарлай, славящейся своей строгостью. Ну, это не играет никакой роли. Очевидно, он также ошибался, когда предположил, что у Близзарда была связь с Идой, потому что девушка, конечно, упомянула бы об этом.
Хитер повторила свой первоначальный вопрос.
— Что вы думаете обо всем этом… э… Мюррей?
— Вы действительно хотите знать это? — он закурил сигарету. — Хорошо, я охотно расскажу вам, что меня больше всего поражало до сих пор. Дельгадо знает, что делает. Сэм Близзард этого не знает. В Лондоне я слышал, как Барнетт из «Газетт» утверждал, что Сэм собрал свою труппу из бездельников и уволенных актеров. Я еще никогда не видел такого собрания второстепенных актеров.
Хитер пораженно молчала. Потом она тихо сказала:
— Но я этого не понимаю. Вы же тоже здесь. Я имею в виду, что на протяжении шести или семи лет вы были звездой.
Мюррей встал.
— Да, это так и было, — констатировал он. — Однако, подумайте сами, кого мы здесь имеем. Я — человек, игравший главную роль в Вест Энд, прежде чем запил и в течение нескольких месяцев был вынужден выпрашивать милостыню у театральных агентов. Ида Марр… ага, позволяет себе кое-что. Вы этого еще не знаете, но скоро сами заметите. Адриан Гарднер — тот же самый случай. Разве вы не помните скандал, когда Эд в Оксфорде увел с улицы четырнадцатилетнего подростка? Тогда он чуть не попал за решетку. Жизнь других людей для меня безразлична, если остается действительно личной, но Эд все это проделал публично. Потом Гарри Гардинг. Гарри был вундеркиндом, как и я, не так ли? Несколько лет назад люди еще утверждали, что его декорации являет новую эпоху в жизни театра. Почему же он здесь вместо того, чтобы сидеть в одном из апартаментов в «Мейфэйр» и подыскивать себе самый выгодный контракт?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
