– Кабинет себе подыскивает. Отдельный… – загыгыкал не знакомый мне чернявый молодой парень.
Но у меня не было ни времени, ни желания вступать с ними в соревнование по остроумию, я только махнул рукой и направился на свое рабочее место.
Набрав рабочий телефон Воронина, я довольно долго ждал, когда там поднимут трубку. Оказалось, что время было уже первый час, и в воронинской конторе народ приступил к… ленчу. Когда трубку передали Юрке, он с набитым ртом заявил, что готов выехать за собакой хоть сейчас. Правда, с женой он связаться не успел, но принимает весь риск и всю ответственность на себя, и если собака хорошая, он ее заберет. Мы договорились, что он подъедет ко мне на Таганку через сорок минут.
И вот через сорок минут я вышел на душную, прожариваемую солнцем улицу и, дойдя до угла нашего здания, увидел спрятавшегося в тени огромного пса. По-моему, это была помесь ньюфаундленда и кавказской овчарки. Его мощную шею украшал изящный ошейник, явно купленный в каком-то шикарном собачьем магазине.
– Ну как?.. – раздался у меня в голове гордый вопрос.
– Все отлично, но ошейник мог бы быть и поскромнее. А то честный Воронин начнет твоего хозяина по всей Москве разыскивать.
Раздался горестный вздох, и шикарный ошейник на моих глазах превратился в довольно замусоленный кусок старой толстой кожи.
– Годится, – одобрил я.
И тут подкатила синяя воронинская «восьмерка».
Юрка выскочил из машины и быстро подошел ко мне. Но глаза его были прикованы к лохматому монстру, который, высунув здоровенный красный язык, устроился у моих ног.
– Вот это да!.. – только и сказал он, остановившись рядом. Затем он присел и, не отрывая глаз от собаки, спросил: – И как его зовут?
– Афанасий… – автоматически брякнул я.
Пес спрятал свой язычище и поднял на меня огромные глаза.
– Он прям из андерсеновского «Огнива», – восхищенно заявил Юрка.
– Ну что, берешь? – нетерпеливо спросил я.
– Спрашиваешь?.. – тут Юрик с сомнением посмотрел на меня и неуверенно спросил: – А он ко мне пойдет?
– Как попросишь, – ответил я. – Вообще-то он пес покладистый, но сам видишь, в нем кавказская составляющая имеется, а это кровь серьезная, так что будь с ним повежливее. Но без слюнявости, а то на шею сядет! – И я сурово посмотрел на Афоньку.
Юрка медленно отступил к своей машине, открыл дверцу и откинул переднее сиденье. Потом, обернувшись, достаточно строго позвал:
– Афанасий, садись. Поехали домой…
Пес встал, еще раз посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Воронина и с достоинством потопал огромными лапами к машине. Когда он, на удивление аккуратно и чинно, разместился на заднем сиденье, Юрка быстро закрыл дверь и, махнув мне на прощание рукой, кинулся на водительское место.
Машина отъехала, и у меня на душе стало легче. Еще одна проблема была вроде бы решена.
Я зашел в прохладный холл нашего агентства и, немного передохнув от царившей на улице жары, поднялся на третий этаж, в приемную. Верочка сидела за компьютером, который под ее быстрыми пальчиками рычал, свистел, трещал, подвывал и производил другие звуки, вообще не имеющие названия в великом и могучем. Поскольку она даже не подняла головы, я понял, что кто-то подкинул ей новую «ходилку». Я прошел к Корню в кабинет без доклада – зачем отрывать занятого человека от дела. Тот тоже расположился за своим ноутбуком – гонял свой любимый «тетрис», единственную игру, которую смог освоить, зато в совершенстве. Увидев меня, он ткнул пальцем в клавиатуру, компьютер пискнул.
– Знаешь, из милиции звонили. Сказали, что уголовное дело… как это… – он сморщил лоб, вспоминая формулировку, – по факту смерти гражданина Глянца Б.А. открывать не будут из-за отсутствия состава преступления. Врач сделал заключение, что Борисик был выпивши, принимая ванну, поскользнулся, упал, ударился затылком… – он выразительно посмотрел на меня, вспомнив, как труп от моего дуновения шарахнулся затылком о дно бассейна, – …и потерял сознание. Ну и в бессознательном, значит, состоянии утоп. Злого умысла не было, покойный все сделал сам.
– Ну и что, – спокойно, без эмоций ответил я. – Чего-нибудь в этом роде я и ожидал. Вот если бы у Борьки из живота финка торчала, тогда, возможно, люди в серых шинелях начали бы шевелиться. И то, возможно, результатом проведенного расследования явилось бы заключение, что он сам порезался.
Володька натянуто улыбнулся.
– Я к вам, Владимир Владимирович, собственно говоря, совершенно по другому делу. Что-то я себя не очень хорошо чувствую. Нельзя мне сегодня несколько ранее положенного срока покинуть рабочее место?
Он опять улыбнулся и промямлил:
– Отчего же нельзя, покинь… Ничего срочного вроде бы нет… – А когда я двинулся к дверям, забубнил мне вслед: – Не отпусти такого, а потом окажется, что сам приказ о собственном увольнении подписал…
Я повернулся в дверях, ткнув в его сторону указательным пальцем, глубокомысленно произнес: «А это идея…» – и закрыл за собой дверь. Под треск и вопли компьютера я покинул приемную, а затем, заглянув на секунду к себе в комнату и попрощавшись с ребятами, снова выскочил на раскаленную улицу. Мои часы показывали без пятнадцати два пополудни, и путь мой лежал в «Сказку».
Конечно же, я опять вооружился букетом – являться к девушке без цветов я считал вульгарным. На этот раз мне приглянулись белые лилии в окружении какой-то немыслимо зеленой, пушистой травы.
Когда я вошел со своим букетом в ресторан, стоявший в дверях дяденька-охранник разинул рот, выпучил глаза и ничего не смог произнести. Я прошествовал в маленький зал – и не увидел Людмилы. Прыщеватый молодой человек в черной паре и с подносом на мой корректный вопрос, где находится самая красивая девушка на свете, недоуменно оглядел меня и заявил, что покамест с такой не знаком.
– Как?.. – удивился я. – Вы работаете вместе с ней в одной забегаловке и до сих пор не знакомы. Дорогой мой, вы что, глаза дома забыли? Я спрашиваю, где Людмила? – Не правда ли, я был изысканно вежлив. Но этот странный тип вдруг ухмыльнулся и, повернувшись в сторону дверей, ведущих, как я понял, на кухню, заорал:
– Ледышка, тут к тебе тип чокнутый пожаловал!
Я ласково взял его за рукав и прошептал ему на ухо:
– Любезный, меня ты можешь называть, как тебе заблагорассудится – мне на твою лексику глубоко наплевать. Но если я еще раз услышу, что ты называешь Людмилу ледышкой, я превращу тебя в жабу и помещу в самое гнилое болото. Понял?..
Видимо, моя умопомрачительно элегантная фраза сразила это прыщавое создание наповал, потому что он молча выпучил глаза и энергично закивал головой.
– А теперь позови ее еще раз. Только правильно и с надлежащим почтением произноси ее имя. Ну!..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
