прозвище Алтун-паша, что значит золотой паша, из-за его расшитого золотом лейб-гусарского мундира. Почтение Алтун- паше дошло до того, что они вообще перестали в него стрелять, почитая как некий свой талисман!
Блокадному корпусу удалось взять крепость в кольцо. Со стороны реки ее наглухо блокировала русская Дунайская флотилия во главе с контрадмиралом Завадовским.
* * *
К этому времени в русских войсках под Шумлой закончился фураж. Витгенштейн нервничал, но ничего поделать не мог. Валахские дороги развезло от осенних дождей, и обозы безнадежно тонули в непролазной грязи. Начались повальные болезни, а за ними и смерти.
– Что за напасть приключилась? – нервно спросил главнокомандующий, зайдя в госпитальную палатку.
– Пестис ориенталис! – мрачно констатировали врачи, закончив осмотр умирающих.
– Скажите яснее, что это за болезнь? – тревожно спросил Витгенштейн, оглядывая длинные ряды лежащих больных.
– Яснее и быть не может – это чума!
– Что же делать?
– Прежде всего, уходить из этих мест и как можно скорее!
– Если бы это было так легко сделать! – тяжко вздохнул старый фельдмаршал, покидая госпитальную палатку.
Турки тоже не сидели, сложа руки, а все время совершали вылазки. Оттоманов крошили так, что они устилали телами, но это ничего не меняло. Надо было на что-то решаться. Дорог был каждый день.
И 3-го октября Витгенштейн, наконец-то, решился. Скрипя сердце, он отдал команду на отход от Шумлы. Едва турки увидели отступление русской армии, как немедленно вывели из крепости войска и атаковали в спину. При селении Айдохну русская армия развернулась. Удар турок принял на себя арьергард. Принял достойно. Здесь отличились казаки походного атамана Сысоева. Казаки ударили в дротики, и турки были отброшены. Отход армии продолжился. На это раз уже без всяких осложнений. Итак, с Шумлой ничего не получилось. Она так и осталась за неприятелем.
Впрочем, оставалась еще надежда – последняя. Имя ей было Силлистрия. И у этой крепости тоже стоял осадный корпус. Под Силлистрией хлестали такие же дожди, как и под Шумлой. Дороги там были не лучше, а положение войск еще хуже. Примчавшись к Силлистрии с конвоем казаков, Витгенштейн увидел всю ту же удручающую картину.
– Будем уходить! – объявил он. – Иного выхода нет! Однако, напоследок устроим праздник! Начать бомбардировку, а снарядов не жалеть!
И началось! По Силлистрии палили из всего, из чего только было возможно. Артиллеристы старались, как могли. Рассуждали они здраво:
– Не тащить же с собой все наше добро на зимние квартиры! Пусть уж лучше туркам достанется! А потому заряжай!
Артиллерийские парки расстреляли за двое суток непрерывной стрельбы. Над Силлистрией поднимались столбами дымы. Темными ночами было видно, как полыхали пожары.
– Все! – мрачно констатировал старик Витгенштейн, осмотрев обгорелые фасады турецкой твердыни в зрительную трубу. – Подарки, кажется, розданы, пора уходить! Вернемся в будущем году!
От Силлистрии отступали уже в зимнюю стужу. Полки продирались сквозь яростные метели. Чтобы турки не слишком радовались, Витгенштейн воздвиг на левом берегу Дуная Каралашское укрепление с редутами и солидным гарнизоном.
– Продержаться до начала новой кампании! – велел он.
А последнюю точку в кампании 1828 года на Дунае поставил все тот же храбрый барон Гейсмар. В мороз и метель его отряд совершил внезапный 50мильный бросок и, как черт из табакерки, возник у Калафата. Появление русских было столь неожиданно, что турки даже не пытались сопротивляться, а бежали в Ведин. Добраться, впрочем, сумели не многие. Большая часть беглецов утонула в стылом Дунае.
* * *
На исходе года произошло одно примечательное и достаточно необычное для военной поры событие. 12 декабря адмирал Грейг внезапно получил засургученный пакет от вице-канцлера Нессельроде для датского министра в Константинополе барона Гибша. Тот требовал незамедлительно передать пакет на одном из судов флота в турецкую столицу.
– Неужели вице-канцлер не нашел другого пути передать свой пакет, как рискуя жизнью русских моряков! – возмутился Грейг.
Но делать нечего, надо было определить тех, кому в разгар войны отправить прямо в логово врага, от которого можно было ожидать чего угодно. Решение командующий принимал тяжело и так думал и этак. В конце концов, в это безумное плавание был определен капитан-лейтенант Колтовский и команда брига «Орфей».
– Поднимай переговорный флаг и следуй до первой турецкой крепости в Босфоре. Там отдавай этот проклятущий пакет и сразу обратно! – сказал Грейг вызванному капитан-лейтенанту, затем вздохнул и добавил, – Если турки сие тебе позволят…
Друзья прощались с уходящими на «Орфее», как прощаются с уходящими на смерть. Офицеры брига написали завещания, матросы диктовали писарям последние письма в свои деревеньки. Черноморцы слишком хорошо знали, что представляют печально известная тюрьма Бани, куда турки обычно бросали русских моряков. Из Бани живыми возвращались очень немногие.
– Не поминайте лихом! – помахал рукой Колтовский, когда «Орфей» снявшись с якоря, вступил под паруса.
17 декабря «Орфей» под белым переговорным флагом на грот-брам-стеньге вошел в Босфор. Сильный ветер течение не позволили ему бросить якорь у первой крепости. Бриг пронесло почти к самому Константинополю. К огромному удивлению Колтовского, приход русского военного корабля остался совершенно незамеченный турками.
– Скорее всего, они приняли наш «Орфей» за свое судно! – качал головой капитан-лейтенант, глядя на безмолвные крепостные стены, по которым ходили редкие часовые.
Делать нечего, спустили шлюпку, и капитан-лейтенант с переводчиком отправился к туркам в крепость. На берегу, как и следовало ожидать, Колтовский был схвачен. Попытки объяснить, что он всего-навсего парламентер, на турок никакого впечатления не произвели. С радостными криками (ведь за пленение русского офицера полагался хороший бакшиш!) его под конвоем отправили в столицу.
– Ни при каких обстоятельствах огня не открывать! Мы здесь с дипломатической миссией! – последнее, что успел передать на «Орфей» капитан-лейтенант.
Едва был пленен командир, на борт брига прибыли местный комендант и начальник Босфорского пролива с отрядом солдат. Начался допрос команды. Турки подозревали, что бриг просто потерпел крушение, а потому является вполне законной добычей. «Орфей» ошвартовали у причала и навели, чуть ли не сотню пушек. Офицеры были забраны в крепость заложниками, а на самом бриге разместился турецкий отряд.
– Ну и принесла нас нелегкая прямо Абдулке в пасть! Теперь пропадай зазря!
– мрачно переговаривались матросы. – Офицеров тоже нет! Надо самим поднимать бунт, перебить турок и попытаться уйти в море!
Тем временем Колтовского бросили в тюрьму. Пакет турки для датского посланника все же взяли. Шесть суток просидел капитан-лейтенант в темном подвале, ожидая решения своей судьбы. Чтобы русскому офицеру было не скучно, перед его окном рубили головы преступникам. Затем засовы, наконец-то, отперли. Барон Гибш сумел убедить верховного визиря, а тот в свою очередь султана, что хватать и бросать в тюрьму парламентеров
