Надзирательница тащила ее за руку, приговаривая:
– Идемте, идемте, мисс Паж...
* * *
Фредерик Ставрос был в шоке. Он не только оказался свидетелем жестокого судебного фарса, но и сам принял в нем участие. Можно пойти к председателю суда и рассказать ему об обещании Чотаса и о том, что из этого вышло. Поверят ли ему? Примут ли его всерьез? Мнение Чотаса наверняка перевесит его собственное. «Теперь это уже не важно, – горько подумал Ставрос, – наверное, придется расстаться с адвокатской практикой – никто больше не станет пользоваться моими услугами». Кто-то позвал его по имени. Он обернулся и увидел перед собой Чотаса, который говорил ему:
– Если вы завтра свободны, Фредерик, может быть, мы с вами вместе пообедаем? Мне бы хотелось познакомить вас с моими компаньонами. Думаю, что вас ожидает прекрасное будущее.
Через плечо Чотаса Фредерик Ставрос увидел, что из своего кабинета выходит председатель суда. Теперь самое время поговорить с ним и объяснить все, что произошло. Ставрос вновь повернулся к Наполеону Чотасу, с ужасом думая о том, что проделал на суде старый адвокат. Вдруг совершенно неожиданно для себя Ставрос услышал собственный голос:
– Это очень любезно с вашей стороны, мэтр. В какое время вам будет удобно?..
* * *
По греческому законодательству преступников казнят на маленьком острове Агеана. Из Пирейского порта туда можно добраться за час. Обреченных узников доставляют на остров на специальном государственном судне. Минуя ряд небольших серых скал, попадаешь в бухту. На высоком голом утесе построен маяк. Агеанская тюрьма расположена в северной части острова, и ее не видно из крохотной бухты, в которую постоянно заходят экскурсионные катера. Возбужденные туристы проводят на Агеане час или два, знакомясь с достопримечательностями и бегая по магазинам. В тюрьму их не пускают. Туда заходят только по делу.
* * *
Четыре часа утра. Суббота. В шесть Ноэль должны расстрелять.
Ей принесли ее любимое бордовое платье из чесаной шерсти, купленное у Диора, и подходящие к платью красные замшевые туфли. Она надела новое шелковое белье ручной работы и украсила шею белым жабо из венецианского кружева. Константин Демирис прислал Ноэль ее личную парикмахершу, чтобы на прощание сделать ей прическу. Ноэль словно собиралась в гости.
Умом она понимала, что нечего ждать помилования в последнюю минуту. Очень скоро в ее тело всадят пулю, и на землю прольется кровь. Однако в душе Ноэль все-таки надеялась, что Константин Демирис сотворит чудо и спасет ей жизнь. Собственно, никакого чуда и не требуется. Достаточно лишь телефонного звонка, слова или взмаха его золотой руки. Если он пощадит ее, она сделается его рабой и будет готова для него на все. Только бы встретиться с ним! Тогда можно убедить его, что она никогда больше не взглянет на других мужчин и станет заботиться о том, чтобы он был счастлив до конца своих дней. Но она знала, что просить бесполезно. Или он сам придет к ней, или ничего не поделаешь.
До расстрела оставалось еще два часа.
* * *
Ларри Дуглас находился в другом корпусе тюрьмы. С тех пор как его приговорили к смертной казни, поток писем к нему увеличился в десять раз. Ему писали женщины со всех концов света, и некоторые из их посланий шокировали надзирателя, а он считал себя бывалым человеком. Возможно, эти письма понравились бы Ларри, но он попросту не знал о них. Напичканный лекарствами, он пребывал в сумеречном состоянии и ни на что не реагировал. В первые дни своего пребывания на острове Ларри вел себя буйно, день и ночь кричал, что невиновен, и требовал пересмотра дела. В конце концов тюремный врач приказал вводить ему успокаивающие средства.
Без десяти пять утра, когда тюремный надзиратель с четырьмя охранниками зашел к Ларри в камеру, тот в полузабытьи спокойно сидел на койке. Надзирателю пришлось дважды выкрикивать его имя, прежде чем тот понял, что охранники пришли за ним. Ларри встал. Он плохо соображал и двигался как во сне.
Надзиратель вывел его в коридор. Все шестеро медленно направились к охраняемой двери, расположенной в другом конце коридора. Когда они приблизились к ней, стоявший на посту охранник открыл ее, и они попали в огороженный стенами двор. Предрассветный воздух пронизывал до костей, и Ларри охватила дрожь. На небе светила полная луна и сверкали звезды. Ларри вспомнилось, как он встречал утро на островах южной части Тихого океана. Вместе с другими летчиками он вылезал из теплой койки и выбегал на свежий воздух, где при холодном блеске звезд проходил инструктаж перед вылетом на задание. Издалека до него доносился шум моря, и он старался вспомнить, на каком острове он находится и в чем состоит его боевое задание. Какие-то люди подвели его к стоящему у стены столбу и связали ему за спиной руки.
Ларри больше не испытывал злобы. Его только слегка удивляло, что инструктаж проводится таким странным образом. Он чувствовал страшную усталость, но знал, что ему ни в коем случае нельзя засыпать. Ведь он должен вести эскадрилью. Ларри поднял голову и увидел, что перед ним выстроились мужчины в военной форме. Они целились в него из винтовок. У Ларри сработала привычка. Помогли давно приобретенные навыки. Сейчас они будут атаковать его с разных направлений и постараются отрезать его самолет от эскадрильи, потому что боятся его. На воображаемом часовом циферблате он увидел движение в районе цифры «три» и понял, что атака началась. Они думают, что он сделает вираж и уйдет в сторону, но вместо этого он толкнул ручку управления от себя до отказа и сделал обратную петлю. У его самолета чуть не оторвало крылья. Ларри вышел из петли и выполнил штопорную «бочку» влево. Их не было видно. Он перехитрил их. Ларри начал подъем и увидел под собой «зеро». Он громко рассмеялся и выруливал вправо до тех пор, пока не поймал его в прицел. Затем, как ангел смерти, устремился вниз и с головокружительной скоростью пошел на сближение. Ларри стал нажимать на гашетку, но вдруг почувствовал невыносимую боль во всем теле и подумал: «О Боже! Нашелся летчик-истребитель лучше меня... Откуда же он взялся?.. Кто он?..»
Но тут его бросило в штопор и понесло в бездонную пропасть. Потом все померкло, и воцарилась тишина.
* * *
Когда Ноэль делали в камере прическу, неожиданно послышались раскаты грома.
– Что, будет гроза? – спросила она.
Парикмахерша как-то странно посмотрела на нее, а потом поняла, что Ноэль действительно не знает, что это за звук.
– Нет, – спокойно ответила она. – Будет прекрасный день.
Тогда Ноэль поняла, в чем дело.
Наступила ее очередь.
В пять тридцать утра, за полчаса до расстрела, Ноэль услышала чьи-то шаги. Кто-то шел к ее камере. У нее невольно забилось сердце. Она была уверена, что Константин Демирис захочет ее видеть. Ноэль знала, что никогда еще не выглядела такой красивой, и, может быть, когда он увидит ее... может быть... Появился надзиратель в сопровождении охранника и медсестры, которая держала в руках черную медицинскую сумку. Ноэль смотрела им за спину, ища глазами Демириса, но коридор был пуст. Охранник открыл дверь, и надзиратель с медсестрой вошли в камеру. Ноэль казалось, что сердце у нее сейчас выскочит из груди. Волна страха вновь накатилась на нее и грозила захлестнуть еще остававшуюся слабую надежду.
– Ведь еще не пора, правда? – спросила Ноэль.
Надзиратель испытывал неловкость.
– Нет, мисс Паж. Медсестра пришла, чтобы поставить вам клизму.
Ноэль с недоумением посмотрела на него.
– Мне не нужна клизма.
Надзиратель смутился еще больше.
– Я не хочу, чтобы вы попали... в неприятное положение.
Ноэль наконец догадалась, что он имел в виду, и ощутила новый прилив страха, повергший ее в страшные муки. У нее схватило живот. Она утвердительно кивнула головой. Надзиратель повернулся и вышел из камеры. Охранник запер дверь и деликатно удалился в конец коридора.
– Жалко портить это красивое платье, – сказала медсестра вкрадчивым голосом. – Почему бы вам не снять его и не лечь прямо здесь? Мне понадобится не больше минуты.
Медсестра принялась ставить клизму, но Ноэль ничего не чувствовала.
Ей мерещился ее отец, который говорил: «Смотрите! Да у нее на лбу написано, что она королевской крови!» – и, отталкивая друг друга, собравшиеся старались взять ее на руки и подержать. Появился священник и спросил: «Ты будешь исповедоваться, дитя мое?» – но она нетерпеливо замотала головой, потому что ее отец продолжал говорить и она хотела его слушать. «Ты родилась принцессой, и это твое королевство. Когда ты вырастешь, то выйдешь замуж за прекрасного принца и будешь жить в великолепном дворце».
Ноэль шла по длинному коридору в сопровождении каких-то мужчин, а потом попала в холодный двор. Отец поднял ее своими сильными руками и поднес к окну, а она смотрела на высокие мачты кораблей, стоящих на рейде и слегка покачивающихся на волнах. Мужчины повели Ноэль к стоящему у стены столбу, связали ей за спиной руки, прикрепили ее к нему веревкой, и отец сказал: «Видишь те большие корабли? В один прекрасный день они станут твоими, и ты поплывешь на них в чудесные страны». Потом он крепко прижал ее к себе, и ей стало спокойно. Ноэль не могла вспомнить за что, но отец однажды разозлился на нее, но теперь все уладилось, и он опять полюбил ее. Она повернулась к нему, но его лицо расплылось, стало неясным, и Ноэль уже не могла вспомнить, как оно выглядит. Лицо отца окончательно стерлось из ее памяти.
