«Монах тот, кто, от всех отделяясь, со всеми состоит в единении».
«Монах тот, кто почитает себя сущим со всеми, и в каждом видит себя самого».
«Блажен инок, который на достижение спасения и преуспеяние всех взирает как на свое собственное».
* * *
Итак, инок должен забыть себя. При этом он должен забыть не только себя, но и отрешиться от родственных связей ради молитвы и служения всему миру.
Характерным примером для этого является иеромонах Адриан из Югской Дорофеевой пустыни (жил с 1800 по 1853 г.). В его жизнеописании упоминается о следующем случае.
«Будучи сам нестяжательным, о. Адриан и родным своим не давал ничего из того, чем ему служили почитатели, отдавал все в обитель и бедным. Родные на это обижались; просили за них о. Адриана и знакомые ему дворяне. Но инок был верен своим обетам. И в разъяснение своего образа действий так говорил: "От мертвеца и нитки не посмеют пожелать, а монах для мира мертвец. Притом я не враг моим родным, чтобы чрез монастырские вещи вносить огонь в их дом: ихние-то вещи мирские — пожжет монастырское".
Как-то сестра со слезами попросила чего-либо у него; о. Адриан, сострадательно указывая на безрукавную курточку, сказал: «Что ты выпросишь у мертвеца? У меня ничего нет, кроме вот этой одежды». — «Так дай на память хоть ее!» Он отдал, но прибавил: «Дать-то я, пожалуй, и дам тебе, да она принесет тебе огонь, хотя не в дом, а в снопы на поле».
И что же? На другой день у этой женщины сгорел овин со снопами»
(Жизнеописания подвижников благочестия; август месяц).
Монашество неразрывно с безбрачием.
Про состояние же девства так пишет св. Димитрий Ростовский:
«У ангела отними крылья — будет дева! К деве приставь крылья — будет ангел!»
Надо, однако, помнить, что «не все вмещают слово сие (Мф. 19, 11) и, как поясняет ап. Павел, «каждый имеет свое дарование от Бога, один так, другой иначе» (1 Кор. 7, 7).
Поэтому каждому надо в свое время решать вопрос, имеет ли он призвание быть безбрачным, «имеет ли он, что нужно» для построения задуманной башни, и «силен ли он с десятью тысячами противостоять идущему на него с двадцатью тысячами» (Лк. 14, 28–31).
Следует предупредить, что труден вопрос о возможности принесения обетов безбрачия.
Часто случается, что люди пробовали «строить» и потом оказались бессильными и оставляли задуманное. Поэтому и старцы далеко не всех благословляют на подвиг девства.
Однажды к прп. Серафиму пришли две девицы. Одна из них, уже немолодая, просила благословения для поступления в монастырь.
Другая, юная, и не думала о монастыре. Но старец благословил идти в монастырь молодую, а пожилой дал совет вступить в брак, в котором предсказал ей счастливую жизнь. «А в монашество нет тебе дороги. Монашеская жизнь трудна и не для всех выносима», — заключил преподобный. И на деле все произошло так, как он предсказывал.
Поэтому при выборе пути нельзя полагаться на одно желание, но необходимо проверять его через советы старцев или духовных отцов и искать для себя через них воли Божией.
В некоторых случаях уход в монастырь должен отлагаться до благоприятного момента: не могут в монастырь уходить родители, пока их дети еще требуют попечения. Не может уйти в иноки один из супругов, если другой не хочет последовать за ним.
Не могут ранее времени уходить в монастырь и дети, если родители их не могут обходиться без них. Так, прп. Сергий ушел в пустыню лишь после смерти своих родителей.
Благо иноку, если он вступил на этот путь еще в чистоте девственности.
Прп. Серафим говорил:
«Велик подвиг девства перед Богом; девство есть состояние равноангельское».
Вместе с тем «жизнь в девстве гораздо исполнимее и малотруднее жизни брачной», — говорит св. Григорий Палама, имея в виду, конечно, именно трудность сочетания брачной жизни с жизнью всецело в Боге. Но он же добавляет: «Можно и в супружестве живущим достигнуть такой чистоты, но весьма с большой трудностью».
Поэтому можно думать, что идеальный брак с посвящением себя воспитанию детей в полноте благочестия и страха Божьего может быть будет не меньшим подвигом, чем иночество и девство.
Супруги в этом случае подражают (кроме подвига девства) Самой Богоматери и выполняют и весь долг христианина и полноту обоих первых заповедей — любви к Богу и ближнему.
Инок же и девственница — это евангельская Мария, сидящая у ног и слушающая Спасителя: пусть ее часть — лучшая часть, но все же только часть предназначения человека.
Здесь идет речь, однако, о рядовых иноках. Те же иноки, которые молятся за мир, и в особенности пастыри, старцы, игумены и епископы, выполняют в своем служении, конечно, также обе первые заповеди и достигают и полноты служения, и наибольшей сердечной чистоты и близости к Богу. Но рядовой инок пусть преклонится перед подвигом и тех, кто в миру от всего сердца служит Богу и несет крест духовного воспитания молодого христианского поколения.
Приложение к главе 1-й
Из книги Е. Поселянина «Пустыня»Психологическое обоснование иночества хорошо изложено в книге Е. Поселянина «Пустыня», где он описывает жизнь фиваидских пустынников (египетских) III и IV веков.
Е. Поселянин пишет:
«Прочтя эти сказания о жизни первых отцов, иной читатель, привязанный к миру, невольно содрогнется и скажет себе: "Господи, за что такие терзания, за что это постоянное, изощренное мучительство себя?"
Да, жутко нам, живущим в миру и любящим этот мир, хотя бы с самых возвышенных и чистых его сторон, — жутко нам читать о том, как отказывались люди от всего, что, по общим понятиям, составляет цену жизни, от всего, что ее красит, веселит и вдохновляет.
Что может быть дороже для человека, как общение с людьми? А они уходили в пустыню…
Сколько великих духовных наслаждений, самых тонких и высоких, мог бы позволить себе при своем положении прп. Антоний, не греша? И как он тою радостью, какую тогда испытывал бы, прославлял бы Бога, Первоисточника всего светлого и прекрасного?..
Ибо разве великое разнообразие мира, перемены климатов, столь непохожих друг на друга в отдаленных странах, особенности быта, все, что составляет для человека предмет восхищения в путешествиях, которые являются одним из главных удовольствий богатых людей, — разве весь этот блеск мира и богатство его красок не созданы непостижимою мыслью Творца?
Или человек, предаваясь высоким волнениям, какие возбуждают в душе созерцание созданий искусства — тоже удел богатых людей, — погрешает чем-нибудь против Бога, вложившего в него это стремление к дивной гармонии и чувство счастья пред совершенной красотой?
Или Тот, Кто первое Свое чудо сотворил на браке в Кане Галилейской, осудил бы Антония, если бы он создал себе семью и воспитал в своих детях верных Божиих работников?
Да, Бог не осудил бы всех этих людей, которые бы могли спастись, если и взяли бы от жизни то счастье, которое доступно христианину и которое христианину именно и доступнее, чем другим людям.
Но они сами не могли взять этого счастья, потому что их мысль была слишком прикована к другому.
Есть характеры удивительно цельные. Есть мысли, проникающие всю до мелочей жизнь таких цельных людей.
Все прекрасное, радостное и утешительное в жизни было заслонено для них одним воспоминанием, одною мыслию, одним образом: образом Христа Распятого.
Пусть веселое солнце пригревает землю и весна идет над полями, рассыпая благоухающие цветы; пусть волна глубокого залива, нежно плескаясь у ног, зовет в даль, в чудные незнакомые страны: ХРИСТОС РАСПЯТ — и исчезают в этом слове и радостные внушения весны, и светлые посулы увлекающих в даль волн.
Пусть раздались сладчайшие звуки, какие слышало на земле людское ухо; пусть соловей рассыпает свои тревожащие сердце трели или со струн срываются, затихают, растут и снова силятся и рвутся вперед звуки; речь души, более выразительная и могучая, чем слабое и бледное человеческое слово: ХРИСТОС РАСПЯТ, — и что в ушах человека, пред которым вечно живою стоит Голгофа, может заглушить страшный звук гвоздей, вбиваемых в распростертые руки Богочеловека?
Пусть яркими красками рисуется человеку счастье семьи, пусть манит его к себе картина тихого вечера, обаятельное, насиженное семейное гнездо, обожаемая жена, любимые дети: ХРИСТОС РАСПЯТ — и как же не доказать Христу, что Он не один, не оставлен, что есть люди, которые готовы забыть все в мире, чтобы стоять у Его креста, страдая Его страданьем и упиваясь благодатью Его искупительной жертвы.
Так должны были думать эти люди. Мир был для них пуст, один лишь Христос Распятый влек к Себе их прямые и верные сердца.
