Миссис Смит очень огорчилась, что Мэгги непременно хочет отпраздновать свадьбу как можно скромнее, она-то надеялась, что в Дрохеде единственную девушку будут выдавать замуж при развевающихся флагах, под звуки оркестра и праздновать это событие не день и не два. Но Мэгги решительно не желала никакой пышности, она даже отказалась от положенного невесте наряда – она намерена венчаться в обычном платье и простой шляпке, и не надо будет переодеваться для свадебного путешествия.
В воскресенье, когда они уже обсудили свои свадебные планы, Люк уселся в кресло напротив Мэгги.
– Дорогая, я знаю, куда повезу тебя в наш медовый месяц, – сказал он.
– Куда же?
– В Северный Квинсленд. Пока ты была у портнихи, я потолковал кое с кем в баре, эти ребята говорят, если есть силенка и не боишься тяжелой работы, там на плантациях сахарного тростника отлично платят.
– Но ведь у тебя здесь хорошая работа, Люк!
– Неудобно мужчине кормиться за счет жениной родни. Я хочу заработать сколько надо и купить для нас с тобой участок в Западном Квинсленде, да поскорей, покуда я еще молодой и могу сам приложить руки к этой земле. Сейчас кризис, без образования не так-то просто найти хороший заработок, а там, в Северном Квинсленде, рук нехватка и работник получает вдесятеро против дрохедского овчара.
– А что там надо делать?
– Рубить сахарный тростник.
– Да ведь это самая черная работа! На нее нанимаются китайцы!
– Ошибаешься. Китайцы малорослые, им с белыми в этом деле не сравниться, и потом, ты не хуже меня знаешь, по закону запрещено ввозить в Австралию негров и желтых для тяжелых работ и платить им меньше, чем белым, чтоб не отнимали кусок хлеба у белых австралийцев. Так что рубщики наперечет и платят им здорово. Не у всякого парня хватает росту и силы для такой работенки. А у меня хватит! Я с чем хочешь справлюсь.
– Люк, разве ты хочешь, чтобы мы совсем переехали в Северный Квинсленд?
– Ну да.
Мэгги смотрела поверх его плеча в огромные окна Большого дома, за окнами открывалась Дрохеда – призрачные эвкалипты. Главная усадьба, ряд деревьев по ее границе. Не жить больше в Дрохеде! Уехать куда-то, где епископу Ральфу ее уже не найти, никогда его больше не видеть, непоправимо, безвозвратно прилепиться к этому чужому человеку, что сидит напротив… Ее серые глаза вновь обратились на полное жизни, полное нетерпения лицо Люка и стали еще прекраснее, но и много печальнее. Он все-таки почуял это, хотя не увидел ни слезинки и она не опустила глаз и не дрогнули, не опустились углы губ. Но его мало трогало, какие там у нее горести, он вовсе не намерен был отвести для Мэгги в душе столько места, чтобы приходилось из-за нее тревожиться. Спору нет, она – немалый выигрыш для человека, который готов был жениться на Дот Макферсон из Бингелли, но как раз оттого, что она так прелестна и у нее такой кроткий нрав, Люк окончательно решил не впускать ее в сердце. Ни одна женщина, пусть даже такая милая и красивая, как Мэгги Клири, не заберет над ним власть и не станет им командовать!
Итак, верный себе, он без околичностей приступил к тому, что было для него важнее всего. В иных случаях без хитрости не обойтись, но в таком деле полезнее идти напролом.
– Мэгенн, я человек старомодный, – сказал он.
Мэгги изумленно посмотрела на него:
– Разве?
В этом вопросе ясно слышалось: а какое это имеет значение?
– Да, – подтвердил Люк. – Я так полагаю, когда люди женятся, все имущество жены должно перейти в руки мужа. Вроде как приданое в прежние времена. Я знаю, у тебя есть кое-какие деньги, так вот, прямо сейчас тебе говорю: когда мы поженимся, надо тебе их переписать на мое имя. По справедливости ты должна знать заранее, как я про это думаю, покуда ты еще сама по себе и можешь решать, согласна ты на это или нет.
Мэгги никогда и в голову не приходило оставить свои деньги при себе; казалось, это само собой разумеется – когда она станет женой Люка, деньги тоже перейдут к нему. В Австралии все женщины, кроме самых образованных и умудренных опытом, воспитаны в сознании, что они чуть ли не рабыни своих мужей, а уж Мэгги и вовсе не могла думать по-другому. Ее отец всегда был для жены и детей господином и повелителем, а после его смерти главным в семье, его преемником, Фиа признала Боба. Мужчине принадлежит вся власть над деньгами и домом, над женой и детьми. Мэгги никогда не сомневалась в этих хозяйских правах.
– А я и не знала, что надо что-то подписывать, Люк! – воскликнула она. – Я думала, все, что у меня есть, сразу станет твоим, раз мы поженимся.
– Прежде так оно и было, а потом безмозглые трепачи там, в Канберре, все это отменили, дали женщинам право голоса. Я хочу, Мэгенн, чтоб между нами все шло открыто, по-честному, вот и предупреждаю загодя.
Мэгги засмеялась:
– Да ты не беспокойся, Люк, я же не против.
Она приняла это, как положено хорошей старомодной жене, Дот так легко не сдалась бы.
– Сколько у тебя денег? – спросил он.
– Сейчас четырнадцать тысяч фунтов. И каждый год я получаю еще две тысячи.
Люк присвистнул.
– Четырнадцать тысяч фунтов! Ого! Это куча денег, Мэгенн. Давай уж лучше я сам буду о них заботиться. На той неделе съездим к директору банка, и напомни мне договориться, чтобы вперед все записывали на мое имя. Ты же знаешь, я ни гроша не трону. Мы потом на эти деньги купим ферму. Теперь мы с тобой несколько лет попотеем, будем беречь, откладывать каждый грош. Идет?
Мэгги кивнула:
– Хорошо, Люк.
Но кое о чем Люк забыл, и свадьба едва не сорвалась. Он не был католиком. Узнав об этом, отец Уотти в ужасе воздел руки к небесам:
– Да как же это, Люк, почему вы мне раньше не сказали?! Бог свидетель, нам придется лезть вон из кожи, чтобы успеть вас обратить в католическую веру и окрестить до свадьбы!
Люк в изумлении уставился на священника:
– Да какое обращение, святой отец? Я никакой веры не исповедую, мне и так хорошо, ну, а если вас это беспокоит, считайте меня хоть баптистом, хоть адвентистом, мне все едино. А вот в католики не пойду, и не просите.
Напрасно его уговаривали. Люк и слушать не хотел ни о каком обращении.
– Я не против католической веры и не против Эйре, и, конечно, в Ольстере с католиками обходятся круто. Но я-то оранжист и от своих отступаться не желаю. Будь я католик и зови вы меня в методисты, я бы вам то же самое сказал. Мне не католиком противно стать, а перебежчиком. Так что вы уж обойдитесь, святой отец, у вас паствы без меня довольно.
– Тогда вам нельзя жениться.
– Да почему? Если вы не хотите нас обвенчать, так наверно преподобный отец в протестантской церкви согласится, или хоть мировой судья Гарри Гоф.
Фиа хмуро улыбнулась, ей вспомнились давние споры с Пэдди и священником, который их венчал; тогда она вышла победительницей.
