Бисеза еще помнила пылкие споры во время смены столетий насчет подобной «геоинженерии» – а ведь эти споры велись задолго до того, как кто-либо услышал о солнечной буре. Не аморально ли обрушиваться на окружающую среду со столь массированными инженерными инициативами? На планете, где так тесно переплелись биологическая жизнь и воздух, вода и камни, возможно ли было хотя бы предсказать последствия наших действий?
Теперь ситуация изменилась. Сразу после солнечной бури, для того, чтобы не угасла надежда сохранить жизнь по-прежнему многочисленному населению Земли, выбирать не приходилось. Надо было попытаться заново выстроить живую Землю – и теперь, к счастью, у людей стало больше мудрости в том, как это сделать.
Упорная исследовательская работа на протяжении десятков лет дала результат – более глубокое понимание экологических процессов. Даже маленькая, ограниченная, изолированная экосистема оказывалась необычайно сложной, наделенной хитросплетениями энергетических потоков и взаимозависимостей, ответов на вопросы, кто кого ест, – и все это выглядело настолько сложно, что могло завести в тупик даже искушенный математический ум. Мало того, экология представляла собой системы, наделенные внутренней хаотичностью. Однако, к счастью, человеческий разум, поддерживаемый электронной техникой, развился до такой степени, что теперь мог разгадывать и самые сложные тайны природы. Хаосом стало можно управлять: просто для этого требовалось упорно обрабатывать данные.
Общее управление грандиозным глобальным проектом восстановления экологии было передано в метафорические руки Фалеса – единственного из трех гигантских искусственных интеллектов, который уцелел после солнечной бури. Бисеза не сомневалась в том, что экология, которую строил Фалес, окажется выносливой и будет существовать долго – и пусть при этом она будет не совсем естественной. Конечно, на это уйдут десятки лет, и даже тогда биосфера Земли восстановит только долю того разнообразия и сложности, которые некогда были ей присущи. Но Бисеза надеялась, что она доживет до того дня, когда откроются «Ковчеги», когда слонов, львов и шимпанзе выпустят на волю и они окажутся посреди некоего подобия тех природных условий, в которых когда-то обитали.
Но из всех грандиозных восстановительных проектов самым амбициозным и противоречивым было укрощение погоды.
Первые попытки управления погодой – в частности, попытки военщины США вызывать разрушительные грозы с ливнями над Северным Вьетнамом и Лаосом в семидесятые годы двадцатого века – базировались на невежестве и были очень грубыми. Нужен был более тонкий подход.
Атмосфера и океаны добавляли свою порцию проблем в комплексный механизм, движимый колоссальными количествами энергии Солнца, – механизм, зависящий от множества факторов, включая температуру, скорость ветра и атмосферное давление. Погода носила хаотический характер – но именно эта самая хаотичность и придавала ей столь исключительную чувствительность. Стоило хотя бы слегка изменить любой из неотъемлемых параметров – и ты мог получить грандиозный эффект: старая поговорка насчет того, что мотылек взмахнул крылышком в Бразилии, а в Техасе завертелся смерч, была не лишена истины.
Но вот как взмахнуть крылышком, чтобы это возымело управляемые последствия, – это другая проблема. Поэтому на орбиту Земли следовало поднять зеркала – сильно уменьшенные копии щита, – дабы они рассеивали солнечный свет и создавали определенные параметры температуры. Комплексы турбин могли создавать искусственные ветра. Инверсионные следы самолетов можно было использовать для того, чтобы заслонять от Солнца отдельные участки поверхности Земли. И так далее.
Конечно, все эти предложения вызывали массу скептицизма. Даже сегодня, когда Юджин рассказывал о своей работе, Михаил заметил немного слишком громко:
– Один человек крадет дождевую тучу – у другого от засухи гибнет урожай! Как ты можешь быть уверен в том, что твои манипуляции не дадут побочных эффектов?
– Мы все четко рассчитываем.
Юджина, похоже, сильно удивило то, что Михаил вообще задал подобный вопрос. Он постучал пальцем по лбу.
– Все здесь, – объяснил он.
Михаила этот ответ явно не удовлетворил. Но похоже это не имело никакого отношения к этике управления погодой. Бисеза видела: Михаил ревнует, ревнует Юджина к ее дочери, Майре, сумевшей очаровать молодого гения.
Бад обнял Михаила за плечи.
– Не обращай внимания на молодых, – посоветовал он. – Хорошо это или плохо – они не такие, как мы. Думаю, щит научил их тому, что можно мыслить грандиозными понятиями и что это получается. Так или иначе, это их мир! Пойдем-ка лучше, поищем пива.
Маленькая компания распалась.
Шиобэн подошла к Бисезе.
– Значит, Майра выросла.
– О да.
– Знаешь, мне почти жалко этого мальчика – хотя я не думаю, что новое поколение нуждается в каком-то сочувствии с нашей стороны.
Она пристально посмотрела на Юджина и Майру – высоких, красивых, уверенных.
– Бад прав. Мы провели их через солнечную бурю. Но теперь все иначе.
– Но они такие жесткие, Шиобэн, – покачала головой Бисеза. – По крайней мере, Майра. Для нее прошлое – время, отсеченной солнечной бурей, представляло собой всего лишь одно предательство за другим. Отец, которого она ни разу в жизни не видела. Мать, которая бросала ее дома, а потом однажды вернулась совсем чокнутая. А потом вокруг нее взорвался весь мир. Ну… и она отвернулась от всего этого. Ее не интересует прошлое, потому что оно ее то и дело подводило. А вот будущее она может высечь сама. Ты видишь в ней уверенность. А я – крепость алмаза.
– Но так все и должно быть, – негромко проговорила Шиобэн. – Это – новое будущее, новые проблемы, новая ответственность. Им, молодым, придется брать на себя эту ответственность. А мы отойдем в сторонку.
– И будем за них переживать, – с грустью кивнула Бисеза.
– О да. Уж это точно. Переживать за них мы будем всегда.
– Не смогу смириться с мыслью, что потеряю ее, – вырвалось у Бисезы.
Шиобэн взяла ее за руку.
– Ты ее не потеряешь. Как бы далеко она ни странствовала. Я вас обеих слишком хорошо знаю. Некоторые вещи поважнее будущего, Бисеза.
Фалес тихонько проговорил на ухо Бисезе:
– Похоже, сейчас начнется церемония.
Шиобэн вздохнула.
– Да знаем, знаем. Скажи, а ты скучаешь по Аристотелю?
Все-таки Фалес очень надоедает этой своей треклятой привычкой напоминать о том, что все и так знают.
– Но надо радоваться и тому, что он у нас есть, – сказала Бисеза.
Шиобэн взяла ее под руку.
– Пойдем. Полюбуемся на представление.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
