Ну вот, вместо того, чтобы отгородиться от Люкова барьером равнодушия, как последняя влюбленная дурочка призналась, что не спускала с него глаз. Парню осталось некстати вспомнить обличающие слова Романа Сергеевича и получить ответ будет проще, чем сложить пример в «два плюс два», несмотря на весь мой незаинтересованный вид.
Но Люков удивляет меня, задав вопрос совершенно в неожиданном ключе:
— Он тебе понравился, да, птичка? Потому ты расстроилась?
Спросил тихо, но почему так скулы резко обозначились, а взгляд заледенел? Неужели для Люкова условности прежде всего? Не похоже. Но даже если и так, если ему не пришлось по душе, что им могли пренебречь, то для меня, к счастью, что за обидой он не заметил моего признания, а значит, я могу и дальше пытаться удержать почву под ногами.
— Люков, при чем тут это? — спрашиваю устало, возвращая на парня взгляд. Не вполне догадываясь, к чему он клонит.
В холле появляется Яков с Ириной. Вслед за ними входит Роман Сергеевич в сопровождении помощника и незнакомых мужчин. Твердой хозяйской походкой подходит к расступившимся перед ним гостям и собственноручно распахивает двери гостиной, приглашая всех пройти внутрь странно темной комнаты.
— Женечка! Ну что же ты ждешь, девочка! Поспеши! — оборачивается и требовательно машет в приглашающем жесте рукой, но я стою, пригвожденная к месту колючим взглядом Ильи, не в силах, кажется, без его воли сделать и шагу.
— Воробышек?
Люков все еще смотрит на меня, ожидая ответа, наплевав на праздничный шум за спиной и приостановившуюся было рядом с ним невесту брата. Словно мой ответ для него жизненно важен, а там хоть небо изойди огнем. И я отвечаю, не понимая зачем. Теряя гордость, послушно уступая внутреннему я и невозможно-темным, забравшим мое сердце глазам парня.
— Нет. Не понравился. Совсем.
Порывисто отворачиваюсь, желая то ли спрятаться, а то ли сбежать от этой растворяющей слабости, но теплые мужские ладони — одна на талии, а другая на лице — останавливают мой порыв.
— Зажмурься, Воробышек, и иди за мной. Если не ошибаюсь, Босс приготовил еще один сюрприз. Тебе понравится. — Губы Люкова шепчут в ухо, и я уже вновь послушна ему, как ножу теплое масло. — В этот раз я буду рядом, обещаю.
То, что мы видим в гостиной, очень красиво. Едва мы замираем на пороге праздничного зала, на его темные стены и потолок из мрачных углов комнаты выплывают множественные проекционные изображения драконов и диковинных птиц, расправляющих в полете крылья и бьющих хвостами. Это действо занимает несколько восхитительно долгих минут, прежде чем мгновенно исчезнуть, словно ускользнувшее из сна видение, чтобы выпустить на волю из танцующего пламени камина одинокого золотого дракона.
Он медленно плывет в темноте, поднимаясь все выше. Запрокинув голову, раскрывает сильные крылья… Я даже вижу длинный язык огня, вырвавшийся из его раззявленной пасти. Взмывает, облетев комнату, к самому своду… И испаряется сияющей вспышкой, растаяв в граненых подвесках хрусталя.
И вновь яркая феерия цвета. Множество фантастических разноцветных птиц, скользящих по стенам к потолку. И неожиданно тонкий нежный звук, пронзивший сказочную гостиную. Тихий, чистый и мелодичный.
— Что это? — шепотом спрашиваю я, не понимая, откуда он исходит, и Люков тут же отвечает, стоя слишком близко за моей спиной, склонясь к виску:
— Это сяо, Воробышек. Бамбуковая свирель. Нравится?
— Да, — выдыхаю я восторженно. — Очень. Как красиво…
Слова Большого Босса о невнимании не остались незамеченными, и парень действительно рядом. Я с невесомым вздохом встречаю его ладони, коснувшиеся моих запястий. Осторожно поднимающиеся от локтей к плечам. Горячие и знакомые. Не вызывающие у меня ни одной отрицательной эмоции, кроме дрожи в коленях и учащенного дыхания. И растерянности от подобной смелости.
Он греет голую спину теплом груди. Оглаживает большими пальцами линию плеч, подбирается к шее… В какой-то миг я чувствую, как его руки сжимаются в кулаки, словно наткнувшись на невидимую преграду… И, не в силах ее преодолеть, возвращаются на предплечья.
Это странно приятно и хорошо. И совершенно обезоруживающе. Я догадываюсь, что всему виной близкое присутствие Ирины и, возможно, сумятица Люкова в чувствах к девушке и желание что-то доказать. Но все равно ничего не могу с собой поделать, под звуки чудесной мелодии проигрывая своему телу. Не терпящему чужих прикосновений никогда, а сейчас отвечающему на близость парня прилившим к коже жаром. Закрываю глаза и оправдываю покорное молчание сегодняшним статусом подруги Ильи, которой положены прилюдные знаки внимания. Положены, а значит, можно вот так стоять, воруя чужую ласку…
Мне кажется или я чувствую губы на своем затылке?.. Но это только разгулявшееся воображение шалит с моим сердечком, не правда ли? Зачем Люкову вытворять подобное, да еще в присутствии Ирины?.. Нет, не может быть.
И снова, уже смелее…
Я распахиваю глаза, стремительно оборачиваюсь и впиваюсь в парня взглядом. Смотрю в невозмутимое лицо, растерянно поправляя волосы…
— Люков, ты…
— Да, Воробышек?
— Ты сегодня совсем не похож на себя.
— Правда? А ты, напротив, птичка, очень похожа.
— Такая же глупая и докучливая?
— Такая же гордая и пугливая.
Вот и весь диалог. Я не знаю, что сказать, и вновь отворачиваюсь, спасаясь от омута темных полуприкрытых глаз. Благодарно встречаю со стихшей мелодией робко зажигающиеся огни драконьих гирлянд и вспыхнувшие алым светлячки китайских фонариков. Вместе со всеми одариваю аплодисментами хозяина вечера.
Все хорошо. Все просто прекрасно. Держи лицо, Женька. Лучшего праздника, чем сегодняшний, и быть не может.
Невидимый музыкант обнаруживается сидящим на циновке под ветвями белой ели. Маленький, неприметный человечек в национальном костюме с флейтой в руке. Темноволосый, остроглазый и молчаливый. Сразу вычисливший в толпе гостей Люкова и вонзивший в него жадный взгляд.
— Это и есть Донг? — словно ничего не произошло, и руки парня не гуляли по моей коже, сбивая дыхание и будоража кровь, спрашиваю я, и вместе с другими гостями с любопытством смотрю на немолодого китайца.
Длинная хлопковая рубаха, шитый позолоченной медной нитью, подпоясанный шелковым кушаком, черный халат-безрукавка, широкие, перетянутые на икрах шнуром, светлые штаны, красные мокасины. На голове — смешная шапчонка с темным кантом и загнутыми кверху полями. Сумка-конверт на плече. На повара Большого Босса мужчина совсем не похож, скорее на персонаж неизвестной мне театральной постановки, и все встречают его появление дружными удивленными возгласами.
