Образ дома — тот ключ, которым можно отомкнуть не только секрет успеха Агаты Кристи, но и приоткрыть завесу её частной жизни. Один из домов, как она считала, оказался несчастливым — Стайлс, названный в честь романа «Преступление в Стайлсе». До покупки семьёй Кристи он сменил нескольких хозяев и имел дурную славу. Три прежние семьи, жившие в Стайлсе, развелись. По мнению Агаты, виновато было внутреннее убранство, но едва она собралась перекроить его на свой лад, Арчибальд Кристи, муж писательницы, влюбился в другую женщину и оставил Агату.
Это случилось в декабре 1926 года, после выхода в свет романа, сделавшего Кристи знаменитой, «Убийство Роджера Экройда». Убитая горем писательница покинула дом и таинственно исчезла, а полиция обнаружила лишь оставленную машину. В дело даже включилась пресса — всё-таки пропала знаменитость, да ещё и «детективная». Правда, примерно через неделю Кристи нашлась — она жила в отеле под другим именем.
Но этот случай был единственным, когда Агата в отчаянии покинула дом. Больше она никогда не предавала родного очага, и дом благодарно отплатил ей за заботу о нём. Больше не было в жизни Агаты Кристи несчастливых домов — второе замужество принесло писательнице покой и благополучие. Востоковед, археолог, крупный учёный Макс Мэллоун был на пятнадцать лет моложе Кристи, и это обстоятельство долгое время вызывало в Агате опасения. Но союз их оказался прочным и безмятежным. По свидетельствам очевидцев, они спорили лишь о том, по какой дороге ехать на машине и сколько это займёт времени.
А в одном из очередных домов Агата Кристи наконец завела даже собственный уголок. До этого она с юмором рассказывала, что фотокорреспонденты, желавшие сфотографировать знаменитую писательницу за рабочим столом, терялись, ибо долгое время Агата трудилась над своими листами где придётся — на уголке обеденного стола, на туалетном столике в спальне. Теперь же у неё появился настоящий кабинет с роялем и библиотекой. Дом этот, к сожалению, погиб во время бомбёжки. Другой, тоже счастливый, дом — Гринвей, основательный двухэтажный особняк в уединённом месте, понадобился военному ведомству для размещения офицеров. После войны дом вернули хозяйке не только в целости и сохранности, но даже с «приращением» в виде 14 добротных клозетов.
Помимо детективов, Агата Кристи создала шесть нравоописательных романов под псевдонимом Мэри Уэстмаккот. Первый вышел в 1930 году и назывался «Хлеб великанов», последний «Ноша» — в 1956-м. Большого успеха в этом жанре писательница не добилась, зато смогла высказаться, поэкспериментировать, вспомнить впечатления детства и юности.
Она любила жизнь и умела ею наслаждаться, и, видимо, это своеобразное «сладострастие» привлекает к её простым, но таким добрым книгам. «Один из величайших секретов существования — уметь наслаждаться даром жизни, который тебе дан», — написала она в своей автобиографии.
Она была «гурманом» жизни. И как поэтические строки читаются набросанные Кристи откровения о том, чего она терпеть не может: «Толпу, громкие голоса, шум, долгие беседы, приёмы, особенно приёмы с коктейлями, сигаретный дым и курение вообще, алкогольные напитки, мармелад, устриц, чуть тёплую пищу, серое небо… Более всего — запах и вкус горячего молока» Зато обожала она: «Солнце, яблоки, музыку, поезда, цифровые головоломки и вообще все, связанное с цифрами, морские купания, молчание, сон, мечты, еду, запах кофе, собак и театр». Что ж, в самоиронии писательнице не откажешь. Особенно, если вчитаться в итог, который подвела Агата Кристи на склоне лет: «Что мне сказать в свои семьдесят пять? Так много всего — глупого, забавного, красивого. Два исполнившихся тщеславных желания: ужин у английской королевы и покупка первого автомобиля — утконосого „морриса“».
ЕЛИЗАВЕТА ЮРЬЕВНА КУЗЬМИНА-КАРАВАЕВА
(1891—1945)
Русская поэтесса. Автор сборников стихов «Скифские черепки» (1912), «Руфь» (1916); автобиографической повести «Равнина русская» (1924). С 1919 года жила в эмиграции, в 1931 году постриглась в монахини. Участвовала в движении Сопротивления во Франции. Казнена фашистами в концлагере Равенсбрюк.
И.С. Тургенев однажды написал: «…и когда переведутся такие люди, пускай закроется навсегда книга истории! В ней нечего будет читать». Знаменитый писатель, конечно, не имел чести быть знакомым с Елизаветой Юрьевной Кузьминой-Караваевой, но он отлично представлял себе психологический тип человека, который в обычной жизни всегда стремится найти особенный смысл. Лишь немногие решаются разорвать привычную нитку мирского существования, но даже для этих избранных душевный путь к крёстному подвигу лежит через многие сомнения. Наша героиня, больше известная под именем монахини Марии, пришла к подвижничеству лишь к концу жизни, но по-другому и быть не могло, судя по её биографии.
Происходила Лиза Пиленко (девичья фамилия Кузьминой-Караваевой) из обыкновенной дворянско-интеллигентской семьи, глава которой кочевал по России, а больше — по окраинам империи, находясь на службе отечеству. Родилась Лиза в Риге, но вскоре семья переехала в Анапу, глухой захолустный городок, где для девочки в небольшом отцовском имении открылся целый сказочный мир — за длинными рядами виноградников высились древние курганы. Здесь Лиза часами наблюдала за археологическими раскопками. Впечатлительная девочка, почитательница Лермонтова и Бальмонта, увиденное шагала в стихи. И первый сборник начинающей поэтессы, вышедший в 1912 году и называвшийся «Скифские черепки», был навеян самыми острыми воспоминаниями детства.
В 1905 году семья переехала в Ялту, где отец возглавил Никитский ботанический сад. Его неожиданная смерть стала страшным ударом для экзальтированной, утончённой Лизы, повергла её в депрессию. После смерти мужа Софья Борисовна Пиленко уехала с дочерью в Петербург к своей сестре, фрейлине царского двора. Лиза очень тосковала по умершему отцу, вопрошала о справедливости самого Бога — «ведь эта смерть никому не нужна».
Это был период взросления. Девочка становилась девушкой. Она часами бродила по туманному, загадочному городу, и в голове её непрестанно звучали стихи, которые она услышала на литературном вечере в каком-то реальном училище. А ещё её поразил автор — красивый, с безразличным лицом и странной фамилией Блок. Постепенно к Лизе приходила уверенность, что этот поэт — единственный человек на земле, который поможет унять её душевную смуту. Она нашла его адрес и пошла на Галерную, 41, в маленькую квартирку, не особенно представляя, зачем делает это. В первый раз Лиза не застала Блока дома, во второй — тоже, и когда в третий раз оказалось, что хозяин отсутствует, она решила не уходить до победного конца. И вот он появился — «в чёрной широкой блузе, с отложным воротником… очень тихий, очень застенчивый». Она залпом выкладывает ему о тоске, о бессмыслице жизни, о жажде все изменить в подлунном мире. И, о счастье! Поэт не гонит её прочь, не улыбается снисходительно. «Он внимателен, почтителен и серьёзен, он всё понимает, совсем не поучает и, кажется, не замечает, что я не взрослая…»
Воспоминания об этой встрече сохранились лишь со стороны Лизы. Ей, конечно, хотелось, чтобы Блок увлёкся ею, чтобы он испытал те же чувства, какими наполнилась она сама. «Странное чувство. Уходя с Галерной, я оставила часть души там. Это не полудетская влюблённость. На сердце скорее материнская встревоженность и забота». Эти слова написаны уже взрослой «матроной», таким Елизавете Юрьевне в 1936 году, вероятно, казалось её девичье увлечение или… она хотела так думать. Но есть ещё один свидетель их встречи. Это… сам Блок. Через неделю Лиза получила синий конверт, в который были вложены стихи: «Когда вы стоите на моём пути…» Сегодня эти строчки известны даже школьнику, но тогда они страшно обидели адресата. И действительно, вчитайтесь в первую фразу. Что значит — девушка «стоит на пути» мужчины? Да и тон всего послания менторски-холодный, больше о себе, чем о той, которая послужила поводом для стихотворения. А чего стоит совет «И потому я хотел бы, // Чтобы вы влюбились в простого человека, // Который любит землю и небо // Больше, чем рифмованные и нерифмованные // Речи о земле и небе, // Право я буду рад за вас…» Согласитесь, есть на что обидеться девушке, которая далеко не созрела ещё для материнской опеки мужчины. Лиза, конечно, нафантазировала себе после встречи с Блоком романтическую историю, а оказалось, что её просто не любят, заинтересовались ею, как очередной поклонницей… И немудрёно — Блоку-то было всего двадцать шесть. Кто же в таком возрасте устоит против обожания юной красавицы? Словом, «сплетения душ» посреди несправедливости мира не получилось, и Лиза даёт себе зарок — никогда больше не встречаться с «предателем».
В 1910 году Лиза вышла замуж за Дмитрия Владимировича Кузьмина-Караваева, юриста, друга поэтов и декадентов разных мастей. Молодых людей сблизила не любовь и не страсть, о чём говорит их недолгая совместная биография, в которой не нашлось места теплу, обычным семейным радостям, детям. Их объединило увлечение модными поэтическими и философскими течениями, а главным образом, стремление к богемному образу жизни. Дмитрия Владимировича принимали в самых рафинированных, эстетствующих домах Петербурга, он-то и ввёл свою жену в круг выдающихся представителей «серебряного века». Однажды во время дружеской встречи в знаменитой «Башне» Вячеслава Иванова муж, желая порадовать Лизу, предложил ей познакомиться с четой Блоков. Юная жена решительно отказалась, чем удивила Дмитрия Владимировича. Последний, по-видимому, не отличался особенной чуткостью и настоял на своём. Блок узнал Лизу. Для нашей героини начался самый смутный период жизни. Теперь она виделась со своим «богом» почти каждый день: общие застолья, развлечения, споры о поэзии, общие знакомые, которые как бы соединяли их, но «не хватало только одного и единственно нужного моста». Неразделённая любовь становилась тем мучительнее для Лизы, чем чаще они встречались. У Блока — законная жена, у Лизы — муж, их встречи всегда проходили на публике. Душевные страдания Лизы усугубились ещё и тем, что её первый сборник стихов решительно не понравился любимому. Он не захотел щадить несчастную женщину, сказал, что её поэзия откровенно подражательная и грешит профессиональной беспомощностью. Лиза снова обиделась и бежала из Петербурга. Бежала от непонимания единственного любимого человека, от той предреволюционной, предкатастрофической истомы, которая овладевала столицей, бежала от постылого мужа в своё имение, в Анапу. Она словно задумала последовать совету Блока, данному ей тогда, в далёкой юности — обратиться лицом к земным радостям и заботам. Здесь, на море, среди трудов на виноградниках (Елизавета Юрьевна занялась виноделием, и весьма деятельно) она даже как будто влюбилась в простого человека и даже родила дочку, которую назвала экзотически Гаяной, что означало — «земля». Но никакие даже совершенно новые впечатления материнства не в силах оказались заглушить в Лизе болезненное чувство к Блоку. Её письма к поэту напоминают исступлённый вопль души — клятвы в вечной любви. «…Мне хорошо думать, что нет в жизни ничего, что бы могло удалить или изменить для меня Вас. Вы знаете, я бы не могла и Гаяну свою любить, если бы не знала, что Вы вечны для меня». «Только одного хочу: Вы должны вспомнить, когда это будет нужно, обо мне; прямо взаймы взять мою душу. Ведь я же всё время, всё время около Вас. Не знаю, как сказать это ясно; когда я носила мою дочь, я её меньше чувствовала, чем Вас в моём духе».
