Трудно истолковать выражения лица капитана Райкрофта, услышавшего слова лодочника. Он более чем изумлен; он ведет себя так, словно надежда, которую он давно оставил, снова ожила в его сердце.
–Она жива! – восклицает он, вскакивая и едва не перевернув стол. – Жива! – машинально повторяет он. – О чем вы, Уингейт? Кто жив?
– Моя бедная девочка, капитан. Вы знаете.
«Его девочка – не моя ! Мэри Морган – не Гвендолин Винн», – про себя рассуждает Райкрофт, падая на стул, словно от удара.
– Я почти уверен, что она жива, – продолжает лодочник, удивляясь тому, как подействовали его слова, но не подозревая причины этого.
Взяв себя в руки, его собеседник с меньшим интересом, но по-прежнему живо спрашивает:
– Почему вы так считаете, Уингейт? У вас есть причины?
– Да, и не одна. Именно об этом я хочу с вами посоветоваться.
– Вы меня удивили. Но продолжайте!
– Ну, сэр, как я уже сказал, на это потребуется немало времени, придется многое объяснять. Но вы сказали, что время у вас есть, я постараюсь рассказать как можно короче.
– Ничего не пропускайте, я хочу услышать все!
Получив разрешение, лодочник пускается в подробный рассказ о своей жизни – о том ее периоде, когда он ухаживал за Мэри Морган и обручился с ней. Он рассказывает о сопротивлении со стороны матери, о соперничестве с Кораклом Диком и о зловещем влиянии отца Роже. Вдобавок подробности встречи влюбленных под вязом, их последней встречи, и последовавший за этим печальный эпизод.
Кое-что из этого Райкрофт слышал раньше, отчасти догадывался. Новым для него был рассказ о сцене в Аберганне, когда Мэри лежала на смертном одре, и о последующих событиях, свидетелем которых был опечаленный возлюбленный. Во-первых, он видел саван, сшитый матерью девушки, белый, с красным крестом и инициалами Мэри на груди, видел, как его шили, потом видел в гробу на теле. Во-вторых, необычное поведение отца Роже в день похорон; странное выражение, с которым он смотрел на лежащую в гробу девушку; его внезапный уход из комнаты, а потом стремительное исчезновение, еще до того как могилу засыпали землей. Эту поспешность заметили все, не только Джек Уингейт.
– Но что вы обо всем этом думаете? – спрашивает Райкрофт, воспользовавшись паузой: рассказчик собирается с духом для дальнейших, еще более странных откровений. – Что заставляет вас верить, что девушка жива? Все наоборот, я бы сказал.
– Подождите, капитан! Будет и продолжение.
Капитан продолжает слушать. Слышит рассказ о посаженном и вырванном цветке; о втором посещении Уингейтом кладбища – днем. Тогда лодочник заподозрил, что не только цветок уничтожен, но вообще потревожен дерн на могиле! Он рассказывает о своем изумлении, о замешательстве. Потом подробно передает содержание разговора с Джозефом Присом в его новом доме; о находках, которые показал ему старик; о поддельных монетах, инструментах взломщика и наконец о саване – саване, который он узнал с первого взгляда!
Заканчивается его рассказ сообщением о действиях, предпринятых им совместно со старым лодочником.
– Вчера ночью, – продолжает он повествование, – вернее уже под утро, потому что полночь миновала, мы с Джо сели в скиф и прокрались на церковное кладбище. Там мы раскопали могилу и нашли гроб пустым! А теперь, капитан, что вы обо всем этом думаете?
– Клянусь своим словом, не знаю, что и подумать. Меня окружают сплошные загадки, И ваша кажется еще более необычной, чем моя. А вы что об этом думаете, Джек?
– Ну, как я уже сказал, думаю, вернее, надеюсь, что моя Мэри все еще в земле живых.
– Я тоже надеюсь.
Тон недоверчивый, и это впечатление еще более подкрепляют дальнейшие расспросы.
– Но вы ведь видели ее в гробу? Как я понял, ее два дня оплакивали, потом похоронили. Как она могла все это время оставаться живой? Конечно, она была мертва!
–Тогда я тоже так думал. Но не сейчас.
– Мой добрый друг, боюсь, вы себя обманываете. Мне жаль так говорить. Достаточно велика загадка, зачем понадобилось забирать тело; но живая – мне это кажется физически невозможным!
– Капитан, как раз о возможности этого я и пришел спросить ваше мнение; мне кажется, вы лучше знакомы с предметом.
– С каким предметом,
– С новым лекарством; оно называется хлороформ.
– Вот оно что! Вы подозреваете…
– Что ее усыпили хлороформом и держали спящей – и разбудили, когда им потребовалось. Я слышал, что сейчас такое возможно.
– Но ведь она утонула? Упала с моста, как вы сами рассказали! И какое-то время провела в воде!
– Я в это не верю. Она попала в воду, потеряла сознание, и ее унесло, или она сама выплыла на берег в устье ручья. Но прошло немного времени, и она могла быть еще жива. Мое мнение, что священник применил к ней хлороформ – сначала или потом, когда убедился, что она жива.
– Мой дорогой Джек, этого не может быть. Даже если бы было так, вы, кажется, забываете, что ее мать, отец, все остальные должны были участвовать в этом.
– Я об этом не забываю, капитан. Больше того, считаю, что они и участвовали, по крайней мере мать.
– Зачем ей принимать участие в таком опасном обмане, с риском для жизни дочери?
– На это легко ответить. Она сделала это по просьбе священника, которого не посмела ослушаться – слабовольная и слабоумная, она все свое время посвящает молитвам. Все знали, что девушка меня любит и станет моей женой, и ничего не могли с этим поделать. С ее согласием я всех их мог победить. Они это знали и могли отнять ее у меня только с помощью хитрости – как они и поступили. Вам может показаться странным, что они на это пошли, но если бы вы ее увидели, вы бы так не думали. На всем Уае не было такой девушки!
Райкрофт выглядит неубежденным; он не улыбается, лицо его остается печальным.
Однако, несмотря на все неправдоподобие, он начинает думать, что в словах лодочника может быть какая-то правда: убежденность Джека подействовала на него.
– Предположим, она жива, – говорит он. – Где, по-вашему, она сейчас
