Но вместо этого Сворден Ферц почувствовал как его самого вздымают в воздух, несколько раз переворачивают, а затем усаживают на что-то жесткое, раскаленное, дышащее обжигающим паром, и у него нет никакой возможности вырваться из стальных тисков этой силы, остается только изумленно наблюдать, как поле схватки с белобрысым остается далеко внизу, скрывается за пологом ветвей и листьев.
Все словно в повторном сне. Та же поляна со стаканом нуль-транспортировки, тот же мальчишка, неподвижно сидящий перед ним на корточках, то же слабо фосфоресцирующее небо, наполняющее плотный воздух мертвенным светом с какими-то странными прожилками, похожими на трещины в рассыхающейся древесине.
Железный Дровосек стряхнул Свордена Ферца со спины:
— Вам нужно уходить, — теперь уже не белый, а черный пар сочился из челюстных отверстий. — Надвигается Одержимость. Отряды славных подруг ожидают вас…
Сворден Ферц посмотрел на обожженные ладони, покрытые волдырями. Хотелось не бежать куда-то, а сунуть руки в ледяную воду.
— Торопитесь! — прогудел Железный Дровосек.
— А как же ты?
— Что мне будет — железному-то? — гигант ударил кулаком по бронированной груди. — Волна пройдет, и я снова оживу, ха-ха. Казус чертовой дюжины в действии. Даже в здешнем круговороте душ имеются укромные местечки. Если все-таки дойдешь до того, кто на горе, передай…
Пространство, где стоял Железный Дровосек, треснуло, расползлось истлевшим куском материи, по краям возникшей дыры заколыхались длинные лохмотья, на которых еще можно было разглядеть обрывки леса. Голова Железного Дровосека закачалась на подрубленных плечах, соскочила вниз, с лязгом ударилась о выступающий из мха валун и тяжело подкатилась к ногам Свордена Ферца.
Вокруг них простиралось огромное болото. Если задрать голову, то можно увидеть, что оно окаймлено плотной щеткой леса, похожего отсюда на грязную губку, которой только что оттирали грязь и паутину, — на красно-бурых кронах лежали серые окатыши — то ли туман, поднявшийся из чащобы, то ли осадки болотных миазм.
Ровную гладь трясины с темными проплешинами островков нарушали высоченные деревья, непонятно как укорененные в зыбкой почве. Их огромные кроны походили на шляпки грибов-дымовиков — темно-зеленые, пористые, дышащие множеством серых дымков. По грубой, морщинистой коре, точно сползший со стариковской ноги носок, медленно двигались посверкивающие точки, но как Сворден Ферц не старался, не смог разглядеть их подробнее.
Ужасно парило. Сворден Ферц зачерпнул из болота и плеснул себе на затылок. От горячей воды легче не стало. Он оглянулся и увидел, что мальчишка ползает на коленках, ковыряет грязь и запихивает себе в рот, с удовольствием причмокивая, — зрелище не только неэстетичное, но в крайней степени неприятное, не пробуждавшее никаких родительских инстинктов, которые могли бы заставить Свордена Ферца поднять паршивца за шкирку и отмыть в ближайшей луже.
Превозмогая себя, Сворден Ферц пошел к мальчишке, по пути похлопав по боку отработавшего «стакана» нуль-транспортировки. «Стакан» накренился, в распахнутую дверь втекал бурый поток булькающей жижи, заливая панель управления. О возвращении нечего и думать, если только в здешнем болоте не окажется еще одного нуль-транспортера.
Увидев стоящего над ним Свордена Ферца, мальчишка поднялся и протянул ему комок грязи:
— Вкусно. Попробуй.
По подбородку у него стекали коричневые слюни, и Сворден Ферц на мгновение зажмурился. Невыносимо хотелось отвесить этому грязееду хорошую оплеуху. Или выпороть ремнем. По заднице.
— Я не ем грязь, — сказал он, когда приступ тошноты прошел. — И тебе не надо.
— Вкусно, — повторил мальчишка. — Попробуй, — он разжал пальцы, раскрыв ладошку, на которой лежал неопрятно слепленный комок.
Сворден Ферц поддал по протянутой руке. Комок плюхнулся в воду, мгновенно разойдясь по поверхности кипятка безобразным пятном.
Мальчишка внимательно осмотрел опустевшую ладошку, лизнул ее и всхлипнул.
— Больно.
Странно, но Сворден Ферц не почувствовал ни вины, ни раскаяния. Силы он и впрямь не рассчитал, врезал по руке мальчишки с непонятным для себя ожесточением. От мальчишки исходило нечто, от чего хотелось держаться подальше и, кроме крайней необходимости, к этому не приближаться. Пах он тоже мерзковато — чем-то кислым, словно давно не стиранное исподнее.
— Извини, — сказал Сворден Ферц и счел за благо перейти на дальнюю оконечность островка, где выискал место посуше и уселся, стараясь успокоиться.
Мальчишка, судя по чавканью, вернулся к пожиранию грязи.
Сколько он может сожрать? — подумал Сворден Ферц. Так и заворот кишок недолго получить. Если его не остановить… Вон как чавкает. Уписывает за обе щеки. Жрет. Где-то слышал, как нескольких чудаков завалило в какой-то пещере, так они оттуда выбрались только потому, что сожрали весь завал. Сидели в темноте и жрали землю. Дожрались до того, что спаслись. Был ли у них заворот кишок? Или пожирание земли отличается от пожирания болотной грязи?
Сворден Ферц бросил через плечо быстрый взгляд.
Эстетически — определенно. Тут даже лучше сказать: «уписывать землю за обе щеки» и «жрать грязь». Никакого сравнения. Вот если бы мальчишка уписывал за обе щеки землю, которой его завалило в пещере, то он, Сворден Ферц, и ухом не повел, и кончиком носа не двинул, потому что уписывать за обе щеки сухую, рассыпчатую субстанцию — одно, а чавкать болотной жижей, брызгающей во все стороны и стекающей по подбородку — совсем-совсем другое…
Но когда кто-то, пусть даже и ошалевший пацаненок, начинает жрать грязь, где наверняка полно жуков, личинок и пиявок, то начинаешь совершенно иначе относится к той истории, где кто-то, и не просто так! а за ради спасения, умял всухомятку землю пополам с камнями. Тут, как говорится, и вопросов не возникает. Жить захочешь и грязь жрать начнешь…
Удар пришелся по голове. Самое странное — Сворден Ферц не смог от него увернуться и повалился набок. Сознания он не потерял, то есть вполне мог продолжать изумленно рассматривать расстилающийся перед ним болотный пейзаж, безуспешно пытаясь ухватить назойливо звенящую в черепной коробке мысль: «Эк, как же меня так угораздило?»
Голые ноги прошлепали вокруг обездвиженного Свордена Ферца, остановились напротив лица, и он, скосив глаза, увидел мальчишку. Назойливо звенящая мысль тут же сменилось другой, не менее назойливой и раздражающей: «Так это он меня?»
Вряд ли можно поверить, что какой-то малолетний грязеед смог столь умело вывести из строя опытного боевика, мастера скрадывания, ниндзя… Конечно, если учитывать, что вышеуказанный мастер сидел на краю болота и считал пролетавших мимо птиц, стараясь отвлечься от мерзопакостного чавканья этого самого малолетнего грязееда, то он, мастер скрадывания, мог… Нет, не мог. Мастер не мог.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
