послышится мерный шаг человека: ведь человек идет все вперед и вперед…
Как же так? Ведь это камень тогда вертелся в своей каменной яме, и в гуле этом слышался мерный ход человека все вперед и вперед. А теперь же этот камень открыли, этот камень поместили в музей местного края. Откуда же берется теперь и по-прежнему слышится в гуле падающей воды мерный шаг человека?
Или, может быть, это не камень определяет мерный ход, а в душе Зуйка сила человеческая расстанавливает звуки борьбы падающих струек так, будто это не водопад, а весь человек собрался и мерно шагает все вперед и вперед?
Зуек не стал разбираться в этом. Он только очень обрадовался, узнав этот знакомый с детства ему шаг.
Мальчик махнул рукой. На водосбросе повернули ручку, и падун замолчал.
Мальчик опять приказал. И падун опять зашумел, и опять, как человек, кто-то в нем все шагает вперед и вперед.
А там, в другую сторону, лежит большая спокойная вода, и кто-то рассказывает, будто он сам видел своими глазами, как один из лосей робко вышел из леса, верно желая напиться. Он подкрался к воде и, наверно, увидел в ней сам себя, и ему из этого зеркала корова протянула лошадиную губу.
Лось было дрогнул и отошел назад, не узнав сам себя. Но пить ему очень хотелось, и опять подошел, и, не поглядев больше на лошадиную губу, напился воды.
А эта вода была уже в руках человека.
И вот как будто у нас шевелится опять мысль, обнимающая нас всегда при встрече с большой водой, бывшей когда-то колыбелью всей жизни: это добрая мысль человека, глядящего в беспредельную даль, о том, что каждый из нас где-то соединен с другим человеком, и все мы, люди, в суровой борьбе за единство свое, все, как капли воды, когда-нибудь придем в океан.
НЕЗАБЫВАЕМОЕ
Мысль об этой книге появилась впервые после прочтения в дневнике М. М. Пришвина такой записи: «Завещание. Верно судить о писателе можно только по семенам его, понять, что с семенами делается, а для этого время нужно и время. Так скажу о себе (уже 50 лет пишу!), что прямого успеха не имею и меньше славен даже, чем средний писатель. Но семена мои всхожие, и цветочки из них вырастают с золотым солнышком в голубых лепестках, те самые, что люди называют незабудками. Итак, если представить себе, что человек, распадаясь после конца, становится основанием видов животных, растений и цветов, то окажется, что от Пришвина остались незабудки. Милый друг, если ты переживешь меня, собери из листков этих букет и книжечку назови «Незабудки».
Поначалу казалось, надо было выбрать лучшие из лучших записей, опубликованных и лежащих еще в рукописи, соединить в небольшую изящную книжку для любителей поэзии в прозе… Но самое дело, как только оно было начато, повело по иному пути, и вот почему. Наряду с приведенной записью о «Незабудках» оставлено М. М. Пришвиным и другое «завещание»; не о цветах с золотым солнышком в голубых лепестках говорится в нем. Оно написано поздней осенью 1941 года, в самые тревожные дни войны. Написано оно человеком, остро переживающим народную беду и в то же время впервые вдруг ощутившим близко надвигающуюся свою старость.
Запись открывает страстную тревогу писателя об оставляемой им немирной земле, тревогу о не исполненном до конца творческом долге перед этой землею.
«Нет, я не могу предвидеть ясно настоящего морального конца в этой борьбе народов, — пишет Пришвин, — и свое трепетное ожидание большого Конца, как большого последнего суда, передаю, мой друг, тебе, если ты останешься жить после меня.
Мне так кажется, будто мы с тобой по океану на двух льдинах плывем, моя поменьше, твоя побольше, моя раньше разобьется, и я должен тебе поручить себя после моего неизбежного физического конца, а ты, когда сама разобьешься со своей льдинкой, попытайся нас поручить следующему носителю, как один поток, сливаясь, поручает другому свою воду нести в океан. Так и прими это, что не переживу этой борьбы народов до ее морального конца, ты же продвинешься туда ближе, и я, зная неминуемый конец мой, поручаю себя твоему продолжению».
Эта запись заставила по-новому представить себе лицо будущей книги. Стало необходимым вывести разговор Пришвина с читателем за пределы понятия «природа» в общепринятом значении этого слова.
В отдельных случаях приходилось жертвовать художественной записью, чтобы дать место доходчивому в своей неизощренности «прозаизму».
Вот почему следует предупредить читателя, что книга эта лишена занимательности и направлена к тому, кто, по словам самого Михаила Михайловича, «привык в искусстве ценить прежде всего не красивость, а волю», иными словами — напряженность духовных исканий человека в художестве.
Как бы несовершенно ни была сделана эта книга, но она является попыткой пройти по свежим следам ушедшего человека, чтобы новый читатель следующих поколений мог найти их и, может быть, более полно воссоздать подлинный образ личности писателя.
Время быстро заносит следы. Даже слова — эти подлинные и достоверные факты жизни поэта, — и они забываются.
Слова — это след на песке человека, обладающего крыльями. «Но вот следы ног кончаются, по обеим сторонам этих последних следов на песке виднеются удары маховых перьев крылатого существа — и дальнейшее преследование его по следам невозможно…»
Надо прочесть и сохранить эти следы, пока их не занесло временем, пока они не стерлись.
Отрывки, собранные нами из огромного числа дневниковых записей Пришвина, начиная с 1905 и по 1954 год, «сами» ложились в определенном порядке, раскрывая раздумья писателя. Этот создавшийся ряд глав-раздумий есть одновременно и ряд этапов творческой биографии М. М. Пришвина.
Следует заранее оговориться, что распределение этих записей по определенной логической схеме, несомненно, в какой-то мере условно: исчерпывающе полно эти записи говорили бы читателю, если бы он мог проследовать за автором по его дневнику изо дня в день через всю его долгую жизнь. Но пока это неосуществимо, хотя бы из-за самого объема неопубликованного пришвинского дневника за полвека.
Читатель может спросить: почему материал в «Незабудках» расположен тематически, а не в строго хронологической последовательности его написания?
На этот вопрос ответил Пришвин в дневнике 1940 года, на подступах к своей биографии: «Исследование своей жизни
