Вассаго тотчас попятился назад, прочь от гаража, но не успел сделать и шага, как свет погас. Он затаился в густых зарослях миртовых кустов, росших прямо у забора.
Ее он увидел в черном четырехугольнике окна и успел разглядеть гораздо более отчетливо, чем если бы она оставила лампу зажженной. Это была девочка, которую он несколько раз видел в своих снах, в последний раз вместе с Линдзи Харрисон. Они стояли лицом друг к другу по разные стороны парившей в невесомости черной розы, на одном из бархатистых лепестков которой блестела капля крови.
Регина.
Сначала Вассаго не поверил собственным глазам, потом его охватило безумное возбуждение. До того как оказаться здесь, он спросил у Стивена Хоунелла, есть ли у Харрисонов дочь, но писатель ответил, что, насколько ему известно, у них был сын, который умер несколько лет тому назад.
Отделенная от Вассаго только ночной пустотой и оконным стеклом, девочка, как видение, парила над ним. В жизни она оказалась гораздо более привлекательной, чем в снах. Жизненная энергия настолько зримо переполняла ее, что он совершенно не удивился бы, если бы узнал, что она, как и он, способна видеть в темноте, но, правда, по другим причинам: внутри нее, казалось, горел неугасимый огонь, он-то и освещал ей путь в темноте. Вассаго забился в гущу кустарника, убежденный, что она видит его так же отчетливо, как и он ее.
Часть стены прямо под ее окном была скрыта решеткой. От решетки к окну и далее, огибая его с одной стороны, вплоть до карниза тянулись стебли дикого винограда, усыпанные красными цветками. Она была словно заточенная в башню принцесса, с тоской и надеждой ждущая своего принца, который взберется к ней по лозе и спасет ее. Башней, служившей ей местом заточения, была сама жизнь, принцем, которого она ждала, была Смерть, а то, от чего ее должно спасти, было ее бренное существование.
"Я здесь", – прошептал Вассаго, но из своего укрытия не вышел.
Прошло несколько минут, и она отошла от окна. И исчезла. За стеклом, где она стояла, осталась только зияющая пустота.
Он жаждая вновь увидеть ее, хотя бы на самый короткий миг.
Регина.
Он выждал пять минут, потом еще пять. Но она больше не подходила к окну.
Наконец, чувствуя, что рассвет уже не за горами, он снова подкрался к задней стене гаража. Так как ранее рама была уже высвобождена им, окно отворилось бесшумно. Отверстие было узковатым, но он ужом, с едва слышным шуршащим звуком трущейся о дерево одежды протиснулся в него.
На протяжении всей ночи, проспав с полчаса или чуть больше, Линдзи просыпалась и вновь засыпала, но сон ее все равно был беспокойным. Всякий раз она просыпалась мокрой от пота, хотя в доме было достаточно прохладно. Рядом с ней тяжело ворочался и что-то бормотал во сне Хатч.
Ближе к рассвету она услышала какой-то шум в коридоре и, прислушиваясь, приподняла голову. Спустя несколько мгновений она поняла, что это шумит спускаемая в туалете вода. Регина.
Снова поудобнее устроившись на подушке, она почувствовала странное облегчение от постепенно убывающего звука спускаемой в унитаз воды. Было несколько необычно – и даже нелепо – находить утешение в столь сугубо обыденно-бытовом событии. Но слишком много времени утекло с тех пор, как под одной с ними крышей находился ребенок. В этих домашних звуках, производимых ребенком, девочкой, заключались и прелесть, и оправданность бытия; ночь от них становилась менее страшной и враждебной. Несмотря на сонм бед, обрушившихся на них, возможность счастья впервые за многие годы не казалась такой уж недостижимой.
Юркнув снова под одеяло, Регина подумала, зачем Бог сделал людям кишечник и мочевой пузырь. Что, разве без этого нельзя обойтись, или Он просто подшутил над людьми?
Она вспомнила, как однажды в приюте встала в три часа ночи пописать и по дороге в туалет наткнулась на монахиню и задала святой сестре тот же вопрос. Вопрос этот нисколько не обескуражил монахиню, сестру Сарафину. Регина была еще слишком мала, чтобы словами поставить монахиню в тупик; тут требовались годы и годы упорной работы и ежедневной тренировки. Сестра Сарафина с ходу выдала ей, что Бог, видимо, хотел дать людям возможность, вставая среди ночи, лишний раз вспомнить о Нем и возблагодарить Его за дарованную Им людям жизнь. Регина улыбнулась и кивнула головой в знак согласия, про себя же подумала, что либо сестра Сарафина слишком устала и не в состоянии четко мыслить, либо она слегка из-за угла мешком пришибленная. Бог не мог быть таким простаком и заставлять людей думать о Нем, справляя нужду.
В приятной истоме после посещения туалета, она уютно свернулась калачиком под одеялом на своей разрисованной розами кровати из красного дерева и попыталась найти более разумное объяснение волновавшей ее проблеме, чем то, которое много лет тому назад услышала от монахини. Со стороны заднего двора больше не доносилось никаких странных звуков, и не успел мутный рассвет коснуться окон ее комнаты, как она уже снова забылась в крепком, глубоком сне.
В узкие декоративные оконца, расположенные на самом верху двустворчатых ворот, почти не проникал свет от уличных фонарей, чтобы помешать Вассаго, снявшему очки, увидеть, что в гараже, рассчитанном на три машины, стоял только один черный "шеви". Быстрый осмотр помещения убедил его, что здесь не было места, где он мог бы укрыться от Харрисонов и отсидеться до наступления следующей ночи.
Затем взгляд его остановился на шнуре, свисавшем с потолка над одной из незанятых стоянок для автомобиля. Он ухватился за петлю и мягко потянул на себя, затем сильнее, потом еще сильнее, но плавно и без рывков, пока люк на потолке не открылся. Совершенно бесшумно, так как был очень хорошо смазан.
Когда крышка люка опустилась полностью, Вассаго стал потихоньку разнимать притороченные к ее обратной стороне три секции разъемной деревянной лестницы. Делал он это неспешно, так как был заинтересован не столько в скорости, сколько в том, чтобы производить меньше шума.
Медленно вскарабкался по лестнице вверх на чердак гаража. Где-то в перекрытиях несомненно находились вентиляционные отдушины, но в какое-то мгновение чердак показался ему невыносимо душным.
Его чувствительные глаза различали в темноте гладко выструганные доски пола, множество картонных коробок, какую-то мебель, заботливо укрытую от пыли кусками материи. Окон не было. Между стропилами виднелись плотно пригнанные друг к другу доски крыши. В двух местах длинного четырехугольного помещения с покатого потолка свисали на шнурах электрические лампочки.
Осторожно, стараясь не шуметь, как в замедленном кино, он вытянулся на животе на полу чердака, просунул руки в отверстие люка и, секцию за секцией, плавно втянул на чердак лестницу. Бесшумно, не торопясь, снова прикрепил ее к обратной стороне крышки. Неслышно закрыл люк и зафиксировал глухо щелкнувшей пружиной, полностью отгородившись от нижнего помещения гаража.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
