вел деловую переписку все время похода о заготовке продовольствия; с искренней симпатией вспоминал полковника Волкова и его сотрудников, которые здесь пребывали все время похода, закупая всякое продовольствие и безотлагательно расплачиваясь за него настоящей полновесной золотой монетой, огромная доля которой попала в карман ильхани непосредственно. Нас пригласили к столу, сервированному по-европейски, но с персидскими многочисленными кушаньями и все же европейскими винами, от употребления которых ильхани не уклонялся. Обеду по-персидски предшествовали сладости. После обеда ильхани показал мне свой сад, гордясь фонтаном.
Вернувшись в дом, я поднял вопрос о возможном с его стороны содействии мне в исполнении возложенного на меня поручения нашим посланником в Персии, а именно, как консул я должен рассмотреть и разобрать дела об ограблении русских подданных персидскими туркменами, пройдя предварительно от г. Бужнурда по долине р. Чендарь, именно к нашему пограничному казачьему посту Чакан-кала, и лишь оттуда двинуться в Юмудскую степь к р. Гюргени через земли гоклан. Лицо старика-ильхани сразу изменило свое добродушное настроение. Он с нескрываемым страхом сказал: «Неужели вы рискнете вашей жизнью с незначительным числом спутников и вашими вьюками идти отсюда к Чакан-кала? Ведь 4 года тому назад аломанщики беспощадно вырезали все курдские селения от Пеш-кала до р. Чендыри?! Я решительно отказываюсь гарантировать вашу безопасность по этому направлению. Да и вообще, туркмены теперь беспокойны, недоверчивы и ведут жестокие взаимные счеты между племенами, совершенно не слушая персидских властей. У нас же нет таких войск, чтобы привести их к полному повиновению». Ильхани поэтому поводу приводил и разные другие соображения, а вообще, всячески старался удержать меня от поездки на р. Чендарь и через земли гоклан, его прямых подданных. Я внимательно выслушал перевод всех этих доводов ильхани, а затем категорически заявил ему. Что без всякого колебания я исполню то, что мне приказано, рассчитывая на Бога (Аллаха) и свои скромные силы, и совершенно не претендую на помощь ильхани, если он считает, что не в силах оказать мне какое-либо существенное содействие. Ильхани задумался, а затем в свою очередь с твердостью заявил: «Я не могу Вас отпустить из Бужнурда с тем конвоем, какой у Вас имеется. Но у меня организована недавно сотня казаков из моих подданных по русскому образцу, и я настоятельно прошу взять из нее себе конвой». После долгих еще разговоров я согласился взять 12 всадников и 1 старшего над ними.
Сотня эта была сформирована персидскими офицерами, прослужившими в казачьей персидской бригаде в Тегеране, но еще совершенно не обучена. Конечно, на ее защиту я не рассчитывал совсем, тем более, что среди всадников были и туркмены, а все они по добровольному найму служили ильхани за небольшое сравнительно жалованье.
Для обеспечения же моего прохода через земли своих подданных гоклан ильхани обещал написать их старшинам об оказании содействия русскому офицеру. Эту гарантию я оценил еще ниже конвоя, так как он все же представлял некоторую физическую силу, но бумажка от персидского начальника в глазах туркмена-аломанщика была простой насмешкой над властью.
Поэтому я предложил ильхани выслушать проект воззвания или письма, составленного мною утром рано, ко всем туркменам (гокланам и юмудам) о предстоящем моем проезде. Вот текст подлинный этого моего письма, писанного при содействии хорошо знающих туркменский язык переводчика и Каракозова: «Много приветствий от Генерального штаба капитана Артамонова, России подданного, всем аксакалам и кетхудам таифе Игдыр и Канъюкмаз посылается и объявляю, что через Юмудскую степь в г. Астрабад хочу проехать и одну ночь в ваших кочевьях провести, чтобы дальше следовать. Никакого дела лично ни с кем не имею. Передайте вашим молодцам об этом, чтобы какое худое дело не приключилось, и чтобы потом старшинам и аксакалам неприятностей за то не вышло. Одну ночь только в кочевьях ваших проведу и дольше не останусь. Ага-хан[из таифе] Каджух и Каерла-хан[из таифе] Дееджи мои знакомые и после вас их думаю посетить. Оба меня знают, и у них обо мне спросите. Из Бужнурда в Чакан-кала проеду, а оттуда к р. Гюргени в ваши кочевья прибуду. Да и будет вам известно, что вьюки мои идут на катырах[164] с колокольчиками, которые звенят далеко, и чтобы потом ваши молодцы не сказали, что в темноте не распознали меня. По повелению Ак-Падишаха и по поручению генерального консула и астрабадского консула езжу по пограничным делам. Если приключится мне от вас неприятность, нехорошо вам будет. Если же примите меня хорошо – окажете уважение Ак-Падишаху» писано в Бужнурде, 20 раби-сони, тушкан-иль 1309. Подписано: Артамонов, Генерального штаба капитан
Ильхани со вниманием выслушал письмо и серьезно сказал, что он его вполне одобряет, а все туркмены его прочтут, узнают, кто и зачем едет и, вероятно, оно на них подействует. Он предложил мне немедленно его отправить вместе со своим письмом гокланским старшинам, которое он тут же продиктовал своему мирзе, упомянув и о моем письме. В этом отношении, т. е. в быстрой отправке вперед меня сказанных писем, ильхани оказал мне действительную и ценную услугу. Коме того, он настойчиво повторил о необходимости для меня принять до р. Чендарь конвой из его всадников, иначе он не считает возможным выпустить меня из города, опасаясь тяжких последствий в случае моей гибели в пределах его владений. Пришлось на этом окончательно согласиться с ним, и мы дружески расстались. Я извинился, что буду очень занят и не смогу побывать у него теперь еще, а его прошу не беспокоиться визитом, так как мы обо всем уже, по существу, поговорили и решили.
Вернувшись к моему ночлегу, я составил доклад обо всех этих переговорах и мои планы относительно поездки, а затем в хорошо запечатанном пакете поручил нашему тарджи-баши (старшина русскоподданных) отправить этот пакет в г. Асхабад.
Ильхани, отправив безотлагательно, как обещал, оба письма, прислал мне вполне опытного и хорошо знающего всю степь проводника-гоклана.
Утром 12/XI 91 г. поднялись очень рано. Погода, как будто, устанавливается и идет на улучшение. Рассчитался со всеми: дал нукерам ильхани на чай 37½ кранов, дал и прислуге хозяина дома, где ночевали. Словом, заплатил всем и к их удовольствию. Все повьючили, проверили готовность. Явились и 13 всадников ильхани, который с ними прислал и пожелание счастливого пути. Выступаю в твердой надежде на Господа Бога и на свои скромные силы, а также имея уже некоторый опыт общения в кочевьях воинственных племен-разбойников во время службы на Кавказе, по командировке моей в Северный Азербайджан, в Муганскую степь к отъявленным разбойникам шахсевенам. Там тоже грозили массой всяких ужасов, а обошлось все, слава Богу,
