Несколько демонстрантов с одинаковыми причёсками рванулись с разных сторон к гостинице.
Честно говоря, Клим и сам обалдел. Он зачем-то посмотрел на свои часы «Павел Буре», как бы фиксируя для истории время возникновения феномена. Было 11.23. В голове у него промелькнул рассказ бабушки о чудотворной иконе Казанской Божьей Матери, в один прекрасный момент в 1917 году заплакавшей крупными горькими слезами и рыдающей до сих пор, потом, взглянув на всё того же ребенка, он вспомнил мальчика из известной сказки, выкрикнувшего в толпе: «А король-то голый!» Наконец первое оцепенение у всех прошло, площадь как один человек глубоко вздохнула, и первые всхлипы смеха, как первые отдалённые раскаты грома надвигающейся грозы, уже послышались тут и там. И раздался ужасающий, сатанинский хохот, от которого стали лопаться разноцветные воздушные шарики, припасённые толпой для первомайского пафоса. Опомнившаяся милиция кинулась хватать правых и виноватых, и площадь бросилась врассыпную.
В камере, куда после первого допроса меня отвели подумать, находились человек пятнадцать. В основном людей молодых и очень странно одетых. Тут были и какие-то, прямо скажем, стеньки разины, и вахлаки-народовольцы, и даже один мужик-арбуз, при взгляде на которого, наверное, пришли бы разные мысли о всеобщем изобилии и плодородии, если бы он не курил взахлёб какую-то уж больно вонючую сигарету класса так седьмого и не сплёвывал поминутно через отсутствующий зуб.
Ко мне подошёл высокий, похожий на зрячего Гомера мужик в хитоне. Взмахнув свитком с возможной «Иллиадой» и осмотрев с интересом мой совершенно несуразный в этом месте костюм, лениво спросил:
— Корешок, закурить не найдётся?
Я пошарил в заднем кармане и нашёл смятую вдрызг пачку «Мальборо».
— О! — с уважением удивился он. Видно, для древних греков такие сигареты были в новинку.
— Откуда сам?
— Да, блин, из Москвы!
— С самой Москвы?! А за что?
— Да вроде за язык. А тебя-то за что?
— За хохот! Ну, за смех. Ребят! Вот он! Из Москвы специально приехал!
Живописно одетые персонажи угрожающе двинулись ко мне и, подойдя, стали похлопывать по плечу и пожимать руку.
— Молоток! Наконец-то! Но не особенно-то выё…! Мысль эта уж давно всем приходила, только местному ни хуя номера не снять, а ты — молоток.
Короче говоря, кто-то проник в гостиничный номер, скорее всего расположенный прямо под моим и тоже находящийся непосредственно за портретом. Открыл окно, тонко просчитал место, прорезал в холсте щель на уровне рта вождя и, пользуясь заготовленным дома, а очень даже может быть и присланным с подрывными целями из-за бугра картонным языком, выразил своё собственное отношение к происходящей на площади вакханалии солидарности трудящихся всех стран.
И вот все эти гаврики думали, что это был я.
Часа через полтора у какого-то пинкертона хватило ума обнаружить, что из моего номера в силу его расположения можно было устроить только моргалки, но уж никак не высовывание языка. И распахнулись двери на свободу.
Всю остальную братию тоже выпустили, и я с тем высоким Гомером, оказавшимся просто Колькой, разыскав перепуганого Клима, засел в ресторане отмечать счастливое освобождение.
Автора «анимации» так и не нашли, зато вечером этого дня внимательный прохожий мог бы наблюдать на пустыре, с задней стороны примыкающем к гостиничному двору, двух низкорослых лохматых собак, рвущих какие-то грязные лохмотья, ещё совсем недавно бывшие языком портрета. А перефразируя известное стихотворение Маяковского — языком партии.
Черти
Стоимость краски, рамы и холста картины Малевича «Чёрный квадрат» в нынешнем эквиваленте равняется трём долларам.
Справочник любопытных сведений
Девять лет назад, в 97-м, Кторову было 34 года — столько же, сколько в свое время Христу, но через год. Звали его Гоша, но за длинные, всегда чистые волосы и громадные иконописные глаза знакомые нарекли его Отцом Георгием. Отец Георгий был хорошего гренадерского роста с мягкими деревенскими манерами. Одним словом, женщины от него кипятком, значит, это самое, другие с него тащились, а некоторые просто торчали, как шпалы.
Гошины материальные обстоятельства выглядели вполне пристойно и включали в себя 29,5-метровую (полезная площадь) однокомнатную квартиру и не новую, но ухоженную машину Волжского автозавода. Отец Георгий был свободным художником, то есть в глазах трудящихся просто бездельником, но самое неприятное, что к концу века он оказался не у дел.
Вот так. Не у дел! Не у дел, хотя художником Георгий являлся потомственным — так сказать, представителем трудовой династии бездельников. Еще его дедушка до революции очень активно рисовал карикатуры на членов Государственной думы Гучкова и Милюкова, за что после семнадцатого года благодарно не был расстрелян восставшим пролетариатом.
Папаша Георгия вообще был матёрым членом Союза художников СССР и борзо расписывал стены официальных зданий мордастыми трактористами и упитанными доярками в стиле ВСХВ, потом ВДНХ, а ныне ВВЦ. Всё это, однако, не помешало ему в известное время отмотать семь лет лагерей за изображение обеденного перерыва на полевом стане, где доярки с трактористами поедают пухлые мичуринские помидоры прямо руками, а не ножами и вилками, как это было положено нормальному советскому колхознику.
В лагере папаша Кторов много чего понял о Великом Учителе товарище Сталине, и поздний ребёнок маленький Гоша рос в атмосфере некоторого, мягко сказать, неодобрения давно покойного уже к тому времени вождя.
Как известно, талант передаётся в третьем поколении, и первый же портретик Иосифа Виссарионовича, нарисованный пятилетним Гошей, полностью подтвердил этот постулат, хотя и отдавал местами «наследственным» Милюковым, а порой даже Гучковым.
К шестнадцати годам Гоша уже мог с закрытыми глазами и в полной темноте за десять минут написать маслом портрет Великого Учителя, причём потрясающий талант Георгия как живописца, видимый даже невооружённым глазом, заключался в нескольких неуловимых штрихах, моментально превращавших оригинал в монстра.
Но всё-таки чего-то ему не хватало. Грызло какое-то чувство неудовлетворённости, талант распирал изнутри, а настоящего выхода наружу ему не было.
Озарение пришло как-то ночью. Гоша проснулся в три часа как от толчка, зажёг свет, схватил один из уже готовых холстов и несколькими виртуозными жесткими и точными движениями придал лицу небольшое косоглазие, затем рука сто сама потянулась к голове и быстро пририсовала маленькие рожки. Вот! Вот! Вот! Вот это было то, что нужно!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
