— Я верю тебе. Теперь я понял, что только меня надо винить за случившееся. — Джонатан слегка отодвинул Девон от себя и отер слезы с ее щек. Потом он поглядел ей прямо в глаза. — Я ни о чем не жалею. — Он протянул руку и положил, ей на грудь, лаская через тонкую ткань простыни. — Я хотел тебя всегда, каждую минуту, пока мы были в ссоре. Я желал тебя до такой степени, что буквально сходил с ума. И я хочу тебя сейчас, сию же минуту.
— Значит, ты на меня больше не злишься?
На губах Джонатана появилась добродушная ухмылка.
— Конечно же, я на тебя сердит. Ты сделала именно то что я просил тебя не делать. Ты упряма, тупоголова, и от тебя одни неприятности. И при всем том я бог знает как по тебе скучал.
Девон взяла его лицо в ладони, нагнулась и поцеловала его.
— Я тоже по тебе скучала. Честно. Даже больше, чем мог себе представить. Ну а теперь расскажи, как дела у Алекса? С ним все хорошо?
Стаффорд кивнул.
— Я был у него сегодня вечером. Он чувствовал себя отлично. Я действительно не заметил, чтобы беседа с тобой причинила ему хотя бы малейший вред.
— Слава Создателю. — Девон закрыла глаза и прижалась к Джонатану. — Я рассчитывала завтра снова к нему отправиться — но только для того, чтобы поучить рисованию. Я обещала ему это, и мне бы не хотелось нарушать слово.
— Миссис Ливингстон говорит, что Алекс без ума от твоих уроков. Теперь, когда ты знаешь все, с твоей стороны было бы жестоко, если бы ты не пришла к нему — хотя бы для того, чтобы дать еще несколько уроков. — Джонатан поднялся и принялся расстегивать запонки, которые только что вдел в манжеты. Затем он скинул рубашку.
— Ты остаешься?
— Сегодня вечером меня сможет выгнать отсюда разве что полиция.
Девон засмеялась. Она вдруг ясно ощутила, что любит этого человека — и будет любить до скончания века.
— Вопрос о полиции останется открытым до тех пор, пока ты не заплатишь мне за моральный ущерб. А то ворвался в квартиру, как разъяренный бык!
— Мне кажется, я знаю, какой валютой мне удастся с тобой расплатиться. — Приблизившись, Джонатан провел кончиком языка по ее шее, между грудей, по животу, потом передвинулся вниз, туда, где за плоскогорьем живота скрывалась заветная расщелина. Девон ощутила дрожь удовольствия и напрочь забыла про полицию. Она лишь надеялась, что соседи не услышат ее громкие стоны и не вызовут подмогу по собственной инициативе, чтобы спасти писательницу от неведомого мучителя.
Глава 20
Девон проснулась на рассвете. Спящий рядом Джонатан дышал глубоко и ровно. Она лежала и смотрела прямо перед собой, вспоминая события предыдущего вечера. Неожиданно Девон почувствовала, что палец Джонатана неторопливо движется по ее щеке, словно очерчивая контуры лица. Она повернула голову, всматриваясь в незамутненную голубизну глаз возлюбленного. Даже сквозь утренний полумрак она смогла разглядеть, насколько спокойными и расслабленными были его черты.
— Ну, что происходит сегодня в этой прелестной головке?
Девон улыбнулась.
— Сказать по правде, я думала об Алексе.
Джонатан притворно вздохнул.
— А я-то наивно полагал, что все твои мысли обо мне.
Вопреки его ожиданиям взгляд Девон неожиданно сделался серьезным.
— У меня никак не выходит из ума разговор с Алексом. Я знаю, что это щекотливый предмет… ты не любишь вспоминать о пожаре и все же давай об этом поговорим хотя бы один раз — сейчас. Обещаю, что впредь не стану затевать подобную беседу.
Джонатан, нахмурившись, глубоко задумался, потом повернулся на бок и засунул одну руку под голову.
— Хорошо. Нам давно следовало обсудить все это. Если бы такой разговор состоялся раньше, не было бы вчерашнего вечера со всеми его недоразумениями.
Девон тоже перекатилась на бок и подперла голову рукой.
— В сущности, часть вчерашнего вечера оказалась на удивление приятной. Я бы даже сказала, что большая часть вечера была приятной.
Джонатан усмехнулся.
— Рад это слышать, тем более что у меня снова возникло желание продолжить вчерашнее. И все-таки сейчас мы говорим о моем сыне. Что именно тебе бы хотелось знать?
— Ты сказал, что шесть месяцев назад врачи исключили возможность того, что паралич случился по причине физической травмы?
— Да, это так. Они заявили, что заболевание носит название «истерический паралич» и спровоцировано посттравматическим шоком. Когда мне сообщили об этом, я уж и не знал, радоваться или огорчаться.
— И что ты думаешь об этом теперь?
— Пока ничего определенного.
— Но почему Алекс проводит столько времени в клинике? Дома, в привычной обстановке и среди любящих его людей, ему было бы куда веселее.
— Иногда я сам сомневаюсь, правильно ли поступил, согласившись продлить лечение на год. Доктор Реймонд считает что изоляция — в особенности от дома, от меня, поскольку мы с сыном очень близки, — усилит желание Алекса вернуться к нормальной жизни. Он надеется, что необходимое лечение и возросшее желание мальчика жить как все дети, помогут ему преодолеть блок, образовавшийся в его сознании и не дающий возможности управлять ногами. Разумеется, в клинике с ним проводят курс массажа и лечебной гимнастики, чтобы конечности сохранили возможность поддерживать тело в вертикальном состоянии.
— Как-то ты сказал, что доктор Реймонд не верит, будто причиной паралича явился пожар.
— Вначале, пока последствия травмы позвоночника давали о себе знать, причиной паралича действительно можно было считать пожар. Но теперь тело Алекса в полном порядке, а вот сознание — нет. Реймонд полагает, что истинная причина болезни кроется в безвременной кончине его матери, что это своего рода негативная реакция со стороны ребенка на отсутствие материнской опеки и ласки.
— И ты тоже в это веришь?
— Как знать? По крайней мере это объяснение ничем не хуже прочих.
— А вот я не верю. Прости, но мне кажется, что к этому приложил руку Флориан.
— Флориан? Ты имеешь в виду тот странный образ, который почудился Алексу в языках пламени и напугал его? Нет, я в это не верю.
— Почему же? Алекс говорил, что этот человек хотел, прямо-таки молил его остаться в охваченном огнем здании.
— И что же?
— Между прочим, Алекс тоже из семьи Стаффордов. У него черные волосы, смуглая кожа, синие глаза. Такие же у тебя и… у Бернарда. Очень может быть, что оба мальчика внешне имели много общего. Если бы Флориан решил, что это его сын, то он бы, естественно, захотел, чтобы мальчик остался с ним. Алекс ведь говорил, что пытался убежать, но не мог.
— Конечно, ведь на него свалилась балка и придавила его.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
