Последовала новая пауза.
— Значит, — сказала Кори, — приглашение на ланч в «Ле Бернардин» остается в силе?
— Мне очень неловко, но прямо сейчас ничего не получится. Однако это произойдет очень скоро, потому что я собираюсь взять долгосрочный отпуск.
— Можете назвать точную дату?
Пендергаст вытащил из кармана записную книжку и сверился с ней:
— В следующий четверг, ровно в час.
— Как удачно, у меня как раз нет занятий по четвергам. — Кори снова засомневалась, стоит ли продолжать. — Послушайте, Пендергаст…
— Да?
— Ничего, если я… прихвачу с собой отца? Он тоже участвовал в этой истории.
— Хорошо. Значит, я жду в четверг вас обоих.
Он отложил ручку и встал. Тристрам куда-то вышел. Констанс сидела за столом в одиночестве и задумчиво тасовала карты. Пендергаст подошел к ней:
— Как его успехи?
— Неплохо. Даже лучше, чем я ожидала. Если он и дальше все будет усваивать в таком темпе, я вскоре решусь перейти к безику или скату[144].
Пендергаст помедлил и снова заговорил:
— Я много думал над тем, что ты тогда сказала. Помнишь, когда я пришел к тебе в «Маунт-Мёрси» за советом. И ты, конечно же, была права. Я должен был отправиться в Нова-Годой. У меня не оставалось выбора. И мне пришлось действовать, увы, с чрезвычайной жестокостью. Я спас Тристрама, это правда. Но вторая часть уравнения — более сложная его часть — осталась нерешенной.
Немного помолчав, Констанс тихо спросила:
— О нем ничего не слышно?
— Ничего. Я использовал кое-какие… э-э… возможности: внес его в списки разыскиваемых Управлением по борьбе с наркотиками и сделал запросы в наши заграничные консульства. Разумеется, очень осторожно. Но он словно растворился в джунглях.
— Ты думаешь, он мог умереть? — спросила она.
— Возможно, — ответил Пендергаст. — Он получил очень опасные ранения.
Констанс отложила карты:
— Мне не дает покоя один вопрос. Я не хочу тебя обидеть, но… Ты полагаешь, он мог довести дело до конца? Мог убить тебя?
Пендергаст задумчиво посмотрел на огонь, затем обернулся к ней:
— Я много раз спрашивал себя об этом. Иногда — например, когда он стрелял в меня на озере — я ощущал уверенность в том, что он хочет меня убить. Но у него было множество других возможностей, которые он не захотел использовать.
Констанс снова взяла карты и начала сдавать их.
— Неизвестно, что он намерен делать дальше, неизвестно, жив ли он вообще… Это не может не беспокоить.
— Разумеется.
— А что с остальными членами «Ковенанта»? Они представляют опасность?
Пендергаст покачал головой:
— Нет. Их лидеры мертвы, крепость разрушена, все результаты их многолетней работы уничтожены. Их raison d’etre[145] — близнецы — большей частью разочаровались в проекте. Судя по отчетам, которые я получаю из Бразилии, они уже начинают интегрироваться в общество. Конечно, последние «серии» близнецов — те, что предшествовали Альбану и его бета-тесту, — были самым серьезным успехом «Ковенанта». И я понимаю бразильские власти, сомневающиеся, что их можно приучить к нормальной жизни. Но таких очень мало, и у «Der Bund» нет никаких шансов довести их количество до критической массы. Даже… — Его голос зазвучал совсем тихо. — Даже если к ним вернется Альбан.
Помолчав, Констанс кивком указала на опустевший стул Тристрама:
— Что ты думаешь с ним делать?
— У меня есть одна идея.
— Интересно какая же?
— В дополнение к обязанностям моего секретаря — и моего предсказателя, вероятно, — ты могла бы стать его…
Констанс посмотрела на него, приподняв бровь:
— Кем? Его няней?
— Больше, чем просто няней. Но меньше, чем опекуном. Скорее, старшей сестрой.
— Ключевое слово — старшей. Старше на сто тридцать лет. Алоизий, тебе не кажется, что разница в возрасте немного великовата, чтобы чувствовать себя настоящей сестрой?
— Должен признаться, эта мысль только что пришла мне в голову. Но ты, по крайней мере, обдумай мое предложение.
Констанс по-прежнему пристально смотрела на него. Потом перевела взгляд на пустой стул, на котором недавно сидел Тристрам.
— Есть в нем что-то трогательное, — призналась она. — В противоположность брату, насколько я могу судить по твоему описанию. Он такой молодой, непосредственный… и удивительно наивный во всем, что касается знаний о мире. Я бы даже сказала, невинный.
— Какой когда-то была и одна наша общая знакомая.
— В нем ощущается невероятная, почти безграничная способность к сочувствию, состраданию, какой я не встречала с тех пор, как покинула монастырь.
В этот момент Тристрам вернулся в библиотеку, неся в руке стакан молока.
— Приехал герр Проктор, — сообщил юноша. — Он привез вам — как же он это назвал? — перекусить.
Он сел за карточный стол и повторил последнее слово еще раз, словно пробуя его на вкус.
Пендергаст повернулся к Тристраму и какое-то время просто смотрел, как тот с очевидным удовольствием пьет молоко. Желания юноши были так просты, а благодарность за малейшее проявление доброты почти безгранична. Пендергаст поднялся со стула и подошел к сыну. Тристрам поставил стакан на стол и поднял голову.
Отец опустился на колени, чтобы оказаться вровень с юношей, и достал из кармана золотое кольцо с прекрасным звездчатым сапфиром. Он взял сына за руку и надел кольцо ему на палец. Тристрам пристально посмотрел на драгоценность, повернул руку, затем поднес к глазам, наблюдая, как переливается звезда на поверхности камня.
— Это кольцо носила твоя мать, Тристрам, — мягко произнес Пендергаст. — Я подарил его на наше обручение. Когда я почувствую, что ты готов — пока еще нет, но, может быть, в скором времени, — я обязательно расскажу тебе о ней. Она была удивительной женщиной. Как и у всех нас, у нее были недостатки. И тайны… слишком много тайн. Но я очень любил ее. Она была такой же жертвой «Der Bund», как и ты. Как и у тебя, у нее была сестра-близнец. Ей приходилось нелегко. Но те годы, что мы провели вместе, были лучшими в моей жизни. Возможно, мои рассказы хотя бы в какой-то мере смогут заменить тебе воспоминания, которых ты был лишен все эти годы.
Тристрам оторвал взгляд от кольца и посмотрел в лицо Пендергасту:
— Я бы очень хотел узнать о ней, отец.
Раздалось деликатное покашливание. Пендергаст оглянулся и увидел в дверях Проктора. Шофер держал на вытянутой руке серебряный поднос с двумя бокалами хереса. Пендергаст поднялся с колен, а Проктор подошел ближе и предложил один бокал агенту, а другой — Констанс.
— Спасибо, Проктор, — сказал Пендергаст. — Большое спасибо.
— Не за что, сэр, — сдержанно ответил шофер. — Миссис Траск просила передать, что ужин будет готов к восьми часам.
Пендергаст наклонил голову.
Проходя через библиотеку в большую ротонду, служившую гостиной, Проктор остановился и оглянулся через плечо. Пендергаст уже вернулся к письменному столу в дальнем углу и с легкой печалью смотрел на огонь. Констанс тасовала колоду карт и что-то тихо объясняла Тристраму, который внимательно слушал ее.
Три недели назад, вернувшись из «Маунт-Мёрси», Констанс весьма замкнуто и отстраненно держалась с этим юношей, сыном Пендергаста. Теперь, как заметил Проктор, их отношения потеплели, по крайней мере отчасти. Горящий камин и свечи мягко освещали ряды старинных книг, изящную мебель и трех человек, сидевших в комнате. Создавалось впечатление если и не полного умиротворения, то, во всяком случае, спокойствия. Спокойствия и уверенности. Обычно Проктор не был склонен к подобного рода мыслям, но сейчас эта картина действительно поразила его чуть ли не семейным уютом.
«Уютом семейки Аддамс», — поправил он сам себя, выходя из библиотеки и еле заметно усмехаясь.
Пендергаст посмотрел вслед выходящему из комнаты Проктору, взял ручку и вернулся к письму. Он водил пером по бумаге приблизительно две минуты. Затем положил ручку на зеленое сукно письменного стола и перечитал письмо от начала до конца:
Моя дорогая Виола!
Я решил написать Вам сразу по нескольким причинам. Во-первых, извиниться за тот холодный прием, который оказал Вам при нашей последней встрече. Из-за меня Вы пережили много неприятных минут, и мое поведение было отвратительным. Не стану оправдываться и скрывать от Вас то, что Вы, без сомнения, и так уже поняли: я был тогда немного не в своем уме.
Также хочу поблагодарить Вас за то, что Вы спасли мне жизнь. И я ничуть не преувеличиваю. Два месяца назад, когда Вы внезапно появились на пороге моего дома, я действительно был готов совершить тот акт, который с такой бессердечностью Вам описал. Ваши слова отвлекли меня на достаточно долгое время, за которое успели произойти другие события, заставившие меня изменить решение. Проще говоря, Вы появились в «Дакоте» в самый последний момент. Примите за это мою бесконечную, искреннюю благодарность.
