душе, то восхищался верности и отваге женщины, кинувшейся за ним вместе с сыном. Здесь и зверья полно, и на каждом шагу подстерегают иные опасности.
– Ежели в плену, – предположил Любим,- малым числом её не выручишь.
– Володей – туча тучей – хмуро покосился на него, на утомлённых казаков:
– Пристали? Идите на отдых. Один искать буду. – И снова метался по урманам, выматывая себя и казаков.
Купцы ворчали: «Время – золото! Пора в Якутск!».
Лука с Цыпандиным пару раз ходили по делам ясачным. Вернувшись, занялись укреплением острога. Снова наседали на Андрея купцы:
– Веди в Якутск! Нам тут прохлаждаться некогда.
– Годите, купцы! – тихо, но решительно пресёк их домогательства пятидесятник. – Теперь не я старшой. Володей острожным назначен. С им и решайте.
– Дак как его споймать-то? По лесу мечется, – взмолился Софонтий; он изо всех сил крепился, думая о слюдяном и серебряном промысле. Доходы ожидаются великие. Надо только не прозевать. Василий, пригласивший Макаровых в пай, теперь помалкивает. То ли о брате убитом сокрушается, то ли задумал что-то. Опередить бы его, своих людей завезти, ежели, конечно, власть дозволит. Имто всё дозволено. Логин в Питере, у него рука длинная. Василий – здесь. С воеводой дружен. Они всё решат скоро. Меня, прикидывает Софонтий, могут за воротами оставить. Семён тоже хлопочет. Людито свои имеются и у нас. Можно и чужих подмазать. Деньжонками не бедны. А ишо вызнать бы у Володея, что ему рудознатец открыл. Пытал Мина тихонько, тот моргал удивлённо выцветшими синими глазками, похохатывал – дурак дураком. Видно, приказал ему Отлас молчать. Вот и молчит рудознатец.
Встретив Володея за острогом, отозвал в сторону, огляделся: Добрынин не видит.
– Ну? – Володей присел на сваленную сосну, указал купцу место рядом. Перед купцом был не тот озорной парень, когда-то смело проникший в скит, а взматеревший казачина, которого время и тяжкая походная жизнь приучили угадывать, что кроется за словами.
Однако ж Софонтий начал издалека. Вспомнил отца Володеева, Ефросинью, дела скитские, намекнул на лукавство Добрыниных.
– Давай уж прямо, Софонтий Данилыч. Со мной лишнего говорить не надо, – устало прервал его Володей.
– Дак чо прямо-то? Прямей некуда, – усмехнулся Софонтий. Ты бы указал мне, где уголь нашёл.
– Уголь? – Володей недоумённо вскинул бровь.
– Ну, камень горючий, – пояснил купец. – Видел я, как вы чумазые в землянушку явились.
– Откуда про уголь знаешь?
– Поживи с моё, и ты знать будешь... Голанцы тем углём давно уж пользуются. И шорцы сибирские тож... Да опоздал я туда...
– Стало быть, камень-то углём называется...
- Углём каменным. Земля ему – углежог, – подтвердил купец. – Укажи, где нашёл. В накладе не останешься. Коня тебе дам и всю справку.
– Не много ли? – насмешливо взглянул на него Володей.
– Ежели мало – проси сколь хошь. Скупиться не стану.
Володей недоверчиво хмыкнул, достал трубку, табак. Запалив её, дунул на купца дымом. Тот не поморщился, хоть дыма табачного не выносил.
– Не веришь? Крест поцелую, – Софонтий, расстегнув ворот, достал золотой нательный крестик, коснулся носом. «Не губами целую, – подумал. – Господь за то не накажет».
– Губы-то пошто бережёшь? – тотчас подметил Володей. – Нос исцарапаешь.
«Глазаст, окаянный!» – с досадой подумал купец и провёл крестиком по губам. Вслух огрызнулся:
– Чо их беречь! С девками не лобызаться. Ты говори, парень, какую награду хошь. Ежели в пай, дак возьму в пай...
– Кого провести хошь, Софонтий Данилыч? Твоему слову цену знаю...
– Дак я же крест целовал!
– Ты и чёрта в зад ради целкового поцелуешь! – презрительно скривился Володей и, оставив купца, ушёл.
Проворочавшись ночь, обошёл острог, у ближней избы столкнулся с Добрыниным.
– Нас-то когда отпустишь? – спросил тот хмуро.
– Хоть щас идите. Коль жизнь вам не дорога.
– Чо, опять людишки здешние балуют?
– Степаниду-то украли.
– Может, зверь её... – начал купец.
Володей резко прервал:
– Нет, люди.
Взяв Мина с собой, много дней бродил в горах и распадках. Едва смеживал глаза у костра, то Иванко ему виделся, весёлый, зубастый, то золотоволосая Стешка.
– Сны тебе нехорошие снятся, – оживляя костёр, однажды сказал Мин. – Зубами скрипел шибко. Звал кого-то.
Возвращаясь, обнаружили лыжню. Лыжня вела к острогу.
– Тут и оленьи следки, – шепнул Мин, зорко оглядывая местность. Кто знает, может, воины какого-то недружелюбного племени затаились в кустах.
– Давай пробежимся сторонкой... – И лыжи их заскользили параллельно чужой лыжне. Вскоре нагнали туфанов. Их было четверо. Володей, подкравшись поближе, выстрелил. Охотники окружили женщин, нацелили луки. Но, узнав Володея, рассыпались по кустам.
Стешка, спрыгнув с
