— О да, ты ни в чем меня не обманывала! Я знаю все подробности твоих постельных похождений! — рявкнул Харьер. — И могу тебя заверить: таким расчетливым холодным штучкам никогда не овладеть чарами сердца. Если б у тебя была хоть малейшая надежда, я бы рассказал.
— Хоть малейшая надежда обрести их с твоей помощью? — вкрадчиво поинтересовался Серп.
— Заткнись, тварь в ошейнике!
— Так ты теперь в самом деле владеешь ими? — Змейка смотрела на Серпа.
— Владею, спасибо Иволге. А вот про вашу завесу лжи никогда не слыхал. И про то, что можно, оказывается, скрыть свой дар. Думаю, и Нетопыри о таком не ведают. Столь ценные сведения можно легко обменять на жизнь и свободу.
— До чего же грубо! — не выдержал Харьер. — Привык у себя в пыточной с лиходеями торговаться!
— Да, мне очень далеко до придворных интриганов, — ощерился Серп.
— Дед, что все это значит? — дрожащим голосом спросила Эрона. Серпента слишком отвлеклась, ее чары ослабели, и принцесса пришла в себя настолько, чтобы задать вопрос.
— Я же просил тебя заткнуть ее, — Харьер сверкнул глазами на сообщницу.
— Я не вижу больше в этом смысла, — чернокосая хмуро глянула на наместника. — Все кончено. С Нетопырями связываться не стану, я предупреждала. Игра была занятной, доколе в ней участвовали мы вдвоем. И доколе я верила тебе безоговорочно.
— Я не рассказал про чары сердца, потому что люблю тебя! Если б ты смогла ответить мне взаимностью, все случилось бы само собой! Я не терял надежды, ждал.
— Оградив меня от попыток найти настоящую любовь, а с ней и подлинную силу, — равнодушно произнесла Серпента. — Вряд ли ты любишь меня, раз лгал, чтобы держать в клетке. Ты ничем не лучше мужчин племени моей матери. Разве что не спишь с себе подобными.
— Объясните, наконец, что здесь происходит! — не выдержала Эрона. Она вскочила с кровати, чему Змейка даже не попыталась помешать, и подбежала к деду. — Почему вы все время говорите о чарах? Ни ты, ни Серпента не владеете даром!
— Я не владею даром? — Харьер рассмеялся дребезжащим старческим смехом и на глазах стал меняться. Волосы потемнели, морщины разгладились, фигура стала выше, мощнее, и вот уже над пораженной Эроной раскатисто хохочет полный сил Маргрит. — Я чародей, дражайшая внучка. Но из-за старого глупого закона и пронырливых Нетопырей вынужден это скрывать.
— Значит, заговор существует? Несчастья с моими женихами случались по твоей вине? — губы принцессы задрожали, на глаза навернулись слезы. — И этот палач, выдававший себя за принца… Он тоже чародей и в сговоре с тобой? Почему?
— Все довольно просто, Рони, — Харьер с помощью чар придвинул себе кресло и с удобством устроился в нем, будто ничего не случилось. Эрона осталась стоять перед ним, словно провинившаяся девочка. — Я еще в юности часто думал о том, как хорошо было бы обладать полной властью, быть королем-чародеем. Сначала это были невинные фантазии, но когда моя дочь скончалась, дав жизнь тебе… — он быстро провел рукой по глазам. — Я скрывал свой дар от всех, это казалось единственно разумным. В молодости учился сам, по книгам, потом нашел наставника далеко за пределами Меддины. Он открыл мне невероятные вещи, о которых не ведают ни здешние чародеи, ни Нетопыри. Самым главным было искусство утаивать дар. Столь ценный навык доступен лишь с помощью гриба, что растет в лесах на южной оконечности Равнин. Можно использовать приготовленное из него зелье, но надежнее носить на теле кусочек живой грибницы, — Харьер вытянул из-за ворота цепочку, на которой висел небольшой ажурный шарик из потемневшего металла. — Этой странной твари для жизни нужна не только вода, но и чародейские силы. Когда поблизости нет одаренных, она умудряется получать потребные для роста крохи из света солнца и луны. Но если начать ее подкармливать, грибница словно становится благодарной. Каким-то непостижимым образом ей удается творить свои чары, которые можно направить на утаивание дара, лжи, подлинной внешности и много чего еще. Я не успел пока до конца разобраться.
Серп слушал, боясь пропустить слово, почти позабыв о грозящей ему, Иволге и принцессе опасности. Сведения Маргрита были не только ценными, но и весьма любопытными. Не зря, выходит, Кверкус сетовал, что чародеи Меддины многое теряют, замкнувшись в своем тесном, привычном мирке. Будь они немного любопытнее, у деда Эроны не оказалось бы такого оружия.
— Так вот, внучка, — продолжал наместник. — Вскоре после того как я вернулся из странствий, вооруженный новыми знаниями и умениями, дочь моя вышла замуж за Игла и стала королевой. Я был рад, ибо любил Эгретту. Она выросла очень похожей на мать, мою покойную жену. А еще у меня теплилась надежда, что дар проявит себя через поколение, и внук, законный наследник престола, с моей помощью сможет стать королем-чародеем. Как ты понимаешь, этим мечтам не суждено было сбыться. На свет появилась ты, забрав жизнь моей дочери. Нет, сначала я не думал о мести, — Маргрит покачал головой, глядя в бледное, растерянное лицо Эроны. — Слишком глубоко было горе. Меня тогда постигла еще одна утрата: погиб мой старый друг, чародей, с которым мы вместе учились, а потом много путешествовали. Оказалось, у него осталась одаренная дочь, и мать девочки, дикая кочевница, прислала ее ко мне, воспользовавшись амулетом отца ребенка. С тех пор Серпента стала моим утешением и смыслом жизни.
Наместник ненадолго замолчал, глядя на Змейку. Чернокосая на него не смотрела. Она полулежала на ложе Эроны, удобно устроившись на подушках, и покусывала верхнюю губку, о чем-то размышляя. Серп много бы дал, чтобы проникнуть в ее мысли, Маргрит, судя по выражению его лица — тоже.
— План, что сегодня окончательно провалился из-за трактирной девки и недостатка честолюбия, пришел мне в голову совершенно случайно, — вздохнув, нарушил молчание дед принцессы. — Игл умер, я стал наместником и перебрался в этот замок. Поближе познакомился с тобой, Рони. Ты оказалась мало похожа на мать и внешне, и нравом. Ты была, да и остаешься, чересчур впечатлительной и при этом лишенной непосредственности, скованной. Изящества и обаяния Эгретты ты не унаследовала, как и моего дара. Ничто в тебе не пробуждало приязни и теплоты, но я относился к внучке как должно, воспитывал и учил будущую королеву. До той поры, пока одна из твоих служанок не рассказала о кошмарах, которые с некоторых пор мучили тебя по ночам. Начались они после казни разбойника на городской площади. Я посчитал тогда, что пора тебе познакомиться и с этой стороной правосудия. Но во сне тебе являлся не повешенный с вывалившимся языком, а палач в ошейнике. Оказалось, ты запомнила какую-то глупую побасенку, рассказанную в далеком детстве темной нянькой. Мне показалась забавной такая впечатлительность, и я, делая вид, что хочу развенчать твои страхи, исподволь расцветил их более живыми красками. Не скрою, здесь мне помог дар. Я радужный чародей, способность изукрашивать действительность в моей природе.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
