То есть он ещё и пешком шёл миль десять? В такую бурю?!. Айриэ только головой покачала. Да, видно, ему очень хотелось дойти…
Фирниор часто и сильно вздрагивал от холода. Куртку, мокрую насквозь, он сбросил прямо на пол, постеснявшись повесить на вешалку. В его сапогах явственно хлюпало, и он стянул их вместе с носками, оставшись босым. Айриэ молча швырнула в него заклинанием сушки, так что его штаны и рубашка «задымились», исходя паром. Да уж, толку от зачарованной от промокания куртки, если при этом её не застёгивать…
Драконна жестом пригласила его следовать за собой и привела в гостиную, активируя светильники и разгоняя уютный полумрак. Он, вздрагивая всё сильнее, встал у камина и протянул руки к огню. Айриэ налила из кувшина горячего глинтвейна в свою кружку — за второй ходить было лень — и сунула её незваному гостю.
— Пей.
Драконна отошла обратно на середину комнаты и молча смотрела на него, привычно изогнув левую бровь. Он вцепился в кружку обеими руками и принялся жадно глотать, едва ли не обжигаясь; его зубы лязгали о край, выбивая дробь. Резко попал в тепло, потому озноб и усилился. Фирниор уже не то что изредка вздрагивал, его почти непрерывно трясло мелкой дрожью. Айриэ кивнула ему на кресло, но он и не подумал садиться. Поставил пустую кружку на столик, решительно шагнул вперёд, вскинул голову. Бледный до синевы, только к бескровным губам начали понемногу возвращаться живые краски; напряжённый, вздрагивающий — и отчаянно, безумно боящийся, но при этом скрывающий свой страх даже от самого себя. Пожалуй, Айриэ впервые видела, чтобы он чего-нибудь так сильно страшился. Что ж, у каждого есть уязвимое место…
Он пришёл умолять, но жалким ни на миг не был.
Просто выдохнул хрипло:
— Айрэ… прости…
Замер, дожидаясь ответа.
Вот так просто. И сложно, потому что вложил он в эти слова больше, чем мог бы кто-нибудь ещё. В них был весь мир, его мир и её, и обе их жизни, которые постоянно норовили зацепиться одна за другую. И отчаяние там было, и чёрная, глухая боль, и лютое одиночество — не то, которого жаждешь и призываешь, когда хочешь отдохнуть от всего и всех, но такое, которое высасывает из тебя саму радость жизни. Высасывает её смысл, и солнечный свет, и блики на озёрной глади, и свежий летний ветер, пахнущий цветами, и пылающий костёр осени с её горьковатым дымком близкого увядания. Такое одиночество подстерегало их сейчас, стояло за плечом Фирниора и злорадно скалилось, зная, какие слова прозвучат через миг. Человек примет приговор и больше не попытается спорить.
Губы Айриэ дрогнули, чтобы навсегда растоптать это дурацкое, непрошеное, ненужное нечто, так нелепо выросшее между ними… но так и не разомкнулись.
Просто посмотрела в его глаза, почти потухшие, почти сдавшиеся — и не смогла себя заставить.
Смешно.
Она обижалась на то, что он ждал от дракона совершенства… А сама разве приняла человека таким, каков он есть? Вот то-то и оно…
Ей тоже придётся чем-то поступиться, иначе нечестно. Пусть он не раз ещё будет обижать её, даже не желая этого, но он ведь учится, каждый раз учится быть бережнее. А она сама — быть снисходительнее к его ошибкам. У неё ведь и своих полно.
А ещё, если уж совсем честно, Айриэ без него плохо. Никуда эта её привязанность не делась. Сорняк несчастный, сколько ни выдёргивай, она заново вырастет, потому что корнями уже в самую душу успела вплестись…
Так что… лютое одиночество может убираться прочь. Пока что. Скоро, совсем скоро оно приползёт снова — уже к ней одной. Вот тогда и покуражится всласть.
Поэтому драконна улыбнулась уголком рта и сказала — назло судьбе и глупому проклятию, которое попытается взять своё через полтора — два десятилетия:
— Иди сюда… ты мне нужен. На сто лет.
Он оказался рядом едва ли не раньше, чем она договорила. Притиснул к себе и замер, рвано дыша. Его волосы ледяными сосульками мазнули по щеке. Буря, кажется, стихла, и ветер больше не завывал, только дождь негромко шуршал за окнами.
Не откажешься от него уже, не прогонишь. Айриэ грустновато усмехнулась и накрыла его ледяные губы своими, отогревая. Потом потянула наверх, в спальню, до которой, впрочем, они дошли не быстро. Одежду сдирали с себя лихорадочно, расшвыривая как попало по всей комнате. И молча вцепились друг в друга, падая на постель. Любились они коротко и бурно, на долгие томные игры не хватило сил и желания.
И только после Фирио наконец спросил, привычно зарываясь носом в её короткие волосы и чуть улыбаясь:
— Айрэ, а почему на сто?..
Она сказала, чётко зная, что обманывает себя и его:
— Потому что я в Акротосе на сто лет, и только потом смогу освободиться. А ты сам решишь, захочешь ли уйти со мной.
Он издал горьковатый смешок и уткнулся лбом ей в щёку. Не стал обвинять в обмане, сказал только:
— Девяносто три с небольшим осталось… Мне Виалл говорил, что это — плата за «драконий камень».
Драконна недовольно фыркнула. Кто этого эльфа за язык тянул?..
— Я не жалею, Фирио. Мне было легче сделать это, чем бросить умирать того, кому я обещала защиту. И потом, это же ты.
— Тогда я для тебя был никем.
— Тогда, — подчеркнула она. — Не сейчас. Оно того стоило.
Фирниор был заледеневший и пылающий одновременно, дышал хрипловато, и Айриэ решила, что его надо бы подлечить, а то завтра простуда разгуляется. Вставать не хотелось, и драконна, недолго думая, прокусила себе губу. Много ли той крови надо…
Велела себя поцеловать, слизывая кровь с её прокушенной губы, и Фирио весьма охотно повиновался, нежно трогая языком ранку. Потом целовал снова, со вкусом и старательно, а Айриэ параллельно пыталась колдовать, но его губы и руки отвлекали, и она сбилась, после чего раздосадовано швырнула в него сгустком целебной силы, отдав большую часть резерва. И добавила немного усыпляющей магии, так что Фирниор мирно заснул через пару минут. Нелегко ему дались последние дни, вымотался до предела…
Ей же не спалось. Айриэ лежала, разглядывая тёплое, светло-янтарное дерево стен и потолка. Пока ей не хотелось в спальне никаких картин или украшений. Потом как-нибудь надо будет попросить у Саэдрана привезти несколько магических картин с пейзажами Драконниара…
Перевела взгляд на лежащего рядом мужчину. Усмехнулась беззвучно: в который раз его упрямство помогло ему выиграть. И ей тоже, что уж скрывать. В выигрыше остались они оба, а о расплате можно пока забыть…
Фирниор глухо кашлянул, не просыпаясь, и Айриэ перешла на магическое зрение — проверить, подействовало ли брошенное кое-как исцеляющее заклинание. Вроде всё в порядке, завтра и не чихнёт даже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
