сердиться на меня …
Слабая улыбка мелькнула на бледном лице.
– Сердиться! Посмотрите на меня. Сегодня ночью не может произойти ничего такого, что могло бы разозлить меня.
– О, моя дорогая, моя дорогая! Ты меня пугаешь!
Стелла посмотрела на нее с ужасающим спокойствием.
– Неужели? – затем ее голос понизился. – Я почти боюсь за себя. Зачем вы пришли? – спросила она почти резко.
– Потому что я думала, что ты нуждаешься во мне, в ком-то, в какой-то девушке, такой же молодой, как ты. Не отсылай меня, Стелла. Ты выслушаешь, что я пришла сказать?
– Да, я выслушаю, – устало сказала Стелла, – хотя никакие слова, которые можно произнести, мне не помогут, никакие.
– Стелла, я … я слышала…
Стелла посмотрела на нее, и ее губы задрожали.
– Ты видела его … Он сказал тебе? – выдохнула она.
Лилиан склонила голову.
– Да, дорогая, я видела его. О, Стелла, если бы ты видела его так, как видела я! Если бы ты слышала, как он говорил! Его голос…
Стелла подняла руку.
– Не надо … пощади меня! – хрипло произнесла она.
– Но почему … почему это должно быть так? – пробормотала Лилиан, цепляясь за ее руку. – Почему, Стелла, ты не можешь догадаться, как он тебя любит? Никогда не было такой глубокой, такой чистой, такой истинной любви, как у него!
Слабый румянец залил бледное лицо.
– Я знаю это, – выдохнула она. Затем с резкой, почти яростной энергией, – ты пришла сказать мне это, мне, которая так хорошо его знает? Стоило ли это того? Неужели ты думаешь, что я не знаю, что я потеряла?
– Ты обещала не сердиться на меня, Стелла.
– Прости меня … я … я едва понимаю, что говорю! Ты пришла не за этим; что тогда?
– Услышать из твоих собственных уст, Стелла, причину этого. Потерпи меня, дорогая! Помни, что я его сестра, что я люблю его любовью, уступающей только твоей! Что всю свою жизнь я любила его, и что мое сердце разрывается при виде его несчастья. Я пришла сказать тебе это, умолять за него, умолять тебя за себя!
– Не надо, не надо! – и Стелла вцепилась в горячие руки и подняла к белому лицу полные слез, умоляющие глаза.
– Ты говоришь, что знаешь его; может быть, но не так хорошо, как я, его сестра. Я знаю каждый поворот его натуры, разве я не из той же плоти и крови? Стелла, он не такой, как другие мужчины – быстро меняется и забывает. Он никогда не согнется и не повернется, как другие мужчины. Стелла, ты разобьешь ему сердце!
Стелла набросилась на нее, как какое-то замученное животное, загнанное в угол.
– Неужели я этого не знаю! Разве не это знание разбивает мое сердце? Оно уже разбило его? – дико возразила она. – Неужели ты думаешь, что я скорблю только о себе? Ты считаешь меня такой подлой, такой эгоистичной? Послушайте, леди Лилиан, если бы … если бы эта разлука принесла ему счастье, я бы перенесла ее с улыбкой. Если бы вы могли прийти ко мне и сказать: "Он забудет тебя и свою любовь через неделю, месяц, год!" Я бы приветствовал вас как того, кто приносит мне утешение и надежду. Кто я такая, чтобы думать только о себе? Я, несчастная, ничтожная девушка, которую он снизошел благословить своей любовью! Я – ничто! Ничего, кроме того, чем сделала меня его любовь. Если бы моя жизнь могла купить его счастье, я бы отдала ее. Леди Лилиан, вы меня не знаете …
Буря ее страсти охватила другую слабую и дрожащую девушку.
– Ты так его любишь! – прошептала она.
Стелла посмотрела на нее с улыбкой.
– Я люблю его, – медленно произнесла она. – Я никогда больше не скажу этого, никогда! Я говорю это тебе, чтобы ты знала и понимала, насколько глубока и широка пропасть, которая простирается между нами. Она настолько широка, что ее никогда, никогда невозможно будет преодолеть.
– Нет, нет, ты не должна этого говорить.
Стелла горько улыбнулась.
– Мне кажется, я знаю, зачем ты пришла, Лилиан. Ты думаешь, что это просто ссора влюбленных, что одно слово все исправит. Ссора! Как мало ты знаешь его и меня. Между нами никогда не могло быть ссоры. Нельзя ссориться с самим собой! Его слово, его желание были для меня законом. Если бы он сказал "сделай это", я бы сделал это, если бы он сказал "иди туда", я бы пошла, он приказал бы мне, и я бы повиновалась. Нет ничего, чего бы я не сделала, ничего, если бы он мне приказал. Теперь я знаю это, теперь я знаю, что я была как тростинка в его руках теперь, когда я потеряла его.
Лилиан приложила руку к губам.
– Ты не должна этого говорить! – хрипло прошептала она. – Ничто не может разлучить вас, ничто не может противостоять такой любви! Ты права. Я никогда не знала, что это значит, до сегодняшнего вечера. Стелла, ты же не хочешь отослать его, ты не позволишь, чтобы между вами встало что-нибудь, кроме смерти?
Стелла посмотрела на нее полными боли глазами, которые, в отличие от глаз Лилиан, были сухими и без слез.
– Смерть! – сказала она. – Есть вещи хуже смерти…
– Стелла!
– Слова, которые нельзя упоминать, чтобы ветер не подхватил их и не разнес далеко и широко. Даже смерть не смогла бы разделить нас более эффективно, чем мы разделены.
Лилиан в ужасе отпрянула.
– Что ты такое говоришь? – выдохнула она. – Стелла, посмотри на меня! Ты сделаешь это, ты должна сказать мне, что ты имеешь в виду.
Стелла действительно посмотрела на нее взглядом, который был ужасен в своем спокойном отчаянии.
– Я молчала, когда он велел мне говорить; ты думаешь, что я могу открыть тебе свои уста?
Лилиан, дрожа, закрыла лицо руками.
– О, что это? Что это? – пробормотала она.
На мгновение воцарилась тишина, затем Стелла положила руку на плечо Лилиан.
– Послушай, – сказала она торжественно. – Я расскажу тебе об этом, чтобы ты могла понять, насколько безнадежна задача, за которую ты взялась. Если … если бы я уступила, если бы я сказала ему: "Вернись! Я твоя, возьми меня! Ты, ты, кто умоляет так, что мое сердце болит от твоих слов, в грядущее время, когда разразится буря и придется заплатить за мою уступчивость, ты будешь первой, кто скажет, что я поступила неправильно, слабо, эгоистично. Ты была бы первой, потому что ты женщина и знаешь, что долг женщины – пожертвовать собой ради тех, кого она любит! Я ясно выразилась?
Лилиан подняла голову
