помаду и носовой платок.
— Конечно, она могла оставить ее и на своем столе. Я отдал распоряжение поискать ее.
— Но она не оставила бы ее в отеле, — сказал Тири. — Она никогда не выходила без сумочки.
Диверо сделал пометку на листе бумаги, который лежал перед ним.
— И еще одна деталь, — произнес Тири. — Она всегда носила бусы. Сейчас я не заметил на ее шее бус. Вероятно, врач снял их?
— Бусы? Когда ее обнаружили в лифте, бус на ней не было. Я выясню это, — сказал Диверо, нахмурившись. — Вы можете еще что–нибудь сообщить? У нее был любовник?
— Она была слишком серьезная девушка и думала только о своей карьере в кино. Она понимала, что ей еще рано выходить замуж.
Тири ушел, и Диверо отдал приказ о поисках сумочки. Затем он вышел в вестибюль и подошел к столу дежурного.
— Вы не помните, было ли на мадемуазель Бало ожерелье, когда она пришла в отель?
После раздумья дежурный ответил:
— Да, было. И помнится мне, я еще подумал, как красиво выглядят голубые бусы на фоне ее загорелой кожи. Ожерелье из сапфира — голубых бусинок размером с орех.
Наблюдая за всем со своего места, Джой подумал, кто может быть этот человек, разговаривающий с дежурным. Очевидно, он был полицейским офицером, причем важным.
Джой внимательно рассматривал его. «Да, с виду довольно неглупый и проницательный человек», — решил он, и снова дрожь волнения и предвкушения чего–то необычного пробежала по телу.
И вдруг до него дошло, что отельный детектив, проходя по коридору, бросил на него быстрый взгляд. Затем сыщик подошел к полицейскому офицеру и начал что–то быстро говорить ему вполголоса. Джой заинтересованно наблюдал, как они говорили, понизив голос, затем оба повернули головы и посмотрели на него. Джой так увлекся происходящим, что совсем упустил из виду, что является здесь единственным посторонним; остальные все были служащие отеля. Это выглядело очень подозрительно. Он отвернулся от мужчин и притворился, что читает газету. Но тут же подумал, что напрасно так рано спустился в вестибюль. Вероятно, он привлек внимание. Вряд ли, конечно, это имеет значение, ведь у полиции нет никаких оснований связывать его с задушенной девушкой. Но все равно, для него будет безопаснее сейчас же уйти отсюда. Он прогуляется и вернется, когда в вестибюле будет побольше народа. Джой небрежно сложил газету и из–за черных очков окинул внимательным взглядом двух мужчин. Сердце у него упало. Он увидел, что полицейский офицер отошел от сыщика и направился прямо к нему. Джоя охватила паника. Офицер остановился перед ним. Взгляд его черных глаз был цепким и проницательным.
— Месье Дилени?
— Да, — хрипло ответил Джой.
— Я — инспектор Диверо из каннской полиции. Я прошу вас уделить мне несколько минут, если вы позволите.
— А в чем, собственно, дело? — спросил Джой, облизывая губы.
— Будьте добры, зайдите в этот кабинет, — сказал Диверо, указывая на комнату позади конторки портье. — Там нам никто не помешает. Повернувшись, он направился в кабинет, не оборачиваясь на Джоя.
Тот еще секунд десять просидел в кресле в полнейшем оцепенении. Что же все это значит? Его сердце сжал страх. Неужели он допустил ошибку и его уже выследили? Может, его собираются арестовать? Затем, взяв себя в руки, он медленно направился в кабинет.
Вот оно, то испытание, которого он так ждал! Удастся ли полиции доказать что–нибудь?
ГЛАВА 6
Мадам Броссет и Джо Керр
пошли на шантаж семьи Дилени.
Петля затягивается.
Когда бы Джо Керр ни приезжал освещать Каннский кинофестиваль, — а это он уже делал в третий раз, — он всегда останавливался в отеле «Лазурный берег». Делал это по трем причинам. Во–первых, этот отель был сравнительно дешевым. Во–вторых, Керру разрешалось пользоваться ванной для проявления снимков, и, в–третьих, хозяйка отеля относилась к нему благожелательно и время от времени пускала к себе в постель. За время своего долгого вдовства Джо Керр с жадностью подбирал любые крохи женского внимания. И хотя мадам Броссет немного пугала его своими внушительными размерами и силой, а также бурными вспышками темперамента, он с нетерпением ждал поездки во Францию. Около девяти часов утра Джо сунул в ванну только что отпечатанные снимки для их окончательной доводки. Снимков было три. Первый изображал Джоя Дилени, открывающего дверь номера 27. На втором была заснята Люсиль Бало, стучащая в этот номер. На третьем — Софи Дилени с выражением недоумения и нетерпения на лице. Все эти снимки увязывались в единое целое показаниями часов над дверью номера 27, ясно видимыми на каждом снимке. Они свидетельствовали, что Джой Дилени вошел в номер без нескольких минут четыре, девушка ровно в четыре, а Софи Дилени в семь минут пятого. Надув щеки, Джо рассматривал снимки. «Если они попадут в руки прокурора или полиции, — думал он, — парню будет крышка. Больше того, жена Дилени тоже будет привлечена к суду за соучастие в убийстве».
Неожиданно в дверях ванной комнаты появилась мадам Броссет. Она стояла подбоченясь, пристально глядя на Джо и сжав маленький красный рот. Мадам Броссет было 45 лет. Она похоронила двух мужей и не собиралась обзаводиться третьим. Второй муж оставил ей в наследство отель — главный источник ее доходов, — в котором она сдавала комнаты девицам легкого поведения. Кроме того, мадам Броссет имела дело со сбытом табака в Танжере и со сбытом краденых драгоценностей в Париже. Выглядела эта женщина весьма внушительно: почти шесть футов ростом, мощной комплекции, с хвостом рыжих волос на голове.
— Добрый день, — робко произнес Джо. — Я вам нужен?
Мадам Броссет двинулась вперед, как паровой каток, и Джо отступил. Она вошла в ванную комнату, закрыла дверь и уселась на унитаз.
— Что вы натворили, Джо? — спросила она, и ее глаза заблестели, как два изумруда.
— Натворил? Что вы имеете в виду? — спросил он удивленно. — Я ничего не натворил.
— Если так, то все в порядке. Я скажу им, что вы здесь и вы сможете поговорить с ними.
Джо почувствовал толчок в сердце.
— Они? Кто это они?
— А кто бы вы думали? Полиция только что спрашивала про вас.
— Меня?.. — Джо стало плохо, и он был вынужден опуститься на край ванны. — Полиция?
— Перестаньте повторять одно и то же, — нетерпеливо сказала
