Уитон зажмурился, как от непереносимой боли.
– Вы лжете.
– Нет.
– Он просто пытался вас запугать.
Я покачала головой.
– Я видела это в его глазах. Я чувствовала это в его прикосновениях. Знаете, меня ведь уже насиловали однажды. И я чую способных на это мужчин за милю.
Лицо его вытянулось.
– Вас насиловали?..
– Да, но сейчас я говорю не об этом. Помните женщину, которую похитили возле магазина «У Дориньяка», а потом бросили в сточную канаву? Экспертиза установила, что ее изнасиловали перед смертью. В ее влагалище нашли сперму.
Голова Уитона дернулась, как от удара.
– Это была ваша сперма? – спокойно спросила я.
Уитон отшвырнул кисть в угол комнаты и сделал ко мне два быстрых шага.
– Вы лжете, лжете!
Я чувствовала, что наступил опасный момент. Пожалуй, разумнее было остановиться. И в то же время интуиция подсказывала, что именно сейчас я могу сделать первый шаг к спасению.
– Ребята из ФБР уверены, что ту женщину убили именно вы. Они сопоставили время убийства Вингейта и момент похищения. И установили, когда Хофман вылетел из Нью-Йорка. Он никак не успевал похитить ту женщину.
Уитон шумно дышал, словно мучимый приступом астмы.
– Да, я похитил ее, но…
Он действительно верил, что, убивая женщин, щадит их. Но я не собиралась щадить его самого. Я отчаянно пыталась пробудить в нем того… другого человека… Тонкого, интеллигентного и печального художника, с которым мне посчастливилось познакомиться в Туланском университете.
– Но объясните мне! Как может человек, когда-то спасший от насилия двенадцатилетнюю девочку, помогать садисту-извращенцу насиловать женщин, которым он мечтает подарить избавление?
У Уитона подрагивала жилка на лице.
– Впрочем, ту вьетнамскую девочку спас Роджер.
– Нет! – крикнул он. – Ту девочку спас я!
Я молчала, провоцируя душевную пытку, которую переживал сейчас Уитон и которая выворачивала его наизнанку. Он весь дрожал. Это продолжалось несколько минут. Потом он резко взглянул на небо, вздохнул, отошел к столу, взял с него что-то и быстро вернулся ко мне.
Надежда, вспыхнувшая было, мгновенно угасла. Я увидела в его руках шприц. И поняла, что, если он намеревается сделать мне укол, я не смогу ему помешать. Я вновь вспомнила Гондурас, где мне был преподан жесточайший из уроков жизни. Именно там я поняла, что можно кричать до хрипоты, заливаться слезами и молить о милосердии, но люди, к которым обращены твои слезы и мольбы, все равно сделают с тобой то, что задумали. И никто не услышит твой призыв о помощи – ни родители, ни Бог.
Уитон скрылся у меня за спиной, и я похолодела. Напрягая все силы, я пыталась повернуть голову и увидеть, что он собирается делать. Он стоял у моей капельницы и впрыскивал содержимое шприца в пластиковый пакет. Я закричала, но он даже не вздрогнул. И не взглянул на меня. Покончив со своим делом, он швырнул пустой шприц на пол и молча вернулся за мольберт. В ту же секунду я почувствовала в руке легкое жжение. Слезы отчаяния хлынули из глаз ручьем. Дыхание сбилось. Я не знала, что делать. Мне нечего было противопоставить неизвестному яду, который поступал мне в кровь. А потом в глазах почернело и я потеряла сознание.
26
На сей раз зрение вернулось раньше осознания того, что я жива. Надо мной были звезды и чернота. Я тупо смотрела на них и лишь спустя какое-то время поняла, что это я смотрю. А потом я услышала приглушенный мужской плач. Он доносился откуда-то издалека. Словно с другой планеты. Мне это показалось очень странным – черный космос и тихий плач.
Меня опять бил озноб. Я была ему благодарна. Когда тело перестает чувствовать холод, наступает самое страшное… Силуэт Талии едва угадывался в окружающей тьме. Меня и это обрадовало. Я много раз бывала в ситуациях, когда звезды были единственным источником света. И помогали сориентироваться в пространстве. Если я отыщу Полярную звезду и линию горизонта, то смогу вычислить широту, на которой нахожусь. Этому фокусу научил меня в детстве отец. Он говорил, что это очень полезная вещь. Особенно когда тебя похитили. А его однажды похищали.
Я пока не знала, где мне искать Полярную звезду, поскольку не могла различить ни Большой, ни Малой Медведицы, а они были лучшими ориентирами. Возможно, Полярная звезда лежит вне поля моего зрения. Хотя вряд ли… Я смотрела прямо на север. Лишь отчасти обзор загораживала листва тропических растений и деревьев. Главное, не терять сознания и смотреть. Долго и терпеливо. Все звезды будут перемещаться в пространстве, и лишь Полярная, зависшая над Северным полюсом, останется неподвижной. Так я ее узнаю. И она мне поможет. Недаром ее называют путеводной звездой. Недаром на нее молятся тысячи путешественников, сбившихся с дороги.
А вот как мне вычислить линию горизонта?.. Метровая кирпичная стена мешала мне это сделать. «Не волнуйся, – вновь услышала я голос отца. – Используй воображаемую линию горизонта. Лучше всего для этого сгодится склянка с ртутью. В ртути отлично отражаются звезды. Тебе надо просто оценить угол между Полярной звездой и ее отражением и разделить полученное значение на два. Если же под рукой нет ртути, подойдет и спокойная поверхность воды».
Проблема была в том, что стекло оранжереи чуть преломляло расположение звезд, а вода в ванне рябила от моего тяжелого дыхания, унять которое я была не в состоянии. «Не беда, – утешил меня отец. – Попробуй догадаться, где лежит горизонт. Думай!»
Рыдания вдруг оборвались.
Ясно, что рыдал Уитон. Но где он? Я его не видела. Напрягая глаза, я попыталась различить в темноте хоть что-то и вдруг сделала удивительное открытие – мои мышцы повиновались мне почти как прежде!
Я тут же оглянулась на штатив моей капельницы. Пластиковый пакет опять был пуст. Действие мышечного релаксанта, о котором упоминал Уитон, закончилось. Сдержанно порадовавшись этому, я вновь переключилась на звезды и горизонт. Это было важно. Новый Орлеан расположен на тридцатой параллели. Если я пойму, что нахожусь там же, значит, я по-прежнему в Новом Орлеане. И Уитон не увез меня в какую-нибудь глушь, где меня никто никогда не найдет и я буду обречена разделить печальную участь остальных жертв похищений… А для начала превращусь в такое же безжизненное изваяние, как Талия… Полярная звезда поможет мне установить широту, но вот с долготой я ничего поделать не смогу. А ведь на тридцатой параллели, помимо Нового Орлеана, расположены еще Бермуды, Канарские острова и даже Тибет. Впрочем, не стоит фантазировать и искусственно все усложнять. Надо найти горизонт. Он скажет, где я нахожусь. Если на тридцатой параллели, значит, у меня все-таки есть шансы…
К тому же теперь я вновь обрела способность двигаться. Почему бы в таком случае не попробовать спастись самостоятельно? Я осторожно пошевелила руками и ногами и поняла, что, пожалуй, смогу выбраться из осточертевшей ванны. Моя проблема – Уитон. Я не вижу его, но знаю, что он где-то близко. И, скорее всего, не позволит мне покинуть оранжерею. Наверняка он предполагал, что я попытаюсь бежать, и предпринял какие-то меры. Заранее. Хотя зачем бежать?.. В галерее у меня был пистолет. Я просто не успела его выхватить. Где он сейчас? Где-то здесь, может быть? Там же, где моя одежда? Надо бы поискать…
Но я понимала, что, прежде чем решиться на какие-то активные действия, следует узнать, где Уитон. Я дотянулась до крана и повернула его. Горячая вода с шумом полилась в ванну. Я принялась ждать.
Сначала я не почувствовала никаких изменений, потом тепло разлилось по ванне, гоня кровь по всему телу. Странно, когда я успела так закоченеть? Вода не могла быть такой холодной. Она не может быть холоднее воздуха в оранжерее. Таковы физические законы. А Уитон из-за своей болезни должен бояться холодных помещений пуще огня. «Все просто, – раздался в голове голос отца. – Погруженное в воду тело теряет свое тепло во много раз быстрее, чем на открытом воздухе. Именно поэтому так много потерпевших кораблекрушение людей замерзают в воде до смерти».
Я подумала, что, если не включать время от времени горячий кран, Талия запросто может погибнуть. Ведь она сама не в состоянии позаботиться о поддержании определенной температуры воды…
Кран все шумел, но Уитон так и не появился на звук. Когда вода подобралась к самой кромке ванны, я завернула кран. Мне очень хотелось встать и исследовать помещение, но что-то меня удерживало. И я откинулась назад, устремив вверх неподвижный взгляд. Меня клонило ко сну, но я сопротивлялась дреме изо всех сил и смотрела на медленно меняющийся ночной небосвод. Вода в ванне стала приятно прохладной, потом холодной, потом ледяной. Но я не двигалась, не отрывая глаз от неба. Меня вновь пробил легкий озноб. Звезды медленно, словно черепахи, двигались в противоположную от направления земного вращения сторону. Все, кроме одной. Яркая и крупная, она неподвижно зависла над верхушками деревьев, росших за стеклянной стеной оранжереи.
