Элверна с благоговейным страхом шепнула Ральфу:
— Он хочет погибнуть ради нас!
Ральф стал возражать дрожащим голосом, в котором не было себялюбия, хотя, пожалуй, не было и особенного героизма:
— Нет, ты садись в байдарку, Джо. Я легче. Волны еще большие и… — Он заставил себя договорить с мучительным трудом: волны и в самом деле были высоченные, и это ему совсем не нравилось. — Складная лодка может затонуть…
Но Джо уже толкал его к байдарке; неумолимо стиснув его затылок стальными пальцами, он ревел:
— Сколько я должен с тобой спорить? Делай, что говорят, ясно?
Ральф очутился на носу байдарки, головокружительно высоко взлетающей на крутых волнах. Элверна сидела за его спиной, Сол старался запустить мотор, а Джо тем временем приладил буксир к складной лодке и оттолкнул байдарку от берега. А потом Ральф был так занят, так яростно орудовал веслом, отгоняя байдарку прочь от грозного бушующего пламени, что ни о чем не думал. Он не сразу сообразил, что мотор завелся. Он все орудовал веслом, словно мотор не работал, словно один он мог спасти всех, а в озере с каждой секундой все яростнее неистовствовали сполохи отраженного огня.
Отойдя на полмили, Сол заглушил мотор. Они оглянулись. Весь берег, до самой оконечности мыса, пылал. Когда зарево перескакивало с холма на холм, порой совершая фантастические прыжки в сотню ярдов, сухие сосны даже не вспыхивали, а взрывались, как подожженный целлулоид, взметая к небу раскаленные угли.
Огонь продвигался быстро. На заре, хотя мшистая земля еще тлела, огненная завеса исчезла. Но прежний мирный зеленый берег превратился в жуткое кладбище черных древесных скелетов.
Ральф не помнил, когда Элверна пробралась на нос байдарки и робко взяла его за руку, но теперь она была рядом, маленькая, с грязным лицом, такая бесконечно близкая.
Со складной лодки послышался голос Джо:
— Кончилось. Высаживаемся на берег и беремся за стряпню.
При этом Джо встал во весь рост в мелкой лодчонке, и у Ральфа мелькнула мысль, что это опасно. Лодка перевернулась до того аккуратно и неторопливо, что Ральф не поверил своим глазам, и Джо исчез в волнах.
Они видели, как он пошел ко дну. Когда он вынырнул, отфыркиваясь и трясй взъерошенной головой, то был в добрых тридцати футах от них. Неужели он отплыл под водой? Он снова скрылся, вынырнул, подплыл к лодке и ухватился за борт.
Когда Ральф и Элверна протянули руки, чтобы помочь ему залезть в байдарку, он сказал:
— Обождите. Ральф, забавная штука — какого дурака может свалять человек! Сейчас ты будешь смеяться! Я помог вам спастись от пожара и не собирался вынырнуть. Хотел сойти с дороги. Остаться там, под водой. Но у меня заныло в носу, — сказал он жалобно, — и вода дьявольски холодная! Даже тут я неудачник, неудачник во всем. Но еще не поздно исправить дело. Я залезу в лодку, только если вы меня попросите. Отличная возможность от меня избавиться!
Его голова вровень с качающимся бортом на мрачном фоне пустынного озера была истерзанной и мокрой, как у утопленника, и глаза, которые прежде сверкали таким жгучим и неугасимым голубым огнем, теперь были красные, с сумасшедшинкой.
«Вот до чего я довел этого чудесного человека, — со щемящей тоской подумал Ральф. — Допустил, чтобы он принял меня в свою жизнь, а потом причинил ему столько страданий. Как я ненавижу себя! И как люблю ее!»
Но пока в голове у него мелькали эти мысли, он уже вопил:
— Джо, если ты утонешь, я прыгну следом!-.
Элверна разрушила трагедию своей холодной быстрой простотой:
— Джо Истер, не будь дубиной. Полезай сюда, слышишь, не то простудишься насмерть. И заткнись! И ты тоже, Ральф. Помоги ему. Перекидывай ногу через борт, Джо, ну!
И когда Джо покорно залез в байдарку, она сказала:
— Вот так-то лучше. Не садись на муку, Джо, намочишь. На вот, закутайся в одеяло. Делай, что тебе говорят! А теперь слушайте меня, вы, дети!.. Ох, ну и младенцы эти мужчины! Норовят быть героями, мечтают о всяких глупостях!.. Довольно жалких разговоров. До самого Виннипега говорим только о погоде. И конец, ясно?
И они говорили о погоде — растерянный Джо и присмиревший Ральф. Но это был не конец.
Глава XXV
Трое, стоявшие на вокзале в Виннипеге в ожидании миннеаполисского поезда, мало чем напоминали тех трубочистов, что, шатаясь, вошли два дня назад в Белопенное на удивление всему поселку. Ральф щеголял в сером фланелевом костюме и франтовской белой с голубым рубашке. (На нем всегда отлично сидело готовое платье.) Джо Истер был не так вылощен, но и он выглядел благопристойно в коричневом костюме, который, не спрашивая его мнения, выбрала ему жена. А сама Элверна…
Это была типичная маникюрша, самоуверенная и ослепительная, с неестественным румянцем и еще более неестественным оживлением в голосе.
Все десять минут ожидания они старательно избегали малейшей искренности. Они пытались выдавить из себя какие-нибудь веселые и забавные замечания о вокзале, о пассажирах, о погоде.
Когда подали поезд, Элверна насмешливо выпалила скороговоркой:
— Ну, ребята, не смею вас больше задерживать. Мои вещички снесет носильщик.
Она протянула одному правую руку, другому — левую. Они уставились на нее, точно влюбленные школьники.
«Нет уж, мы проводим тебя до вагона», — буркнул Джо; «Конечно, мы обязательно поможем тебе сесть!»- сказал Ральф; при этом оба одинаково конфузились, ни на волос не уступая друг другу в неловкости.
— Ладно, миленькие. С вами мне будет куда веселее, — сказала она, и они неуклюже пошли следом за ней и носильщиком к спальному вагону. Они тупо смотрели, как она деловито сунула проводнику свой билет.
Потом она постояла немного, глядя на них.
— До свиданья, — сказала она.
И когда смущенные мужчины, как в бесконечном кошмаре, бесконечно медленно двигаясь, бесконечно медленно осознавая, до чего они несчастны, и так же бесконечно медленно приступая к обряду прощальных поцелуев, открыли рты, чтобы выразить приличествующие случаю чувства, она снова на миг заговорила по-человечески:
— Бедняжки! Болтливые дети, которые ничего не смыслят в серьезных вещах! Разве вы не понимаете? Не могу я жить по-вашему. Я — это я. И хочу остаться собой. И, если вы хоть немного меня любите, дайте мне остаться собой! До свиданья. Нет! Пожалуйста! Не входите в вагон!
Они стояли на перроне, глазея на нее через окно, пока она устраивалась в кресле пульмановского вагона, как в крошечном домике. Они видели, как она сняла шляпку и изящно — слишком изящно, слишком небрежно — сунула ее в бумажный пакет, услужливо поданный восхищенным проводником. Они видели, как она поправила волосы знакомым движением рук, тонких и ослепительно белых рук. Видели, как она тщательно посмотрелась в карманное зеркальце и напудрила нос. И ни разу даже не бросила взгляда в их сторону.
— Я не могу! — простонал Джо.
— И я, — подхватил Ральф.
И двое мужчин побрели в дальний конец перрона, сунув руки в карманы, не глядя друг на друга, с виду безразличные друг к другу, но связанные общей любовью к ветреной, беспутной и такой беззаветно отважной девчонке еще теснее, чем прежде, когда вместе смотрели в лицо смерти.
Они стояли в конце перрона, притворяясь, будто с осмысленным интересом разглядывают шпалы и рельсы, а поезд тем временем тронулся, набрал скорость и проехал мимо. И тут они увидели, что Элверна уже не наводит красоту, а сидит, уронив голову на дрожащие руки.
— Неужели мужчинам и женщинам навсегда суждено вот так причинять боль друг другу? — воскликнул Ральф.
— Да. Я так думаю, всякий, кто не согласен размениваться на мелочи, должен причинять боль себе и всем вокруг, — сказал Джо. — А теперь, Ральф, послушай меня. Нас одолело то, что сильнее нас, — враги, подкравшиеся ночью, вероломные друзья, пожар, буря и женщина. Но теперь ты поезжай домой и снова будь такой, как ты есть, а я останусь здесь и как-нибудь заработаю себе на жизнь. Незачем тебе тащить меня с собою в Нью-Йорк. Конечно, ты был очень добр, что предложил подыскать там для меня работу, но ведь я сам тебе навязался, и это все пустое. Я говорю от души. Ей-же — ей, Ральф, я даже не очень виню тебя, что ты влюбился в Элверну. Я и сам не лучше! Но теперь с этим покончено, и тебе пора вернуться к своему делу и своим друзьям, а обо мне забыть.
— Но, Джо… Да, ты первый предложил, чтобы я взял тебя в Нью-Йорк, но ты был совершенно прав. Послушай, что я тебе скажу…
Ральф говорил битых два часа, прежде чем исчерпал все доказательства того, что Джо для полного счастья совершенно необходимо поехать с ним в Нью-Йорк (а миннеаполисский поезд тем временем постукивал на перегонах), и все это время они ^родили по Виннипегу, а под конец набрели на тайный кабак, где продавали превосходный шотландский виски.
