– Потому что нам нужно знать, что там случилось. Как дошло до того, что почти четыреста солдат из Двадцать второго полка погибли в схватке с плохо вооруженной, недисциплинированной и худо управляемой бандой разбойников? Почему командир полка не был наказан, а сам отряд переформировали так, чтобы скрыть его потери от императора? Почему погибли пятеро боевых магов, в том числе сам Дравен-лод-Мерв, владеющий Черным Жаром, Источником с наиболее убийственным из всех существующих аспектом? Кто за это ответит?
– Крысы ничего не утаивали от императора. И не лучше ли расспросить солдат, которые там были?
Тощий широко улыбнулся.
– Собственно, об этом и речь. Тех солдат невозможно отыскать. В село послали две роты вместе с пятью магами полка. Якобы все чародеи погибли в схватке, а из пехотинцев уцелели лишь восемнадцать. Через несколько дней полк переформировали так, что роты вторая и третья были восстановлены из остальных подразделений, после чего была проведена общая реорганизация Третьей армии: обмен полками, ротами, взводами и даже одиночными солдатами. В результате Двадцать второй пехотный полк вернулся к первоначальному численному составу, а поскольку за это время архивы частично сгорели, никто уже не может сказать, сколько солдат погибло и кто именно принимал участие в бою у Глеввен-Он. – Вельгерис произнес все это единым духом, не останавливаясь. – Прекрасная работа. У нас три года занял подсчет убитых.
Три года. Они вышли на это дело уже три года назад. А то и дольше. Гентрелл спокойно потянулся за кубком с вином, сделал глоток, не спуская глаз с противника. Эккенхард поймал себя на том, что именно так он и начинает думать о Гончей. Как о противнике.
«Когда же всплывет слово „враг“ – придется его убить», – понял он. И сразу же возник вопрос: «Не для того ли я здесь? Пригласил ли меня Гентрелл на ужин, чтобы я помог ему в убийстве?» Он и мгновения не сомневался, что старая Крыса не станет колебаться перед пролитием крови, посчитай он, что этого требует благо империи. Определенные тайны должны быть скрыты столько, сколько возможно.
– То есть вы три года копались в том, что вас не касается? – начал Гентрелл. – А еще два?
– Старались разобраться, что случилось с теми восемнадцатью солдатами, которые выжили. Семеро умерли от полученных ран, а тела их похоронили тайно, двое обезумели и исчезли где-то в подземельях Крысиной Норы, остальных девятерых уволили со службы в армии – и они перешли в подчинение внутренней разведки. Сделано это было куда как ловко, только во время очередной перестановки в Третьей армии, а потому никто не обратил внимания, что Крысы приняли под свое крыло последних из Глеввен-Он. Хорошая работа.
Гончая ухмыльнулся узкими губами, внимательно окидывая Гентрелла взглядом.
– И этих девятерых солдат, уже как принесших присягу Крысам, перевели в некий полузаброшенный замок. Собственно, сюда.
* * *
Рассвет. Это было не совсем точным словом для того явления, что они наблюдали. Солнце не выплыло из-за горизонта, но выскочило огненным шаром, пламенеющим кругом, мгновенно воткнувшим огненные копья в зеницы. Когда бы не экхаар, он бы ослеп в несколько минут. Белый песок Скорпионьей Мельницы отражал все со стократной силой: жар на небе, жар на земле. И все это ударяло прямо в них.
– Видишь? – Шепот ее был тише, чем шелест песка, осыпающегося под лапами бегущего паучка. – Видишь, как оно красиво? Невероятно, что где-то в мире может быть столько света.
Он смотрел на нее молча, с вопросом, повисшим где-то между ними. В каком же мрачном месте ты была, девушка? Кто ты?
А она стояла лицом к всходящему солнцу и смотрела прямо на его раскаленный шар. Не щурила глаз, не заслоняла их рукою, зрачки ее превратились в точки столь маленькие, что они почти исчезли в темно-синей радужке. Улыбнулась и вздрогнула.
– Столько света… – повторила она. – Ты не понимаешь, сын предателей, какое счастье видеть столько света – и притом всякий день.
– Не называй меня так.
– Что тебя оскорбляет? Название или истина, что в нем скрыта?
– Ты ничего не знаешь о моем народе.
– Правда? Я знаю о нем больше, чем он знает сам о себе. Кроме того, насколько я разумею, это уже не твой народ. Если я хорошо понимаю силу и значение символов, то, что ты уничтожил имя и сломал мечи, отрезало тебя от них раз и навсегда. Ты отказался от общей души, а потому не бросайся теперь на их защиту.
– Если я не принадлежу к ним, – странно, но слова эти вышли из него с трудом, – то ты не имеешь права называть меня сыном предателей.
Она взглянула на него искоса.
– Это верно. Здесь ты прав. Тогда каким именем тебя звать, мой маленький скорпион?
– Имя у меня есть.
– Нет… Его у тебя нет. Ты не можешь использовать имени от народа, к которому не принадлежишь. И какое из новых подходило бы тебе?
Она взглянула на него, чуть клоня набок голову, и в глазах ее угнездилось нечто… чужое.
– Имрисх? Был у меня когда-то малый… Нет, не подходит. Должно быть что-то более сильное, более опасное, имя, при звуке которого у врагов станут подгибаться колени. Назови я тебя Имрисх – они повалились бы со смеху… Хотя, возможно… Тогда ты сумел бы справиться с ними твоими новыми мечами. Как тебе? Я дам тебе имя, ты встанешь к бою, назовешься – и внезапно все хохочут, неспособные к защите? Но тогда и мне не было б нужды в скорпионе, хватило бы простого щенка… – Монолог ее перешел в бормотание, чуждость из глаз разлилась по коже, она утратила вдруг привычную мимику, словно часть мышц ее отмерла, а остальные придали ее лицу новую форму. – …Может, не давать тебе имени? Стану говорить только: «иди», «сделай», «принеси», «убей». А ты будешь знать, всегда и всюду будешь знать, когда я обращаюсь к тебе, и никогда не заколеблешься ни на миг. Это просто, хватит изменить тебя – немного здесь, чуть-чуть там…
Внезапно он почувствовал холод в затылке, будто его сжали ледяные пальцы.
Мечи выскочили из ножен быстрее, чем он мог представить, что такое возможно. Легкость клинков превратила их в черные лоснящиеся полосы. Она не вздрогнула, когда два кривых клинка замерли у ее шеи.
– Нет, – тряхнула она головою, продолжая монолог. – Такой скорпион был бы искалечен. Я уже видела подобное: пройдет время, и он утратит возможность действовать самостоятельно. А мне необходим умелый убийца, такой, за которого не нужно будет думать. Как сейчас: чувствуешь Силу и реагируешь, пусть даже это означает, что нарушаешь клятву верности.
Ледяные пальцы исчезли.
– Я должен тебя охранять, – сказал он медленно, с трудом владея голосом, – но если ты еще раз попытаешься меня изменить, наложить какое-то волшебство, клянусь…
– Чем? Что такое у тебя еще осталось, скорпион? Нет у тебя ничего: народа, семьи, имени, собственных мечей. Чем ты можешь поклясться?
Была она чужая, куда более чужая, чем любой из тех, кого он встречал в жизни. Дело заключалось не в лице со странно деформированными чертами, что выглядели так, будто кожу ее натянули на лицо другого человека. Другого существа. Дело было во взгляде, глаза ее смотрели как… Он не мог выразить в словах, кого или что напоминал ему этот взгляд.
– Клянусь именем девушки, которую я когда-то убил, что если попытаешься меня изменить – погибнешь сама.
Она улыбнулась.
– Как это чудесно патетически. Как же благородно и глупо. Ты убил ее, потому что боялся ответственности, потому что хотел еще немного пожить, а ее поступок связывал тебе руки. Ты убил ее, потому что был трусом, потому что стало тебе страшно забирать ее в родную афраагру. Легче убить, воткнуть ей кинжал в сердце, закрыв ладонью рот, чтобы она не крикнула. Когда я увидела тебя, то знала, что ты – скорпион, ведь лишь скорпионы убивают так легко, для них это единственный метод решения проблем. Ну как, маленький скорпион, поклянешься именем проблемы, которая уже решена?
Он опустил оружие.
– Видишь? Нет уже у тебя ничего – кроме меня и дела, которое должно исполнить. Подними мечи, выше. Хорошо. Они – единственное, что у тебя есть, только они отделяют тебя от небытия. Оттого я даю их тебе… в собственность. Они – твои. Ты должен всегда об этом помнить, помнить, кто тебе их дал. Я знаю, что у вас нет обычая давать имя оружию, потому и они его не получат, но тебя я назову Керу’вельн. На древнем языке одного из народов, который вы некогда вырезали, это значит «носящий мечи». Помни. Только эти мечи придают сейчас смысл твоему существованию. Если отберу их у тебя – исчезнешь.
Она отвернулась и двинулась в пустыню.
Он взглянул на оружие. Осматривал его впервые со времени стычки с тенями к’к’на. Клинки были черными, блестящими, словно вулканическое стекло, но изготовили их наверняка не из этого материала. Они казались выкованными, а не вырезанными из камня. Лезвия у самого клинка были почти прозрачны и, наверное, острее всего, что Йатех держал в руках. Для пробы он слегка ударил клинками друг о друга. Конечно же, те не выщербились. И их вес. Они были как минимум на треть легче стального оружия. Его новые мечи… Единственная причина существования.
