— И что ты сказала?
— Я сказала, что я ни хрена не знаю, — отвечает она, качая головой.
Мораг нас не заложит, в этом я совершенно уверен.
— Спасибо, Мо. Чего, интересно, они до нас докопались? Если этот урод придет еще раз, скажи мне. Я пристрелю его, а потом сожгу его дом. — Я выплевываю эту фразу прямо в ее изумленное лицо.
И я почти уже собираюсь сбежать наверх, но тут эта старая корова опять начинает ныть:
— Ты должен больше мне помогать, Саймон, я одна не справляюсь. Али поехала в больницу, с ее мужиком что-то случилось.
— С кем, с Уродом?!
— Ага.
— А что случилось?
— Не знаю, но дела, кажись, совсем хреновы.
— Ладно, дай мне пять, — говорю я, ощущая странное беспокойство по поводу Мерфи. То есть мы уже, разумеется, не лучшие кореша, но я все равно не желаю ему зла. Я поднимаюсь по лестнице, помахав Мо рукой.
— Нужно почту проверить.
— Пола вернулась из Испании, спрашивает, как дела. Я говорю ей, што все нормально, но она моя подруга, и я не буду тебя прикрывать перед ней, Саймон. Я не буду врать Поле.
Я резко замираю на месте.
— Ты о чем?
— Ну, этот мистер Крессвелл с пивоваренного завода, приятный человек, говорит, што ты не заплатил ему за прошлую неделю. Я сказала ему, што ты вернешься и все прояснишь.
Я обдумываю услышанное и только потом отвечаю Мо:
— Крессвелл — паникер, корпоративный человек. Он не понимает, что бизнес базируется на кредитах и движении наличности. Он просто сидит в своем замечательном офисе в Фаунтенбридж и делает вид, что он прекрасно разбирается в бизнесе. Если он проведет один день в забое, у него не выдержит сердце. Я с ним поговорю, — пафосно заявляю я и поднимаюсь-таки в офис, чтобы проверить почту до открытия бара.
Я созываю общий сбор, вечером, в пабе. Хер знает, зачем мне это надо, может быть, чтобы они не расслаблялись. Я временно вывожу из игры Форрестера, если они с Рентоном вновь окажутся в одном помещении, могут возникнуть проблемы. Разумеется, Рентой не приезжает. Вваливаются Рэб и Терри, который прямо с порога начинает просить денег. Бля, свихнулись все, что ли, на этих бабках. Они меня за кого принимают? Это все сука Рентой, бля буду, небось всех обзвонил и проебал всем мозги.
— Извини, Тер, временные финансовые трудности, короче говоря, бабок нет и не будет.
— То есть вот так вот, за все, што я сделал, я ни хера не получу?
— Ты не получаешь процентов от прибыли, Терри, — объясняю я. — Тебе заплатили как актеру, точнее — как ебарю. А я разруливал все остальное.
— Ну-ну, — говорит он с усмешкой, от которой мне становится не по себе. — Значит так вот все, ладно.
С Терри приятно работать. На определенном этапе. Из-за его не слабеющего энтузиазма. Отсутствие амбиций означает, что он никогда не сделает карьеру в этой индустрии. Ты из кожи вон лезешь, чтобы дать им возможность расти и учиться. А все остальное зависит только от них. Но он хорошо это понял. Слишком хорошо.
— У нас проблема. Мы все не сможем поехать в Канны, слишком дорого получается. Так что еду я, Никки, Мел и Кертис. Наши таланты. А, и еще Рентой. Он нужен мне для решения деловых вопросов. Остальные? Остальные в пролете.
— Я в любом случае не смог бы поехать, — заявляет Рэб. — У меня ребенок, учеба и все такое.
Терри резко встает и идет к выходу.
— Тез, — кричу я ему вдогонку.
Он оборачивается ко мне и говорит:
— Какого хуя мне тут делать, если бабок мне не платят и в Канны я тоже не еду? — Честно говоря, я не могу так вот с ходу придумать ни одной причины, поэтому молчу, а он продолжает: — Не хер тратить зря время. Я еду в больницу навестить Урода, — и он уходит.
— Я тоже… того, — говорит Рэб, встает и идет за ним. Я задумываюсь над этим и прихожу к выводу, что, поскольку Рэб не знает Урода, он просто уходит, а не собирается кого-то там навещать.
В этот момент входит Никки и извиняется за опоздание. Она смотрит, как эти двое уходят. Я поворачиваюсь к ней.
— Ну и пусть катятся на хер. Они нам уже не нужны, да и не были нужны никогда. Нельзя позволять хвосту вилять собакой, и я устал потакать их мании величия.
Крейг явно напрягается, Урсула смеется, Ронни улыбается. Никки, Джина и Мел смотрят на меня в ожидании продолжения.
— Когда мы начнем получать прибыль с продаж, мы будем делить ее на всех, — объясняю я. — Понятно? Я не могу дать вам денег, если у меня у самого их нету!
Остальные вроде бы успокаиваются, но Никки все еще недовольна. Судя по всему, ей не нравится, как я обошелся с Рэбом и Терри. Я напрягаюсь, потому что начинаю ее презирать, а это само по себе ужасно, потому что я влюблен в эту женщину. Теперь она чувствует, что что-то не так, и говорит мне, что думает уходить из сауны, и я говорю ей, что это хорошая мысль, потому что подобные заведения держат одни слизняки. Мне интересно, решится ли она попросить у меня денег. В конечном итоге она отправляется на работу, а я назначаю ей свидание.
Так, судя по всему, в наших рядах воцарились разброд и шатание, но я не могу позволить себе переживать из-за всяких мелких мошенников вроде Терри. Я иду к себе в кабинет, занюхиваю приличную дозу, и тут мне звонит пидарас из газеты.
— Могу я поговорить с Саймоном Уильямсоном?
— Мистера Уильямсона в данный момент нет на месте, — говорю я ему. — Кажется, он сейчас в Джеке Кейне… или, может быть, в Портобелло.
— И когда он вернется?
— Не знаю, честно сказать. В последнее время мистер Уиль-ямсон очень занят.
— А с кем я разговариваю?
— Я мистер Френсис Бегби.
— Хорошо, если мистер Уильямсон появится, передайте ему, чтобы он со мной связался.
— Я оставлю ему записку, но Саймон все время гуляет сам по себе, — говорю я своему собеседнику, одновременно сворачивая купюру в пятьдесят фунтов, чтобы занюхать очередную дорогу.
— Пожалуйста, убедитесь, что он прочтет вашу записку. Это важно. Мне нужно прояснить некоторые моменты, — говорит этот пафосный урод.
— Можешь у меня отсосать, — говорю я ему, бросая трубку, потому что мне как раз вставляет. Я разворачиваю купюру и любуюсь на нее. Деньги дают тебе роскошь не думать о деньгах. Может быть, это вульгарно и грубо, но посмотрим, как это будет вульгарно и грубо, когда ты окажешься на мели.
Но я не о том. Нас ждут великие дела. Нас ждут Канны.
66. Шлюхи из города Амстердама (Часть 9)
Хватит с меня высоких отношений. Да, я снова вернулся в Дам, на этот раз — в новом амплуа. Потому что Псих опять что-то задумал.
Мы сидим на мерзком, холодном складе в Лейланде, на окраине города, и распихиваем по коробкам кассеты. Склад принадлежит Мизу, и это полнейший отстой, кучи всякого хлама возвышаются аж до самого потолка. Тошнотворные люминесцентные лампы прикреплены к алюминиевым панелям, закрепленным, в свою очередь, на проржавевших каркасах. Я пытаюсь прикинуть в уме, какова будет прибыль: 2000 х 10 фунтов/2 = 10 000 фунтов, но это будет не быстро, и Псих начинает ныть. Я уже успел позабыть о потрясающей способности этого человека жаловаться на жизнь и высказывать вслух претензии, которые по большому счету полная херня и которые стоило бы держать при себе. Но даже это нытье все-таки лучше молчаливых раздумий, от которых, кажется, самый воздух становится густым, как деготь. Понятно, что он считает, будто этот расклад для него — недостаточно круто, но он забыл одну важную вещь: если он ноет и плачется, все его жалобы и стенания меня только радуют. Из серии: когда тебе плохо, мне хорошо.
— Нам не хватает рабочих рук, Рент, — говорит он, барабаня по пустой коробке. — Где эта твоя пташка, Краут? Судя по всему, с появлением Дианы она позаброшена-позабыта?
Я продолжаю работать, памятуя свой старый принцип: Псих и твоя личная жизнь — две вещи несовместимые. И в этот раз он не сделал ничего, чтобы меня переубедить.
— Не твое дело. Сиди, пакуй и не выебывайся, — говорю я ему и думаю про себя, а правда, где она в самом деле; я продолжаю надеяться. Я опускаю голову пониже, чтобы он не прочел эту надежду в моих глазах.
Я прямо чувствую, как на меня светят эти огромные лампы.
— Будь осторожен с этой Дианой, возобновление старых связей и все такое, — говорит он. — У нас, в Италии, есть хорошее выражение про разогретый суп. Он никогда не бывает по-настоящему вкусным. Подогретая капуста. Minestra riscaldata!
Мне очень хочется въебать этому мудаку по морде. Но вместо этого я ему улыбаюсь.
Потом он как будто о чем-то задумывается и наконец кивает, вроде как с одобрением.
— Ну, по крайней мере у нее правильный возраст. Никогда не встречайся с бабами за тридцатник. Это желчные и язвительные коровы с давно установленной программой. На самом деле лучше всего, если бабе меньше двадцати шести. Но только не молоденькие нимфетки, они какие-то недоделанные и быстро надоедают. Нет, с двадцати до двадцати пяти — вот самый правильный возраст для женщины, — говорит он и начинает швыряться в меня хламом из своего загашника предпочтений. Я получаю все старые экземпляры: кино, музыка, Алекс Миллер, Шон Коннери, — и парочку новых: бабы с «химией», в смысле, завивка такая, шлюхи на крэке, Алекс МакЛейш, Фрэнк Сузи, телеведущие, кино про наркоту.
