— Из погреба. Пиани нашел еще вино и яблоки.
— Что ж, вот и завтрак.
Пиани вытащил деревянную затычку из большой, оплетенной соломой бутылки. Он наклонил ее и наполнил медный ковшик.
— Пахнет недурно, — сказал он. — Поищи какой-нибудь посуды, Барто.
Вошли оба сержанта.
— Берите сыру, сержанты, — сказал Бонелло.
— Пора бы ехать, — сказал один из сержантов, прожевывая сыр и запивая его вином.
— Поедем. Не беспокойтесь, — сказал Бонелло.
— Брюхо армии — ее ноги, — сказал я.
— Что? — спросил сержант.
— Поесть нужно.
— Да. Но время дорого.
— Наверно, сучьи дети, уже наелись, — сказал Пиани. Сержанты посмотрели на него. Они нас всех ненавидели.
— Вы знаете дорогу? — спросил меня один из них.
— Нет, — сказал я. Они посмотрели друг на друга.
— Лучше всего, если мы тронемся сейчас же, — сказал первый.
— Мы сейчас и тронемся, — сказал я.
Я выпил еще чашку красного вина. Оно казалось очень вкусным после сыра и яблок.
— Захватите сыр, — сказал я и вышел. Бонелло вышел вслед за мной с большой бутылью вина.
— Это слишком громоздко, — сказал я. Он посмотрел на вино с сожалением.
— Пожалуй, что так, — сказал он. — Дайте-ка мне фляги.
Он наполнил фляги, и немного вина пролилось на каменный пол. Потом он поднял бутыль и поставил ее у самой двери.
— Австрийцам не нужно будет выламывать дверь, чтобы найти вино, — сказал он.
— Надо двигать, — сказал я. — Мы с Пиани отправляемся вперед.
Оба сержанта уже сидели рядом с Бонелло. Девушки ели яблоки и сыр. Аймо курил. Мы поехали по узкой дороге. Я оглянулся на две другие машины и на фермерский дом. Это был хороший, низкий, прочный дом, и колодец был обнесен красивыми железными перилами. Впереди была дорога, узкая и грязная, и по сторонам ее шла высокая изгородь. Сзади, один за другим, следовали наши автомобили.
Глава двадцать девятая
В полдень мы увязли на топкой дороге, по нашим расчетам километрах в десяти от Удине. Дождь перестал еще утром, и уже три раза мы слышали приближение самолетов, видели, как они пролетали в небе над нами, следили, как они забирали далеко влево, и слышали грохот бомбежки на главном шоссе. Мы путались в сети проселочных дорог и не раз попадали на такие, которые кончались тупиком, но неизменно, возвращаясь назад и находя другие дороги, приближались к Удине. Но вот машина Аймо, давая задний ход, чтоб выбраться из тупика, застряла в рыхлой земле у обочины, и колеса, буксуя, зарывались все глубже и глубже до тех пор, пока машина не уперлась в землю дифференциалом. Теперь нужно было подкопаться под колеса спереди, подложить прутья, чтобы могли работать цепи, и толкать сзади до тех пор, пока машина не выберется на дорогу. Мы все стояли на дороге вокруг машины. Оба сержанта подошли к машине и осмотрели колеса. Потом они повернулись и пошли по дороге, не говоря ни слова. Я пошел за ними.
— Эй, вы! — сказал я. — Наломайте-ка прутьев.
— Нам нужно идти, — сказал один.
— Ну, живо, — сказал я. — Наломайте прутьев.
— Нам нужно идти, — сказал один. Другой не говорил ничего. Они торопились уйти. Они не смотрели на меня.
— Я вам приказываю вернуться к машине и наломать прутьев, — сказал я. Первый сержант обернулся.
— Нам нужно идти. Через час вы будете отрезаны. Вы не имеете права приказывать нам. Вы нам не начальство.
— Я вам приказываю наломать прутьев, — сказал я. Они повернулись и пошли по дороге.
— Стой! — сказал я. Они продолжали идти по топкой дороге с изгородью по сторонам. — Стой, говорю! — крикнул я. Они прибавили шагу. Я расстегнул кобуру, вынул пистолет, прицелился в того, который больше разговаривал, и спустил курок. Я промахнулся, и они оба бросились бежать. Я выстрелил еще три раза, и один упал. Другой пролез сквозь изгородь и скрылся из виду. Я выстрелил в него сквозь изгородь, когда он побежал по полю. Пистолет дал осечку, и я вставил новую обойму. Я увидел, что второй сержант уже так далеко, что стрелять в него бессмысленно. Он был на другом конце поля и бежал, низко пригнув голову. Я стал заряжать пустую обойму. Подошел Бонелло.
— Дайте я его прикончу, — сказал он. Я передал ему пистолет, и он пошел туда, где поперек дороги лежал ничком сержант инженерной части. Бонелло наклонился, приставил дуло к его голове и нажал спуск. Выстрела не было.
— Надо оттянуть затвор, — сказал я. Он оттянул затвор и выстрелил дважды. Он взял сержанта за ноги и оттащил его на край дороги, так что он лежал теперь у самой изгороди. Он вернулся и отдал мне пистолет.
— Сволочь! — сказал он. Он смотрел на сержанта. — Вы видели, как я его застрелил, tenente?
— Нужно скорей наломать прутьев, — сказал я. — А что, в другого я так и не попал?
— Вероятно, нет, — сказал Аймо. — Так далеко из пистолета не попасть.
— Скотина! — сказал Пиани. Мы ломали прутья и ветки. Из машины все выгрузили. Бонелло копал перед колесами. Когда все было готово, Аймо завел мотор и включил передачу. Колеса стали буксовать, разбрасывая грязь и прутья. Бонелло и я толкали изо всех сил, пока у нас не затрещали суставы. Машина не двигалась с места.
— Раскачайте ее, Барто, — сказал я.
Он дал задний ход, потом снова передний. Колеса только глубже зарывались. Потом машина опять уперлась дифференциалом, и колеса свободно вертелись в вырытых ими ямах. Я выпрямился.
— Попробуем веревкой, — сказал я.
— Я думаю, ничего не выйдет, tenente. Здесь не встать на одной линии.
— Нужно попробовать, — сказал я. — Иначе ее не вытащишь.
Машины Пиани и Бонелло могли встать на одной линии только по длине узкой дороги. Мы привязали одну машину к другой и стали тянуть. Колеса только вертелись на месте в колее.
— Ничего не получается, — закричал я. — Бросьте. Пиани и Бонелло вышли из своих машин и вернулись к нам. Аймо вылез. Девушки сидели на камне, ярдах в двадцати от нас.
— Что вы скажете, tenente? — спросил Бонелло.
— Попробуем еще раз с прутьями, — сказал я.
Я смотрел на дорогу. Вина была моя. Я завел их сюда. Солнце почти совсем вышло из-за туч, и тело сержанта лежало у изгороди.
— Подстелим его френч и плащ, — сказал я. Бонелло пошел за ними. Я ломал прутья, а Пиани и Аймо копали впереди и между колес. Я надрезал плащ, потом разорвал его надвое и разложил в грязи под колесами, потом навалил прутьев. Мы приготовились, и Аймо взобрался на сиденье и включил мотор. Колеса буксовали, мы толкали изо всех сил. Но все было напрасно.
— Ну его к…! — сказал я. — Есть тут у вас что-нибудь нужное, Барто?
Аймо влез в машину к Бонелло, захватив с собой сыр, две бутылки вина и плащ. Бонелло, сидя за рулем, осматривал карманы френча сержанта.
— Выбросьте-ка этот френч, — сказал я. — А что будет с выводком Барто?
— Пусть садятся в кузов, — сказал Пиани. — Вряд ли мы далеко уедем.
Я отворил заднюю дверцу машины.
— Ну, — сказал я. — Садитесь.
Обе девушки влезли внутрь и уселись в уголке. Они как будто и не слыхали выстрелов. Я оглянулся назад. Сержант лежал на дороге в грязной фуфайке с длинными рукавами. Я сел рядом с Пиани, и мы тронулись. Мы хотели проехать через поле. Когда машины свернули на поле, я слез и пошел вперед. Если б нам удалось проехать через поле, мы бы выехали на дорогу. Нам не удалось проехать. Земля была слишком рыхлая и топкая. Когда машины застряли окончательно и безнадежно, наполовину уйдя колесами в грязь, мы бросили их среди поля и пошли к Удине пешком.
Когда мы вышли на дорогу, которая вела назад, к главному шоссе, я указал на нее девушкам.
— Идите туда, — сказал я. — Там люди.
Они смотрели на меня. Я вынул бумажник и дал каждой по десять лир.
— Идите туда, — сказал я, указывая пальцем. — Там друзья! Родные!
Они не поняли, но крепко зажали в руке деньги и пошли по дороге. Они оглядывались, словно боясь, что я отниму у них деньги. Я смотрел, как они шли по дороге, плотно закутавшись в шали, боязливо оглядываясь на нас. Все три шофера смеялись.
— Сколько вы дадите мне, если я пойду в ту сторону, tenente? — спросил Бонелло.
— Если уж они попадутся, так пусть лучше в толпе, чем одни, — сказал я.
— Дайте мне две сотни лир, и я пойду назад, прямо в Австрию, — сказал Бонелло.
— Там их у тебя отберут, — сказал Пиани.
— Может быть, война кончится, — сказал Аймо. Мы шли по дороге так быстро, как только могли. Солнце пробивалось сквозь тучи. Вдоль дороги росли тутовые деревья. Из-за деревьев мне видны были наши машины, точно два больших мебельных фургона, торчавшие среди поля. Пиани тоже оглянулся.
— Придется построить дорогу, чтоб вытащить их оттуда, — сказал он.
— Эх, черт, были бы у нас велосипеды! — сказал Бонелло.
