Приказал заменить наблюдателей с поста, и Розу из автобуса. И, когда они к нам примкнули, пустил по кругу трофейную водку. Что там пить-то в дюжину рыл? А, как антидепрессант, самое то. И джин заодно умяли, оставив порцайку дежурящим. Водичкой минеральной запили. Тоже трофейной. Бог напитал - никто не видал.
- Девочки мои, - сказал я первый тост, - Я хочу выпить за вас. За ваш первый бой, который вы с честью выдержали. Теперь в нашем отряде "Факел" больше нет никаких бойцыц, есть только обстрелянные бойцы. Поздравляю. Ура! Только шепотом!
- Ура, - закричали девчата довольно громко довольными голосами, хотя видно было, что они тоже сильно утомились.
- Но одно условие есть, - соединил я похвалу с воспитанием, - Никому не надо говорить об этом бое. Не было нас тут.
- Почему? - раздались разочарованные голоса.
- А зачем нам создавать себе лишние неприятности. Пропали две машины в буше и пропали. Не впервой тут такое. А нам незачем излишнее внимание к себе привлекать. Достаточно того, что и так своровать вас хотят. Так что кровники нам будет перебор.
Вняли, не вняли, время покажет.
Услышав, что Ингеборге объявила что спальные места готовы и призывает всех укладываться на ночь, я воспринял с энтузиазмом, приказав снять посты до рассвета. И, в целях безопасности порекомендовал всем ночью пользоваться биотуалетом в автобусе, а не топтаться в кустиках, мало ли какая бяка нехорошая там живёт. Ещё укусит, куда не надо.
Страшась местной фауны, на ночь все устроились в автобусе, разобравшись с весом каждой по старому списку взвешивания. Кто полегче - в гамаки, кто потяжелей - на пол.
Я улегся у водительского места, потому как матрасик мой надувной был полуторный (сам покупал в Порто-Франко под двухместную палатку) и в проход между сидений он не вмещался.
Часовых решил не выставлять. Пусть девчата отдохнут от переживаний. Сон - лучшее лекарство в молодости. Все равно настолько скорбных тямом, чтобы нас искать по этим пригоркам безлунной ночью, нет по определению. А, если и попадаются такие, то их поголовье ТУТ быстро сводится к нулю.
День двенадцатый Новая земля. Плоскогорье между территорией Ордена и Южной дорогой.
22 год, 33 число 5 месяца, пятница, 01:34
Девчата быстро сморились, а мне сон не шел. Думал, всё, голову до подушки не донесу. Ан, нет. Всё ворочаюсь и размышляю, кто бандюков на нас навел? Ведь не из Латинского же союза банда прискакала. Не негры какие-нибудь, и не арабы с юга Залива. А гоняет нас самый, что ни на есть советский интернационал, возглавляемый кошерным евреем. Да ещё вором в законе. Прям РСДРП(б) какая-то. Камо, Сталин, Троцкий и Ваха Помоев.
Кто там у нас, кроме главаря?
Финн.
Армян.
Грузин.
Чечен.
Хохол-западенец.
И залётный латинос, неясной государственной принадлежности.
С Розой я, конечно, пошептался, ещё на первом привале, попутно поглощая трофейный фарш, но много информации из этой беседы не вынес.
Когда я всех их на Базе "Западная Европа" отпустил на танцы оттянуться перед дорогой, то там она встретила знакомого - не знакомого, но шапочно известного ей человека с того же химтеха, что и она. А тот уже представил её этому Паперно, которого звали Вячеслав. С этим Славиком Паперно она даже танцевала медляк. Однако, тот в танце её не клеил, только прикидывался, (что Розу ужасно обидело), всё больше интересовался её планами на будущее.
Ещё мною немного. Вскользь так.
И активно рекламировал жизнь в Зионе, как рай для евреев.
Пугал московскими порядками в русских землях. И, конечно же, русским антисемитизмом. Куда ж без него?
Никакого криминала, кроме интереса, куда и когда мы выезжаем. Но тут все были жестко мной заинструктированы, что едем утром в Порто-Франко, присоединяться к московскому конвою. И что на Базу заскочили исключительно на шопинг. Реальных планов я даже девочкам не озвучивал именно на такой случай.
Пока я эти мысли думал, девчата все уснули, умаявшись.
А вот мне не спалось всё, хотя я прекрасно понимал, что выспаться мне крайне необходимо, а то в глаза уже, как песка насыпали. Да, иначе, кто автобус поведет завтра? А стрёмные варианты ох, как ещё возможны.
Только-только уговорил себя заснуть, как кто-то в темноте стал тихонечко заползать под моё тонкое одеяло.
Я вскинул голову. Кто ж меня так пугает-то?
- Тсссссс, - раздался в ухе тихий шепот, - Только тихо. Все спят.
- Ты кто, не вижу ни черта? - ответил тем же заговорщицким шепотом.
- Анфиса, - назвалась, и уже лежит рядом, тесно ко мне прижавшись. Голенькая вся.
Обняла, прижавшись жаркими губами к уху, зашептала торопливо.
- Погладь меня, Жорик, пожалуйста, а то я уснуть не смогу. Я так перетрухала сегодня, просто ужас, и эти мертвые жуткие всё в глазах стоят, окровавленные, - шепчет жалостно, а сама уже шаловливой ручкой в трусы ко мне залезла, и шебаршит там. И одновременно целует меня ласково в шею, в ключицу...
Не, я не железный, и отца Федора из меня никогда не получится. Да и пережечь лишний адреналин всяко лучше всегда так, чем иначе. Тем более с такой красивой телкой, хотя тут в кромешной темноте ничего и не видно, но я-то хорошо помню, какая Фиса вся из себя красавица - чувашка.
А тело у неё жаркое.
Поцелуи горячие.
И грудь такая упругая.
И вот уже меня на себя завалила, уверенной рукой направляя мой нефритовый жезл во влажное своё лоно.
И всё шепчет прямо в ухо, щекоча губами.
- Тихо. Тихо... Жорик, милый, не надо никого будить, а то весь кайф обломают... Вот так, да... Да, милый... Еби меня, милый...
Некоторое время мы, молча, если не считать моего сопения, наслаждались друг другом.
Потом Анфиса снова прошептала.
- Скажи мне что-нибудь.
Эта просьба со стороны женщин меня всегда умиляла. А что конкретно тебе сказать-то милая? Вдруг, как не угадаю? Однажды, когда ещё молодой был, так и ляпнул в ответ на подобную просьбу: "Что-нибудь". Ох, и скандал мне закатили тогда. Я, видите ли, оргазм бабе обломал на самом подлёте.
Потом меня просветили, что говорить надо любую чушь, лишь бы ласково. Сам голос нужен больше. Бабы - то они разные. Одной расслабиться надо, чтобы кончить, другой, наоборот, напрячься. В первый раз не угадаешь.
- Если бы ты знала, Фиска, какая ты красивая, - шепчу ей в ухо первое, что на ум пришло.
- Правда? - аж умилилась девочка.
- Что я тебе врать буду, - вдуваю в нё ухо уверенно так.
- Скажи ещё... Да...
- И кожа у тебя шелковая, как у младенца попка.
- Не останавливайся, милый, не останавливайся..., - шепчет Анфиса тихо, как умирающая, при этом активно подмахивая. Потом зачастила ещё тише только одно слово, - Хорошо, хорошо, хорошо...
И вдруг, как заорет благим матом в полный голос.
- Га...Га... Гаааа... Кончаю!!!
Новая земля. Плоскогорье между территорией Ордена и Южной дорогой.
22 год, 33 число 5 месяца, пятница 10:11
С утра мне дали выспаться власть. Вплоть до того, что глаза продрал самостоятельно без какого-либо принуждения. И, как только через меня девки скакали, из автобуса выбираясь? Я же им выход полностью перекрывал. Спасибо, милые мои, заботливые.
Презрев навязчивые мерзкие ухмылки и пошлые подмаргивания большинства отряда, спокойно умылся и привёл себя в порядок, игнорируя эти их невербальные инсинуации.
В кухонный наряд поставили Розу с Булькой, так как они вчера ни одного патрона не потратили. Остальным предстояла чистка оружия. Сначала мы с Ингеборге сомневались, ставить ли Бульку в наряд, но она сама активно напрашивалась, утверждая, что одной в автобусе лежать и жарко, и скучно. А чувствует она себя хорошо.
- Только голова под повязкой чешется, - выдала она единственную жалобу.
- Чешется, значит, заживает, - констатировал я, и дал добро на её дежурство.
- А ты воспринимай повязку, как чалму, - сказала Наташа, - Как красивый экзотический наряд. Самое то, для гарема.
- А что скажет мне мой господин, - повернулась Булька ко мне, когда я расстилал тряпочки для чистки пистолета.
- Всё, Буля, нет больше господина, нет гарема - нет гаремыки. Есть командир.
- Какого горемыки? - встряла любопытная Роза.
- Такого, который гарем мыкает, - ответил я.
- Ты нас разлюбил? - с волнением запричитала Сажи, всплёскивая руками, - За что?