на слух, а пять. Классический помойный молодняк, из тинэйджерского возраста уже мальчонки вышли, но в разум, очевидно, не пришли. Жертва тоже из кухаркиных детей, к гадалке не ходи, того же поля ягода. Типичная писюха-пэтэушница, убогонькое, в общем-то, создание — из тех, кто в состоянии надеть заниженную в талии джинсу с застиранным бельем в линяющий цветочек. И на кой меня в этот междусобойчик занесло…
Пока мне удавалось оставаться незамеченной — компания была увлечена процессом. Девица брыкалась, пожалуй, непритворно, хоть это кое-что; толку всё едино было мало. Дуреху, незатейливо разложенную прямо на земле, держали ажно трое, четвертый недоделок, матерясь, возился с ее джинсами. Еще один стервец, постарше остальных, усмешливо покуривал в сторонке. Забавляли его, судя по всему, не только, а вполне возможно — и не столько даже трепыхания жертвы, сколько бестолковая довольно-таки суета подельников. Продвинутый пацан; сдается мне, он здесь за основного; учтем.
Основной, не выпуская сигарету изо рта, небрежно отодвинул одного из недоделков:
— Ну-ка, Чубчик, отвали. Девочка тебя не понимает, — опустился он на корточки, — ей надо объяснить. Она на самом деле ласковая девочка, не так ли? Не хочет же она, чтобы мы окурки о нее гасили, правильно? — Он стряхнул ей пепел на лицо. — Почему-то я не сомневаюсь, что не хочет…
Девчонка попыталась было трепыхнуться:
— Подонки… гады… сволочи…
Насильник выпустил ей дым в глаза:
— Люблю норовистых — подмахивают лучше, — заметил Основной. — Нет, пожалуй, жечь ее не стоит. — Он щелчком отбросил сигарету в сторону. — Мы же не животные какие, верно, пацаны? Ну а ты что скажешь, мандавошка? Ну, не слышу?!
— Отпустите меня, сволочи… пожалуйста!..
— Хамит, манда, — отметил Основной. — Короче, так, дешевка, ты смотри — ты сама не захотела по-хорошему, — переменил он тон. — Сюда смотреть, сказал! — В руках у вожака угрожающе блеснуло лезвие не то ножа, не то опасной бритвы. — Я повторять не буду! Либо ты сейчас со всем усердием даешь, потом добавки просишь, либо, блядь, тебе всю морду на ремни порежу! Ясно, кусок мяса? Поняла?!
Девчонка тихо всхлипнула:
— Подонки…
Основной ее внахлест ударил по лицу:
— Не слышу, прошмандовка! Поняла?!
— Поняла…
— Не слышу! Громче, падла!
— Поняла!..
Кто-то из подонков гоготнул:
— Гля, она на всё согласная, в натуре!
Основной ее похлопал по щеке:
— Понятливая девочка попалась, молодец. Давай, изобрази нам доброволочку. Постараешься — живой домой пойдешь!
По уму девчонке оставалось только подчиниться.
Правила игры пора было менять.
— Не правда ли, приятный вечер, господа, — выступила я на свет. — Позвольте отрекомендоваться — я ваш экзистенциальный ужас, — со свойственной мне скромностью сообщила я. — Для затравки по мордасам не желаете? Или всё-таки поговорим сперва?
Без двух букв ребятки похудели.
— Не понял? Что за ё?..
— Ну, ё не ё, но так уж получилось, — дружелюбно пояснила я. — Еще какие-нибудь содержательные реплики последуют? — Народ безмолвствовал. — Какие-то вы некоммуникабельные, право, — прямо-таки пожаловалась я. — К вам тут, понимаешь, женщина на огонек зашла…
— Гля, пацаны, да это же бабец, в натуре… блин! — один из недоделков начал выходить из филологического ступора. — Баба, ёптать!
— Надо же, дошло, — порадовалась я. — Он у вас всегда такой сообразительный или в основном по понедельникам?
— Гля, точно — телка. Пацаны, врубись — свежак, сама пришла!
— Придурочная, что ли?
— Есть маленько, — согласилась я; действительно, не съедь бы я слегка по фазе — мимо бы прошла. — Что поделаешь, — пожала я плечами, — говорю же — так уж получилось, — я развела руками: — Не везет.
Впрочем же, кому — не уточнила.
— И чего же ты у нас забыла, цыпочка? — включился Основной. — Ты, наверно, шибко образованная, да? А потому совсем-совсем тупая? Дома не сиделось? — нацепил он на лицо улыбку. — А-а, я сообразил — телочка по приключениям соскучилась, промежду ног свербит. — Он опять почувствовал себя в своей тарелке: — Как, утешим телку, пацаны?
— Ёптать, ну!
— Должна предупредить — вы мне просто редкостно не нравитесь.
— Понравимся, — заверил Основной. — Сейчас ты нас полюбишь — всех и всяко, и со всем усердием, усекла? Двоих драть веселее. — Он осклабился: — Распорядись-ка, Чубчик. Филин, подсоби — вали ее с Чубайсом. В темпе, пацаны!
Я усмехнулась:
— О как! Интересно. А кстати, между нами, а почему — Чубайс, а? Рыжий потому что или этот тоже лохотронщик, только недоделанный? Чубайсик, стало быть?
— Ну ты… всё, ты напросилась, сука! Всё, молись, манда, — обозванный Чубайсом недоделок подобрал с земли расколотую «розочкой» бутылку: — Амбец тебе, в натуре!
Двое двинулись ко мне.
Хорошо — того и добивалась. Для того я с ними тут и бутафорила — дабы ненавязчиво подстроить сцену под себя. Для начала мне хотелось сбить подонков с панталыку, загрузить сюрреализмом ситуации, если вам угодно — спровоцировать задержки в поведенческой программе. Параллельно я старалась навязать им свой пижонский, ернический тон — и заставить их самих спижонить; нет бы взять им навалиться сразу всем! А двое, даже трое — всё не пятеро…
Так примерно всё и получилось. «Розочка», конечно, осложняла дело, однако не настолько, чтобы с переляку разбираться с ними радикально.
Ладушки, пора и начинать.
— Я так понимаю, вам не стоит предлагать отпустить девчонку по-хорошему? — проформы ради уточнила я. — Больше я предупреждать не стану.
Чубайсик гоготнул:
— Гля, она в натуре дурканутая! — Насильник угрожающе наставил на меня бутылочную «розочку»: — Сама разденешься или тебе помочь?
— Зачем же помогать, сама. — Я как будто так и надо вылезла из курточки и бережно повесила ее на торчащую из блока арматурину; не хватало мне еще разбить видеокамеру. — Ну-с, воля ваша, господа. — Что, впрочем, вряд ли: Бога и моя. — Минуточку…
Игнорируя наставленную на меня разбитую бутылку, я невозмутимо выудила из кармана завалявшуюся там после дневного выигрыша в автомате пятирублевую монету.
— Хочу монетку бросить, — пояснила я. — Должна же я решить, убивать вас или лишь калечить. Ну, на решку или на орла? Загадали? Опаньки!..
Повторяю, убивать я их не собиралась — в конце концов, не на меня наехали. Даже и калечить их серьезно — много чести будет, но… Охотно признаю, что мое (не) понимание Священного писания довольно, скажем так, своеобразное. Нет, никаких ветхозаветных максим типа «зуб за зуб» равно «око за око». Как нынче говорят, наш ответ имеет место быть адекватным, но асимметричным. Если вам намерены, к примеру, врезать по щеке — сломайте нападающему руку, можно даже две, избыток не вредит — для профилактики.
Жестоко, да? А неповадно будет.
— Ай, какая я неловкая!
Монету я намеренно подбросила, во-первых, слишком сильно, во-вторых, неточно — не вверх, а по наклонной траектории, за спины двум
