Я сказал: «Масто, нет необходимости беспокоиться об этом. Ты просто скажи мне, что хочешь, потому что ты говоришь очень быстро. Я не знаю, зачем спешить, но если ты так говоришь я тоже люблю тебя — я верю в это. Ты просто скажи мне то, что совершенно необходимо, и затем мы сможем сидеть в молчании, сколько захочешь».
Он немного помолчал, а потом сказал: «Хорошо, лучше, чтобы мы помолчали, потому что ты знаешь, что Баба сказал мне, он уже должен был сказать тебе это».
Я сказал: «Я знал его настолько глубоко, что нет необходимости говорить мне об этом. Даже если он вернется, я скажу: «Не беспокойся, просто будь со мной». Так что хорошо, что ты решил, но сдержи свое обещание».
Он сказал: «Какое обещание?»
Я сказал: «Это простое обещание: молчи вместе со мной столько, сколько ты хочешь здесь пробыть».
Он был там еще шесть часов и сдержал свое обещание. Ни одно слово не пролетело между нами, но было передано нечто большее, чем может быть передано словами. Единственное, что он сказал мне, когда уходил па станцию, было: «Теперь я могу сказать последнее — потому что я могу больше не увидеть тебя». А он знал, что уходит навсегда.
Я сказал: «Конечно».
Он сказал: «Только тогда, когда тебе немедленно понадобится моя помощь, сообщи по этому адресу. Если я буду жив, мне немедленно передадут». И он дал мне адрес, о котором я никогда не верил, что он имеет отношение к Масто.
Я сказал: «Масто!»
Он сказал: «Не спрашивай, просто сообщи этому человеку».
«Но, — сказал я, этот человек Морарджи Десаи. Я не могу сказать ему, и ты это знаешь».
Он сказал: «Я знаю, но это единственный человек, который скоро придет к власти и сможет достать меня где угодно в Гималаях».
Я сказал: «Ты думаешь, что этот человек наследует Джанахарлалу?»
Он сказал: «Нет. Это сделает не он, но тот человек долго не проживет, а потом будет Индира, а после нее — Десаи. Я даю тебе этот адрес, потому что это годы, когда ты будешь больше всего во мне нуждаться, и в другое время будет Джавахарлал или Индира…»
А между ними, Джавахарлалом и Индирой был еще один премьер-министр, прекрасный человек, очень маленький, что касается тела, но очень великий: Лал Бахадур Шастри. Но он был всего несколько месяцев. Это было странно, в то мгновение, когда он стал премьер-министром, он сообщил мне, что хочет видеть меня, говоря: «Приходи ко мне, как только сможешь».
Я приехал в Дели, потому что я знал, что за ним должна быть рука Масто. На самом деле, я приехал, чтобы найти именно ее. Я так любил Масто, что отправился бы в ад - а Нью Дели - это ад. Но я приехал, потому что меня позвал премьер-министр, и это было подходящее время, чтобы выяснить, где был Масто, жив ли он или нет.
Но дата, которую он мне назначил… Он должен был прилететь в Нью Дели из Ташкента, из Советского Союза, где он находился на совместной конференции Индии, России и Пакистана, но прилетело только его мертвое тело. Он умер в Ташкенте. Я проделал весь путь в Нью Дели, чтобы спросить его о Масто, он приехал, но мертвый.
Я сказал: «Это настоящая шутка. Теперь я не могу спросить». А Масто знал — а если он жив, он знает что по адресу Морарджи Десаи, который он мне дал, я не обращусь, даже если мне это будет нужно. Я не обращусь. Не то, чтобы я был против его политики, его философии — это второстепенно, я против самой его структуры. Он не тот человек, с которым я хотел бы поговорить или поспорить.
Такое происходило несколько раз, просто из-за стечения обстоятельств, но не я был инициатором, и я никогда не спрашивал его о Масто. Я никогда не спрашивал, хотя встречался с ним в его собственном доме, в частной обстановке, но от этого человека становится плохо, тошнит. И это чувство настолько сильно, что хотя он уделил мне один час, я ушел через две минуты. Даже он был удивлен. Он спросил: «Почему?»
Я сказал: «Простите меня. Есть неотложное дело, и я должен уйти, и навсегда, потому что мы можем больше не встретиться».
Он был потрясен, потому что в то время он приближался к тому, чтобы стать премьер-министром страны. Но вы знаете меня: если присутствие человека вызывает тошноту, я не останусь ни за что. Даже то, что я пробыл там две минуты — было из вежливости, потому что было бы слишком невежливо войти в комнату, немного принюхаться, а потом уйти. Но на самом деле, так я и поступил. Две минуты.., просто потому что он ждал меня, и он был старым человеком, и имел определенное политическое значение, что для меня не имеет никакого значения, но для него это означало слишком многое. Это то, что оттолкнуло меня. Он был слишком политик.
Я любил Джавахарлала, потому что он никогда не говорил о политике. Мы встречались три дня подряд, но не было ни единого слова о политике, а за эти две минуты первым вопросом Морарджи Десаи было: «Что ты думаешь об этой женщине, Индире Ганди?» То, как он сказал «эта женщина», было так мерзко. Я до сих пор слышу его голос… «эта женщина». Я не могу поверить, что человек может использовать слова так уродливо.
БЕСЕДА СОРОК ПЯТАЯ
Хорошо. История смерти Махатмы Ганди, и то, как расплакался во время выступления но радио Джавахарлал Неру, ошеломили весь мир. Это не была приготовленная речь, он просто говорил от всего сердца, и если появились слезы, что он мог поделать? И если была пауза, то не но его вине, а из-за его величия. Ли один глупый политик не смог бы сделать это, даже если бы хотел, потому что их секретарям пришлось бы написать в приготовленной речи: «Теперь, пожалуйста, начните причитать, плакать и сделайте паузу, чтобы все поверили, что это по-настоящему».
Джавахарлал не читал по бумажке, на самом деле его секретари очень беспокоились. Один из его секретарей, позже, через много лет, стал саньясином. Он признался, что «все мы приготовили речь, но, на самом деле он бросил ее нам прямо в лицо и сказал: «Вы глупцы! Вы думаете, что я буду читать вашу речь?»
Я немедлено признал этого человека, Джавахарлала, одним из тех немногих людей в мире, которые настолько чувствительны, и все же могут быть полезными, не эксплуатировать и подавлять, но служить.
Я сказал Масто: «Я не политик и никогда им не буду, но я уважаю Джавахарлала, не потому что он премьер-министр, а потому что он уже признает меня, хотя я всего лишь возможность. Возможно, это может произойти, а может и не произойти, кто знает. Но его ударение на том, чтобы ты защищал меня от политиков, показывает, что он знает больше, чем кажется».
Сам случай с исчезновением Масто с этим последним заявлением, открыл множество дверей. Я буду входить в первую попавшуюся, таков мой прием.
Первым был Махатма Ганди. Он был просто упомянут Джавахар-лалом, который хотел сравнить меня — и естественно — с человеком, которого он уважал больше всех. Но он колебался, потому что он также немного знал меня, только немного, но достаточно, чтобы я был рядом, когда он говорил это. Поэтому он колебался. Он почувствовал, как будто что-то не так, как должно быть, но не мог сразу найти подходящее имя. Поэтому он, наконец, сказал: «Однажды он может стать другим Махатмой Ганди».
Масто возразил по моему поручению. Он знал меня намного лучше, чем Джавахарлал. Сотни раз мы обсуждали Махатму Ганди и его философию, и я всегда был против. Даже Масто был немного озадачен, почему я был так против человека, которого видел всего дважды, когда был ребенком. Я расскажу вам историю второй встречи. Она была неожиданно прервана… И ведь никто не знает, что должно произойти: я никогда не знал, что это должно случиться
Я вижу поезд. Ганди путешествовал, и, конечно, третьим классом. По его «третий класс» был намного лучше, чем любой первый. В вагоне на шестьдесят человек был он, его жена и его секретарь, и думаю, что их было всего трое. Весь вагон был зарезервирован. Л это было даже не простой вагон первого класса, потому что я никогда больше такого не видел. Это был вагон первого класса и не только первого класса, а особенного первого класса. Просто поменяли табличку с названием, и он стал «третьим классом», так что философия Махатмы Ганди была спасена.
Мне было всего десять лет. Моя мать я снова имею в виду мою бабушку дала мне три рупии. Она сказала: «Станция слишком далеко, и ты можешь не вернуться к обеду, и никто не знает, что произойдет с этими поездами: они могут опоздать на десять, двенадцать часов, так что, пожалуйста, возьми эти три рупии». В Индии в те дни три рупии были почти сокровищем. Человек мог спокойно жить на них три месяца.
Она сшила мне действительно красивую рубашку. Она знала, что я не люблю длинные брюки, в лучшем случае я надевал свои короткие штаны и курту. Курта — это длинная рубашка, которую я всегда любил, и медленно-медленно штаны исчезли, и осталась одна рубашка. Иначе человеку приходиться не только разделять верхнюю часть тела и нижнюю часть тела, но даже шить одежду для каждой из них отдельно. Конечно, у верхней части тела должно было быть что-то получше, а нижняя часть только должна быть скрыта, вот и все.
