Верещагин заметил тени, мчавшиеся с ними наперегонки. Так! Значит, остальные контрабандисты покинули Пиджент следом.
Он застал Абдуллу за странным занятием. Контрабандист сидел у костерка за нагромождением известняковых блоков и держал в руках одну из глиняных плиток из тюка с «багдадским камнем». Бережно держал, словно младенца. Едва не баюкал. Верещагин увидел, как Абдулла подносит плитку к лицу и осторожно дует на нее, морща лоб и высоко вскидывая черные брови. В тот же миг затрепетало пламя костра, взметнулись над головой контрабандиста то ли ночные птицы, то ли летучие мыши… Затем Абдулла передал плитку женщине в чадре. Та с очевидным нетерпением приняла «багдадский камень», отвернулась и что-то быстро зашептала, указывая пальцами, унизанными серебряными кольцами, в сторону окутанной темнотой пустыни. Верещагин почувствовал, как от этого шепота его тело покрывается гусиной кожей. Что за черт?! Шипящий шепоток, в котором звучал шорох песка, осыпающегося с верхушек барханов, вздохи ветра, несущего смерть из сердца пустыни, скорее мог принадлежать злобной эфе, чем женщине.
— Странная судьба ждет меня, однако, — проговорил Абдулла неспешно, будто продолжая прерванный разговор. — Я, говорят, умру вот здесь — возле этой самой цистерны. И ты будешь рядом…
Верещагин шагнул вперед, схватил Абдуллу за халат и легко, будто котенка, поднял контрабандиста в воздух. Крякнул, сплюнул, а затем швырнул горе-караванщика на груду блоков и следующим движением вдавил в его щеку дуло нагана.
— Но я умру не сейчас, — пояснил, закатив глаза, Абдулла. Верещагин почувствовал, что в правый бок его укололо острие кинжала, предупреждая. Пока только предупреждая. За его спиной стоял тот самый косматый таджик.
— Говори, Абдулла! — приказал Верещагин. — Ведь я успею спустить курок до того, как твой нукер рассечет мне печень.
— Что ты хочешь знать, дорогой? — спросил Абдулла.
— Что за чертовщина происходит в моем городе? Какие беды ты принес в Пиджент из пустыни?
— Эге! Убери руки и спрячь пистолет. У нас есть время до восхода луны. Будь моим гостем!
Верещагин выругался и отступил. Абдулла сел на землю. Потер надавленную щеку, поправил на груди халат.
— Ты видел британца?
— Британца? — машинально переспросил Верещагин. Перед его внутренним взором возник образ бандита-европейца.
— Его зовут Джордж Смит. Он одержим бесами, это очень хитрый и очень опасный человек, — сказал Абдулла.
— Но ведь и ты не сахар, — возразил Верещагин, подсаживаясь к костру.
— Ай, да забудь же о старых обидах! — Абдулла жестом подозвал таджика: — Махмуд, чаю господину капитану! Ты ведь захотел выяснить правду? — спросил он, щуря глаза. — Тогда слушай и не перебивай. А затем реши, в какую сторону станет палить твой наган.
…В году 1883-м газета «Лондон Экспресс» напечатала новость, которая всколыхнула ученые круги Европы и Америки: во время археологических раскопок на месте древнего Вавилона в Междуречье были обнаружены глиняные таблички, покрытые клинописными знаками. После долгих трудов клинопись удалось перевести…
«Багдадский камень»! Та корявая плитка среди товаров Абдуллы, догадался Верещагин. Вот оно что! А караванщик-то безграмотный излагает, словно кружева плетет. Что-то здесь не сходится. Как пить дать не сходится!
…Оказалось, что на табличках была записана эпическая поэма ассирийцев, которая получила название «Сказание о Гильгамеше». В эту поэму входили главы, содержащие первые на Земле описания сотворения мира, происхождения жизни, Вселенского потопа. Конечно, многих табличек не хватало. В повествовании то здесь, то там зияли смысловые разрывы. И тогда «Лондон Экспресс» объявил, что заплатит тысячу золотых гиней тому, кто найдет недостающие таблички…
Джордж Смит, скромный музейный служащий, у которого ранее не замечалось склонности к авантюрам, оставил музей, работу, семью и отправился в богом забытые земли, населенные дикими бедуинами. Он поехал на раскопки Ниневии — города на северо-востоке Междуречья. Сначала им руководила жажда денег, затем — научный интерес, потом он узнал, что семья потеряла родовое поместье из-за его долгов, и поиск табличек превратился в вопрос жизни и смерти. А далее (тут Абдулла перешел на шепот), когда пески почти выпили из него жизнь, пришла весть из Лондона о том, что его жена покончила с собой, не выдержав нищеты и унижений. Тогда Смит понял, что должен отыскать эти проклятые таблички во что бы то ни стало, иначе все жертвы окажутся напрасными…
— И что ты думаешь? Он нашел их! Нашел все! И даже больше, чем мог себе представить!
— Он нашел таблички, которые я почему-то вижу среди твоих товаров, караванщик! — проговорил, багровея лицом, Верещагин. — Ты украл их! Теперь понятно, почему умалишенный Джордж Смит рвет и мечет. Ты — верблюжье дерьмо, Абдулла. Ты — задница павиана. Из-за тебя жизни жителей Пиджента висят на волоске!
— Лучше выпей чаю, господин капитан. Ты выслушал только половину истории, — усмехнулся Абдулла. — Самое интересное ждет тебя впереди.
…Джордж Смит на самом деле отыскал таблички в том месте, где стояла древняя Ниневия. Он вынул их из основания зиккурата, на вершине которого приносили жертву богу Энлилю. Но находка эта не одарила Смита ни мудростью, ни славой, ни богатством. Его жаждущий возмездия безумный дух получил возможность воплотить в жизнь любой замысел мести, направленный против всего и вся. В руках у Джорджа Смита оказалась власть над пустыней, а может, и над миром.
— Поясни!
Абдулла указал пальцами на табличку, лежащую у женщины на коленях.
— Вот — настоящее сокровище Ниневии. Гюльшамаш тебе расскажет. Внимай же, господин капитан!
И женщина заговорила.
— Когда вверху неба названия не было, суша внизу не имела названия, — начал переводить ее шипящую речь Абдулла. — Апсу первородный, все сотворивший, и матерь Тиамат, что все породила, воды свои воедино мешали. Тогда в недрах зародились боги младые…
Гюльшамаш рассказывала историю столь древнюю, что времена библейских пророков казались днем вчерашним по сравнению с ней.
— Вот вероломные боги — нерадивые дети Тиамат и Апсу, младые и гордые, единожды отступившиеся, мать возжелавшие, власти взалкавшие над землею и небом. О, жестокая грянула сеча, в которой бессмертные лишали жизни бессмертных. И поднял на дерзких отпрысков длань Апсу первородный, и была отсечена та рука вместе с солнцеликой главой. Вдова-Тиамат помутилась рассудком и создала армию чудищ и демонов злобных. Назначила править ею любимца — грозное чудовище Кингу, лохматого ублюдка тины болотной, и послала сразить молодых богов, детей заблудших своих. Вместо меча в лапы Кингу вложила табличку судьбы и медный резец, чтоб мог менять он движение мира и вести свои полчища от победы к победе, от победы к победе…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
