Если случалось, что, несмотря на все ее усилия, больной все же не выживал, то он умирал на ее руках. Православная Церковь имеет обычай беспрерывного чтения псалмов над телом покойного в течение дней, предшествующих погребению. Должность эта обычно выполнялась монахинями любого монастыря, и падала она зачастую и на долю сестер Марфы и Марии. Ночные же бдения всегда выполнялись настоятельницей монастыря, в часовне, сооруженной для этой цели в конце сада, и в ночной тишине раздавался голос великой княгини, читающей псалмы над телом покойного.
Глазные больницы Москвы быстро обнаружили благотворные результаты лечения в госпитале великой княгини, вмещавшем в себя не более 15 пациентов, и самые безнадежные случаи всегда направляли сюда. Приводим один пример. Кухарка бедного домохозяйства пострадала от опрокинутой ею керосиновой печки; ожоги покрывали все ее тело, за исключением ладоней и ступней. Привезена она была к великой княгине из одного городского госпиталя, уже захваченная гангреной. Великая княгиня собственноручно перевязала ей раны. Это причиняло такую острую боль пациентке, что великой княгине приходилось все время останавливаться для успокоения и подбодрения пациентки. Перевязывание занимало по два с половиною часа два раза в день. Платье великой княгини проветривалось вслед за тем, т. к. оно было пропитано противным запахом гангрены, но перевязывание ран из-за этого не останавливалось.
Женщина в конце концов вылечилась, к изумлению докторов, которые давно уже поставили на ней крест. Все известные хирурги преклонялись перед лечением великой княгини и обращались к ней за помощью, когда им надлежало произвести особенно серьезную операцию. Великая княгиня содействовала хирургу бесподобным спокойствием и сосредоточенностью внимания к каждому его движению. Она успешно всегда подавляла в себе всякое чувство естественного отвращения, удовлетворяясь, видимо, одним сознанием того, что сумела оказаться полезной.
В числе учреждений всякого рода она основала одно — для неизлечимых чахоточных женщин наибеднейшего класса — и навещала этот «мертвый дом» два раза в неделю. Зачастую пациентки выражали ей свою признательность, обнимая ее, не задумываясь над опасностью заразы, но она ни разу не увернулась от их объятий. Этому учреждению она была особенно преданна. Главной ее целью было предоставить удобства и немного роскоши прислугам, рассчитанным с момента обнаружения их болезни, т. к. госпитали отказывались их принять, и несчастным женщинам ничего больше не оставалось делать, как умирать в жестокой нищете. Пациентки эти лечились в уютном доме с большим садом, в котором они часто приобретали надежду на выздоровление, постоянно подбодряемые великой княгиней. Но случалось также, что они и спокойно умирали, прося их благодетельницу не забыть о тех, которые им были особенно дороги. Не раз умирающая мать говорила ей: «Мои дети больше не мои, а Ваши, ибо у них никого нет в мире, кроме Вас». Трудно было бы указать на границу благотворительных дел великой княгини или на размер суммы, израсходованной ею на эту цель. Ее же личные расходы были при этом ничтожными: бывало, что в течение нескольких месяцев ее туалетные принадлежности обходились ей всего в несколько копеек.
По смерти своего мужа она разделила все свои драгоценности на три части: одна из них была возвращена казне, другая часть была распределена между ближайшими ее родственниками, и третья, самая обильная часть, пошла на пользу благотворительной деятельности. Великая княгиня ровно ничего себе не оставила, не исключая и своего обручального кольца; единственное украшение, которое она носила, был деревянный крест, висевший на белой ленте вокруг ее шеи. Одета она была зачастую в серое или белое ситцевое платье, храня белые шерстяные для более важных событий. Когда она хотела незаметной пройти по городу, она одевалась в черный цвет, с черной косынкой на голове, но иногда носила серое платье и косынку, и тогда ее узнавали, и с благоговением приветствовали.
Особенным вниманием и поддержкой с ее стороны пользовались все учреждения церковного, благотворительного или научно-художественного характера. Горячо ратовала она также за сохранение наиболее ценных бытовых обычаев и преданий, которыми так богата была жизнь старой любимой ею Москвы.
Все храмы, созданные ею, особенно главный храм обители, построенный по новгородско-псковским образцам известным архитектором Щусевым и расписанный кистью Нестерова, отличались выдержанностью стиля и художественною законченностью внешней и внутренней отделки. Церковь-усыпальница, помещенная ею под сводами этого последнего храма, также вызывала общее восхищение своею умиротворяющею теплотою.
Богослужение в обители всегда стояло на большой высоте, благодаря исключительному по своим пастырским достоинствам духовнику, избранному настоятельницею: время от времени она привлекала сюда для служения и проповеди и другие лучшие пастырские силы Москвы и отчасти всей России. Для нее, как истинной христианки, не было, по выражению Гоголя, «оконченного курса», и она всю жизнь оставалась ученицей, одинаково добросовестной, как и смиренной. На всей внешней обстановке Марфо-Мариинской обители и на самом ее внутреннем быте, как и на всех вообще созданиях великой княгини, кроме духовности, лежал отпечаток изящества и культурности, что было непроизвольным действием ее творческого духа.
Ее богатые от природы дарования были подкреплены не только широким, многосторонним образованием, но и сведениями практического характера, необходимыми в домашнем обиходе. «Нас с государыней (т. е. императрицей Александрой Феодоровной) обучали в детстве всему», — сказала она однажды в ответ на вопрос, почему ей известны все отрасли домоводства.
И все содействовало ей в поисках высшего совершенства.
2 апреля 1910 г. она заменила светские одежды на монашеские в церкви св. сестер Марфы и Марии, одновременно с 30 другими женщинами, жаждущими оказаться, ей полезными в ее борьбе с людскими страданиями.
То была удивительная служба, запечатлевшаяся в памяти всех, принявших в ней участие. Великая княгиня покинула мир, в котором она сыграла яркую роль, чтобы войти, по ее же собственным словам, в более великий мир, в мир бедных и страдающих. Епископ Трифон, в миру известный как князь Туркестанов, дал ей эту одежду с пророческими словами: «Эта одежда скроет Вас от мира, и мир будет скрыт от Вас, но она в то же время будет свидетельницей Вашей благотворной деятельности, которая воссияет пред Господом во славу Его».
Его слова оправдались. Сквозь серую одежду сестричества деятельность великой княгини блестела божественным лучом и в конечном итоге привела ее к мученическому концу.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
