Стефан улыбнулся при этом воспоминании. Петр оказался не только выше его ростом, но и большим упрямцем. С черными как смоль волосами и прямой узкой линией рта, он не только выглядел, но и был верховодом. Через пять минут они подружились, а к концу дня чувствовали себя уже не двоюродными, а родными братьями.
Впоследствии Стефан сошелся с Ксаном, а потом все трое с трудом терпели приставания Зорки, ковыляющей за ними, куда бы они ни пошли. Вскоре, когда она подросла, они стали дружной четверкой, хотя в играх, где надо было делиться на пары, он всегда был с Петром, а Зорка с Ксаном.
Стефан придвинул свой ранец к вагонному окну и, прислонившись к нему, устроился поудобнее. Когда они подросли, привязанности не изменились. Он ничуть не удивился, когда Зорка ему сказала, что они с Ксаном любят друг друга и собираются пожениться. Они всегда были парой, и трудно было представить себе иной выбор.
Час спустя после прибытия поезда, когда стемнело, он уже был на борту бомбардировщика «Галифакс». В ожидании взлета Стефан продолжал думать о своих двоюродных братьях. У Петра было широкоскулое славянское лицо, и он, как и его отчим, был высоким, широкоплечим брюнетом. Ксан был чуть пониже и более изящно сложен. Люди, впервые знакомившиеся с их семьей, сначала всегда считали Петра родным сыном Макса, а Ксана, с его длинными ресницами и серыми глазами с классически красивым лицом, — пасынком.
Однажды он услышал, как бабушка говорила его матери:
— Должно быть, мать Ксана была красавицей. Внешне он явно на нее похож, в то время как Петр — весь в отца.
— Я никогда не видела Ивана Зларина, — напомнила ей мать, — хотя, должна признаться, он всегда вызывал у меня интерес.
— Майор Зларин был очень… — начала бабушка, но заметив, что Стефан прислушивается, она, вместо того чтобы закончить предложение и позволить ему узнать побольше о героическом отце Петра, перевела разговор на другую тему.
Сержант королевских ВВС вернул Стефана к действительности. Он потрогал парашют за его спиной и сказал успокаивающе, как это делал всегда:
— Хорошая ночь, сэр. Ясная и спокойная, и внизу не предвидится облачности.
Стефан усмехнулся, ничуть не опасаясь предстоящего прыжка. Гораздо больше его волновало то, как отнесется Петр к заданию, с которым он прибыл. Район приземления находился на юго-западе Сербии, на границе с Македонией, контролируемой болгарами, выступавшими на стороне гитлеровцев. Когда самолет начал снижаться, Стефан поправил лямки парашюта. Он неоднократно виделся с Петром, но никогда еще не прибывал на встречу таким необычным образом.
Когда люк открылся и в лицо ему ударил холодный ветер, он увидел на земле маленькие огоньки, указывающие на место приземления.
— Сбрасывайте снаряжение! — крикнул ему сержант, подкатив к краю люка контейнеры, предназначавшиеся для Стефана, а также для Петра и его людей. — Прыгайте сразу же вслед за грузом!
Самолет заложил крутой вираж. Стефан встал у открытого люка, а затем, когда сержант резко махнул рукой, прыгнул вниз.
Он всегда испытывал радостное возбуждение во время ночных прыжков, и этот не был исключением. Он должен был приземлиться в горной местности и был благодарен тем, кто разложил сигнальные костры, что позволяло спуститься на сравнительно ровную площадку, а не в ущелье или в какую-нибудь лощину между гор.
Стефан услышал радостные крики, когда контейнеры ударились о землю, и напрягся, приготовившись к встрече с землей. Несколько секунд спустя он ощутил удар и привычно перекатился по влажной душистой траве. Освободившись от парашюта, Стефан увидел, что приземлился недалеко от разложенных по кругу костров. Он начал собирать свой парашют, улыбаясь в предвкушении встречи, когда услышал топот сапог бегущих к нему людей.
— Стефан! Стефан, брат! — раздался знакомый голос. — Мне говорили, что мы должны встретить капитана Филдинга, но я не мог поверить, что это будешь ты!
Человека, стиснувшего его в своих объятиях, едва можно было узнать. Когда они расстались четыре года назад, Петр был элегантным офицером. Сейчас его лицо украшали большие черные усы, на нем были черная шерстяная шапка, короткая куртка из овчины и штаны, заправленные в немецкие сапоги. Грудь пересекал патронташ, набитый патронами, на широком кожаном ремне висели револьвер и нож, а через плечо была перекинута винтовка.
Стефан в ответ тоже крепко сжал его в своих объятиях, а затем, когда подбежали товарищи Петра, оглядел темные остроконечные вершины гор, упирающихся в ночное небо, и, усмехаясь, сказал:
— Это не отель «Негреско», не так ли? Где мы устроимся, Петр? В пещере?
— Если повезет! — Петр слегка улыбнулся. — Пещеры только для генералов! Пойдем, я познакомлю тебя с моими людьми, а потом мы переправим в наш центр прибывшее с тобой снаряжение и выпьем по стаканчику сливовицы.
Крики приветствий почти оглушили Стефана, и он не расслышал многих имен. Одно из рукопожатий, хотя и крепкое, исходило от довольно тонкой руки, принадлежащей хрупкому, женоподобному юноше в армейских штанах и грубых немецких сапогах, в английской авиационной куртке и в фуражке, надетой не по-мужски кокетливо.
— Тебя, конечно, интересуют новости о моей матери и наших родственниках, — сказал Петр, когда они спускались в ущелье с высокогорного плато. — Я лично не виделся с ними уже полтора года, но неделю назад получил известие, что они все живы-здоровы и по-прежнему находятся в Белграде, хотя живут в ужасных условиях.
Оба некоторое время помолчали, думая о бабушке и дедушке. Алексию было семьдесят шесть, и он страдал ревматизмом, а на здоровье Зиты, хотя она и была моложе, сказывался давний зимний переход через горы в Албанию.
— Как поживает Ксан? — спросил Стефан, надеясь на более радостные известия. — Он сражается в рядах Сопротивления?
— Он в партизанах, — нехотя ответил Петр. Тропа, по которой они двигались, шла берегом бурного потока, и он повысил голос, чтобы его было слышно.
— А где сейчас Макс? — спросил Стефан.
Петр улыбнулся, сверкнув в темноте белыми зубами. Он любил и уважал своего отчима и гордился тем, что в свои пятьдесят с лишним лет тот все еще воевал, обладая по-прежнему недюжинной силой.
— Последний раз я слышал, что он командует силами Сопротивления в Боснии. Где бы он ни был, повсюду бьет немцев и очень этим доволен.
Впереди в лунном свете замаячил какой-то дом. Это был одинокий крестьянский хутор.
— Вот мы и пришли, — удовлетворенно сказал Петр. — Надеюсь, что в контейнерах окажется подходящее оружие.
Стефан посмотрел на товарищей Петра, вооруженных до зубов, и подумал, что они вряд ли нуждаются в оружии. Помимо ножей и револьверов, заткнутых за пояс, за плечами у всех торчали винтовки и, кроме того, в достаточном количестве имелись захваченные у врага ручные пулеметы и автоматы.
