до слёз, словно иголки двигались по рукам во время отогрева. Мне было тяжелее моих подруг, потому что я была одна, а у них у всех сёстры.
Иногда, не дожидаясь очереди на лошадь для подвоза корма, начинали носить зелёнку в халате. Подружки брали за два края и тащили в кормушки, а я одна грузила на спину и, сгибаясь, тянула своим коровам. Радовало меня то, что я не отставала от подруг.
Я и сейчас помню клички всех коров маминой группы, где стояла каждая бурёнка…
После смерти отца мама заболела экземой на нервной почве. Как она страдала! Раздирала ноги днём и ночью — так сильно они чесались. Лечила всем, кто что советовал. Обжигала кожу на ногах от мазей, которые приготавливали знахарки. Кожа потом слезала с ног, словно чулок. Нам с младшим братом было невыносимо тяжело смотреть на мучения мамы. Оставить нас одних дома она не могла, поэтому не ехала в больницу и продолжала работать.
А тут крёстный выяснил, что можно досрочно освободить старшего брата от службы в армии. Он помог маме написать письмо в Министерство обороны. Письмо пришло по месту в районный военкомат. Маму вызвал заместитель военкома и отругал, сказав при этом: «Тебе трудно, среднего сына сними с учёбы». На что мама ответила: «Я вот не слишком грамотная, но знаю, что сейчас уделяется большое внимание образованию молодёжи, а Вы — грамотный человек и говорите о снятии с учёбы». Он маме нагрубил и отправил домой. Мама переволновалась, и у неё ещё страшнее обострилась экзема. Пришлось лечь в больницу. Мы с младшим братом ходили школу и управлялись с хозяйством. Печка в доме совсем развалилась, и мы для себя и для домашних животных готовили пищу на костре посреди двора. Брату было девять лет, а мне тринадцать.
Крёстный вновь написал письмо уже на имя Леонида Ильича Брежнева, описал все подвиги своего боевого друга. Буквально через неделю из Москвы приехали по данной жалобе и пришли к маме в больницу. Вот что рассказывала мама:
— Я сидела на краю койки, когда забежала медсестра с новым халатом и чистым постельным бельём. Она стало спешно менять простыню, пододеяльник, бросив маме: «Войтенкова, быстро переодевай халат, к тебе из Москвы приехали». Я стала надевать халат, голова закружилась, и я повалилась на койку, но быстро пришла в чувства. В дверях показались двое мужчин. Я сразу поняла, кто из них главный представитель. Высокий статный мужчина, поздоровавшись, сказал, что по моей жалобе он приехал снять с работы военкома. Военком (кажется, Скоморохов его фамилия) стоял, опустив голову. Но потом тихо спросил: «Разве я вам говорил снять сына с учёбы?» Я ответила, что это был совсем другой человек. Военком сразу повеселел. Человек от Брежнева (забыла, как он назвался) сказал: «Ваш муж настоящий герой, и его семья заслуживает особого уважения. Скоро ваш сын вернётся домой, документы уже отправлены в часть». А потом он протянул мне листок и сказал: «Возьмите мой адрес! Если будут неприятности, сразу пишите лично мне». Смутившись, я сказала: «Зачем мне адрес?» Он трижды настоятельно повторил: «Возьмите!». Тут уж военком вмешался, сказав: «Зачем ей адрес?»
Помню, как мама не единожды вспоминала этого столичного чиновника и очень жалела, что не взяла адрес. Вскоре старший брат был дома. Бригада каменщиков быстро сложила новую печь. Председатель колхоза Н. М. Коко сразу же определил брата в скотники. А мама надеялась, что предоставят возможность получить профессию за счёт колхоза. Но правление решило иначе. Тогда брат уехал в Москву и устроился на секретный завод. Оттуда пришёл запрос в колхоз, чтобы выслали все справки, которые не хотели выдавать по просьбе брата.
Колхоз наказал всех остальных. Помню как шла домой мама и плакала горькими слезами: «Вот деточки, по миру пустили, теперь и хлеба купить не за что. Деньги все вычли за печь, которую сложили ранее в счёт колхоза. Ещё и в долгу осталась». Мама долго плакала и снова вспоминала человека из Москвы. Пришёл крёстный, выслушав мамино горе, поехал сам в военкомат. Через три дня маме вернули всю зарплату.
Я думаю, немало бывало подобных человечных случаев во время правления Л. И. Брежнева. Что я хотела сказать этим примером? То, что верховная власть была повернута лицом к народу. Можно было добиться справедливости, не прибегая ни к каким судам, которые не всегда честны и справедливы…
После школы была возможность поступить в любое учебное заведение и получить бесплатное образование. Конкурсы были большие, но зато и специалисты выходили высокого уровня. На место и в средние специальные, и в высшие учебные заведения всегда бывало не менее четырёх-шести человек.
Я поступила в Трубчевское педучилище вне конкурса, потому что окончила свою школу с отличием. Только проверили музыкальный слух — без этого обучение на учителя начальных классов было невозможным.
Нам выдавали стипендию двадцать рублей, на третьем курсе стали получать по тридцать рублей. Жили студенты на съёмных квартирах, за которые платили по десять рублей. Сейчас во всех учебных заведениях добротные общежития со столовыми.
Мы ещё не сдавали государственных экзаменов, а к нам в училище уже приехали из областного отдела образования для распределения на работу. Зарплата после педучилища была маленькая — восемьдесят три рубля. Это после вычета подоходного налога. Вообще, оклад составлял девяносто рублей. Мы привыкли жить по средствам, поэтому и этого хватало с учётом устойчивых цен. Ещё и откладывали к лету, чтобы съездить в Москву и купить что-то из одежды. Дополнительную прибыль давал огород и небольшое хозяйство.
Во времена Брежнева Л. И. стремительно развивалось строительство детских садов на селе, при Хрущёве и думать об этом не помышляли.
Теперь скажу о демократии. С этим дело обстояло неважно. Помню, как проходили выборы в Верховный Совет и прочие. В детстве эта пора казалась праздником: играла гармонь в клубе, где проходило голосование, работал буфет, где продавались всякие вкусности, правда, их не за что было покупать. Люди спешили проголосовать с утра пораньше. Голосовали, сами не зная за что и за кого. Говорили так: «Дали бумажку, бросил и пошёл дальше». Настала пора и моего голоса и осознание демократии.
В бюллетене была только одна фамилия совсем незнакомого человека. Ты брал этот
