С наилучшими пожеланиями,
М. Гардинер».
Содержание этого письма повергло Элизабет в такое смятение чувств, в котором трудно было разобрать: где удовольствие, а где – боль. Потому что оправдались – несмотря на всю их невероятность – те смутные и сомнительные догадки, которые были порождены ее незнанием о мерах, которые принял мистер Дарси для ускорения брака ее сестры! До сих пор Элизабет об этих догадках и думать боялась, потому что считала поступок мистера Дарси проявлением доброты слишком большим, чтобы быть вероятным, но в то же время боялась она и того, что они окажутся правдивыми, потому что с мучительной четкостью осознавала всю серьезность возможных обязанностей. Он нарочно поехал в Лондон, чтобы там их разыскать, взял на себя всю тяжесть и все унижения, связанные с такими поисками, во время которых пришлось уговаривать женщину, которой он, наверное, брезгует и которую презирает; во время которых он вынужден был довольно часто встречаться с мужчиной, которого он всегда стремился избегать и произносить само имя которого для него было противно; он вынужден был с этим человеком разговаривать, убеждать его и, наконец, подкупать. И сделал все это для девушки, которую не мог ни любить, ни уважать. Сердце потихоньку подсказывало Элизабет, что сделал он все это ради нее. Но эта надежда быстро исчезла под влиянием других соображений, и вскоре она почувствовала, что никакого тщеславия не хватит ей, чтобы считать, будто его любовь к ней – к женщине, которая им пренебрегла – сможет преодолеть такое естественное для него чувство, как отвращение к родству с Викхемом. Мистер Дарси – свояк Викхема! Всякий порядочный человек ничего, кроме отвращения, к такому родственнику не будет испытывать! Так, мистер Дарси действительно сделал для них много. Настолько много, что ей даже стыдно было об этом думать. Но он привел и основания для такого вмешательства, вера в значимость которых не нуждалась в полете фантазии. Вполне резонным было предположить, что мистер Дарси чувствовал себя виноватым; к тому же он был щедрым и имел средства, чтобы такую щедрость проявлять; и хотя Элизабет не ставила себя на первое место среди мотивов его поступка, все же она считала вполне возможным, что какие-то остатки симпатии к ней могли помочь ему в его попытках уладить дело, от которого в значительной степени зависел мир в ее душе. Ей было больно, очень больно осознавать, что теперь они в долгу перед человеком, который не может надеяться, что ему этот долг когда-нибудь вернут. Они были обязаны ему тем, что он вернул им Лидию, восстановил ее репутацию, они были обязаны ему всем! Боже! Как горько жалела теперь она за каждое испытанное злобное чувство к нему, за каждое свое язвительное замечание в его сторону! За себя ей теперь было стыдно, за него она чувствовала гордость. Она гордилась им, потому что он в деле, в котором говорилось о сочувствии и чести, проявил свои лучшие качества. Снова и снова перечитывала Элизабет комплименты тетушки в его адрес; казалось, что их мало, но все равно ей было приятно. Она даже почувствовала удовольствие – хотя и смешанное с сожалением, – когда подумала о непоколебимой убежденности тети и дяди в существовании симпатии и доверия между ней и мистером Дарси.
От лавки, на которой она сидела, и от этих мыслей ее оторвали чьи-то шаги – кто-то к ней приближался; и прежде чем она успела свернуть на другую тропу, ее «перехватил» Викхем.
– Не прервал ли я вашу уединенную прогулку, уважаемая свояченица? – сказал он, подходя к ней.
– Конечно же, прервали, – ответила Элизабет, улыбнувшись, – но это не значит, что это вмешательство обязательно нежелательно.
– Было бы жаль, если бы это действительно было так. Мы с вами всегда были хорошими друзьями, а теперь мы даже больше, чем друзья.
– И то верно. А другие тоже вышли прогуляться?
– Не знаю. Миссис Беннет и Лидия поехали в карете в Меритон. А знаете, моя уважаемая свояченица, от наших дядюшки и тетушки я узнал, что вам выпала честь побывать в Пемберли.
Элизабет ответила утвердительно.
– Я вам почти завидую, однако для меня это было бы слишком, иначе я обязательно заехал бы туда по дороге в Ньюкасл. Думаю, вы видели старую экономку? Бедная Рейнольдс, она меня всегда так любила. Но, пожалуй, обо мне она вам ничего не сказала.
– Нет, сказала.
– И что же она сказала?
– Сказала, что вы пошли в армию, и опасалась, что… что дела ваши не слишком хороши. Вы же знаете – на таком большом расстоянии все каким-то образом выглядит иным, чем оно есть на самом деле.
– То-то же, – ответил Викхем и прикусил губу.
Элизабет надеялась, что заставила его замолчать, но вскоре он продолжал:
– Я очень удивился, когда в прошлом месяце увидел в Лондоне Дарси. Мы случайно встречались несколько раз. Интересно – что он там делал?
– Наверное, готовился к своему браку с мисс де Бург, – ответила Элизабет. – Не иначе, как случилось что-то очень важное, если он приехал в город в это время года.
– Конечно. Вы видели его, когда были в Лэмбтоне? Если я правильно понял Гардинеров, то видели.
– Да, и он познакомил нас со своей сестрой.
– И она вам понравилась?
– Очень понравилась.
– Я тоже слышал, что за последние год-два она стала намного лучше. Когда я в последний раз ее видел, она не подавала никаких особых надежд. Я очень рад, что она вам понравилась. Надеюсь, ей повезет в жизни.
– Я тоже такого мнения, потому что она уже пережила самый тяжелый – подростковый – период.
– А вы не проезжали село Кимптон?
– Что-то не припомню.
– Я сказал об этом селе потому, что это и есть приход, который я должен был получить. Удивительно красивое место! И пасторат там прекрасный! Он удовлетворил бы меня во всех отношениях.
– А вам бы понравилось произносить проповеди?
– Еще как! Я относился бы к этому как к части своих обязанностей, быстро привык бы, и это бы меня совсем не тяготило. Конечно, жалеть не следует, но это было бы именно то, что мне нужно! Спокойствие и уединенность такой жизни прекрасно соответствовали бы моим представлениям о счастье! Но этому не суждено быть. Вы не слышали – Дарси ничего не говорил об этих обстоятельствах, когда вы были в Кенте?
– Я слышала, причем от лица, которому можно доверять меньше, чем мистеру Дарси, что приход должен вам достаться только при выполнении определенных условий и в зависимости от воли нынешнего хозяина.
– Ага, значит, вы слышали! Да, что-то подобное в завещании было – я об этом сразу вам сказал, вы же помните.
– А еще я слышала, что было время, когда проповедование не казалось вам таким привлекательным делом, как сейчас, и вы даже заявили о своем решении не принимать духовный сан и стали требовать соответствующей компенсации.
