При ликвидации УКП был задействован Коминтерн. К нему апеллировали и УКП, и КП(б)У, и левая фракция УКП. Укаписты выражали готовность подчиниться любому решению Коминтерна. КП(б)У требовала ликвидации партии укапистов как «второй», «националистической» партии, лишившейся опоры в народных массах. Того же требовали и «левые» укаписты. Характерно, что в числе авторов поданного в Исполком Коминтерна Меморандума ЦК КП(б)У был бывший боротьбист А. Шумский. Рассмотрев все поступившие материалы, ИККИ подтвердил правоту партии большевиков, признал ее единственной коммунистической партией в УССР и высоко оценил ее роль в хозяйственном, национальном и государственном строительстве Украины. Он также указал, что извращение укапистами трактовки национального и колониального вопросов привело к тому, что УКП объективно стала работать на подрыв диктатуры пролетариата, и постановил распустить УКП и ее левую фракцию[928].
Постановление ИККИ вызвало неоднозначную реакцию укапистов: у одних отмечались «подавленные настроения», другие выжидали. Немало оказалось и тех, кто с удовлетворением признал решение ИККИ правильным, отнес его к своей победе (в постановлении ИККИ содержалось немало моментов, которые отстаивала УКП, только ставились они в заслугу национальной политики большевиков) и посчитал переходом КП(б)У на укапистские позиции. Высказывались и планы на будущее: вступая в компартию, укаписты «должны влить (в нее. – А. М.) новую силу, которая бы усилила партию» и которая не должна повторить судьбу боротьбистов, превратившихся, по словам одного из лидеров УКП Ю. Авдиенко, в «чиновников»[929]. В целом немало укапистов и после вхождения в КП(б)У надеялось идти «своим путем» и даже изменить ее курс.
Но имелись и те, кто был недоволен, что «национально-колониальный вопрос» на Украине так и не разрешился полностью[930]. А некоторые даже (на IV съезде УКП в марте 1925 г.) попытались подвергнуть решение ИККИ критике и сомнению, что вызвало неудовольствие присутствовавших на съезде функционеров КП(б)У. После споров съезд все же признал УКП и ее местные организации распущенными. Тогда же самоликвидировался и УКРЮС[931]. Согласно постановлению Политбюро ЦК КП(б)У от 13 марта (спустя месяц подтвержденному ПБ ЦК ВКП(б), часть укапистов была принята в ряды компартии Украины[932], а некоторые (например, А. Речицкий) – заняли ответственные посты. В 1926 г. в компартии Украины насчитывалось 126 бывших укапистов[933].
КП(б)У и украинские течения
После ликвидации УКП «украинский коммунизм» формально отошел в прошлое, но это еще не означало, что само явление исчезло фактически. Большевикам удалось устранить его как организованное течение, что было их несомненным успехом. Партии боротьбистов и укапистов организовывали вокруг себя определенную часть политического спектра. Главное место в их мировоззрении занимал взгляд на Украину как на особый, вполне сложившийся национальный и хозяйственный организм, который следует укреплять, развивать и превращать в действительно суверенное государство, пусть даже в коммунистическое. Этот момент делал реальным сотрудничество боротьбистов и укапистов с прочими адептами украинского движения. Балансирующие на грани двух идеологий партии не могли быть прочными. Поэтому, хотя давление на них со стороны КП(б)У и не стоит сбрасывать со счетов, их разложение и исчезновение с политической сцены были явлениями закономерными и внутренне предопределенными.
Тем не менее все их наиболее коммунистические элементы смогли войти в компартию Украины. То, что в многотысячной партии бывших боротьбистов и укапистов было немного, вовсе не означало, что их влияние было незначительным. Немало выходцев из этих партий встало во главе УССР, а главное, они, как носители украинского языка и люди, как они сами про себя говорили, знакомые с «местной спецификой», оказались очень востребованы в учреждениях культуры и просвещения, так как в УССР как раз набирала обороты политика украинизации. Например, многие укаписты, принятые в партию в 1925 г., были направлены на работу в русскоязычные Донбасс и Харьков для ускорения украинизации последних и придания им украинского облика[934]. Нет причин сомневаться, что за работу эти люди, как и многие их коллеги, занятые в системе Наркомпроса, школах и вузах, принялись с полной отдачей. А ввиду того, что собственных большевистских «украинских» кадров (по мировоззрению и идентичности) у КП(б)У было мало, вес в партии и в общественной жизни выходцы из украинских партий приобрели немалый.
Конечно, постепенно они «перерабатывались» партией, частично отходя от своих представлений, но именно выходцы из украинских партий составили тот элемент в КП(б)У, среди которого продолжали оставаться сильными украинские настроения и отношение к национальному вопросу не как к тактическому, а как к основному вообще и в условиях Украины в частности. Но главный эффект от деятельности УКП(б) и УКП был в другом. Уже самим фактом своего существования и работой они вынуждали большевиков корректировать свой курс в национальном вопросе. Сохранение украинской советской государственности, парторганизации, переход к политике коренизации был обусловлен помимо прочего и деятельностью украинских левых партий как одного из секторов национального движения.
В этом контексте надо сказать несколько слов об отношении коммунистической партии к национальному вопросу. Он считался чем-то второстепенным. Главным для коммунистов был классовый подход. Революция задумывалась и виделась ими как начало мировой революции, призванной стереть все политические границы, а в перспективе (правда, не сиюминутной, а отдаленной; В. Ленин говорил, что национальные культуры отомрут не скоро) и национальные различия между народами единой Мировой социалистической республики. Рассматривая человеческое общество через социально-классовую призму, большевики относились к его национальной окрашенности как к чему-то преходящему, несерьезному, вредному, а то и просто как к досадной помехе, пережитку капиталистического общества. Такими же пережитками считалось и все, что было связано с национальным фактором, вплоть до национальной и даже этнической самоидентификации человека.
Известно, что большевики считали себя прежде всего революционерами и марксистами, а уж потом (и то далеко не всегда) представителями какой-либо национальности. Например, Л. Д. Троцкий, фигура в мировом коммунистическом движении знаковая, писал, что национальный момент не играл в его жизни почти никакой роли, а сам он считал себя ни евреем, ни русским, а социал-демократом и интернационалистом[935]. Конечно, многие исследователи личности Троцкого отмечали, что он сознательно приуменьшал степень своего знакомства с еврейской культурой, как и вообще свое еврейство, лежавшее на нем «неизгладимой печатью»[936]. Соратник И. В. Сталина Л. М. Каганович, фигура хотя и не равная Л. Троцкому, но уже из «новой», «бюрократически-аппаратной» волны партийцев, что тоже характерно, указывал, что евреем считал себя только по рождению, а по убеждению – интернационалистом и «никогда не руководствовался в своей работе национальными мотивами»[937]. И так мыслили не они одни, а очень и очень многие партийцы. Надо к тому же отметить, что влияние Троцкого, самого горячего адепта мировой революции и наиболее последовательного нигилиста в национальном вопросе, на партийную массу, особенно молодежь, было не меньшим, а порой и большим, чем у Ленина, менее радикального в отрицании всего национального.
Правда, российские условия, необходимость действовать в полиэтнической стране среди народов, стоящих на разных ступенях развития, преодолевая сопротивление враждебных, а порой и просто сепаратистских движений, заметно корректировали взгляд большевиков на национальный вопрос. Они стали подходить к нему, выясняя, «каковы конкретные особенности национального вопроса и национальных движений данной страны в данную эпоху»[938], хотя сами национальные движения (прежде всего те, что продолжали действовать после победы социалистической революции) продолжали считать реакционными, отвлекающими массы от классовой борьбы. Национальный вопрос становился вопросом тактики, нейтрализации и привлечения на свою сторону национальной интеллигенции, а иногда и народных масс. Он был не самоцелью, а лишь необходимой ступенью к построению коммунистического общества.
Впрочем, тактические хитрости и лавирование В. Ленина, первым оценившего всю важность этого вопроса и для России, и для победы коммунизма в мировом масштабе, часто были непонятны для партийной массы. Причем это относилось не только к тем, кто мыслил как Л. Троцкий и был национальным нигилистом. Даже те партийцы, которые не забывали своих корней и ощущали принадлежность не только к мировому пролетариату, но и к своему народу, стояли на позициях так называемого люксембургианства, суть которого можно свести к положению, что при капитализме национальное самоопределение невозможно, а при социализме – излишне, поскольку угнетения уже нет. На таких позициях стояли многие большевики, прежде всего русские (не только великороссы) и обрусевшие выходцы из других народов, не понимавшие, что национальный вопрос не может исчезнуть в одно мгновение даже после социалистической революции.
