Если эти деньги у вас закончились, то могли бы одолжить хотя бы у Жириновского, которому за одно сидение на унитазе Саддам заплатил наличными 5 млн. долларов. Советую тебе, жмурик, не мелочись и не трясись над деньгами, как Гобсек.
Без всякого уважения,
Абдаллах Шамиль Абу-Идрис.
О каких деньгах писал главный чеченский бандит, непонятно. Теперь, после того как он в 2006 году умудрился подорваться на собственной же мине и сам стал «жмуриком», я вряд ли узнаю ответ. Возможно, он перепутал меня с моим однофамильцем — бывшим первым заместителем Службы безопасности президента Ельцина, «кремлевским ясновидцем» генералом Георгием Рогозиным, а может, еще с кем-то. Но сам факт обеспокоенности Басаева за свою шкуру говорил о многом — даже террористы международного значения, согревавшиеся у костра в холодных горах Кавказа, думали и помнили о «Родине»!
Но вернемся к СПС. Повторю, что в 2003 году команда «отцов приватизации» снова рвалась к власти. В стране реально существовала угроза реставрации либерально-воровской идеологии. На самом деле это, наверное, и идеологией назвать трудно. Просто ее апологеты, в конце 80-х — молодые и наглые посредственности из околонаучной среды, заведующие лабораториями и свеженькие кандидаты наук, которые оттачивали краснобайство на тогда уже абсолютно безопасной критике научного коммунизма и политэкономии социализма, в начале 90-х оказались востребованы ельцинским режимом. Естественно, они унаследовали все комплексы советских разночинцев, замешанные на ненависти к СССР и мании начинать дело с разрушения (как поется в известном пролетарском гимне «Интернационал»). Это были случайные люди во власти, презиравшие все отечественное, и особенно русское, готовые ставить эксперименты над собственным народом.
И как только они оказались у кормила власти, они тут же забыли об эффективности экономики, демократии и общественном мнении и пустились во все тяжкие. Возможность в считаные месяцы сколотить состояния, сравнимые с активами наследных принцев и воротил транснациональных корпораций, опьяняла, подавляла инстинкт самосохранения и способность соображать. Не удивительно, что многие представители этого поколения не дожили до нашего «светлого» времени.
Вскоре мне представилась возможность убедиться в правильности своих оценок духовного гуру СПС Анатолия Чубайса. На завершающем этапе избирательной кампании 2003 года уже были очевидны динамичный рост наших сторонников и фатальное ослабление позиций СПС. И Чубайс решил предпринять отчаянную попытку поправить свои дела, вызвав меня на дебаты один на один в популярном ток-шоу НТВ «К барьеру!». До даты выборов оставалось три дня.
Останкинская студия была забита сотрудниками службы безопасности Российского акционерного общества «Единая энергосистема России» (РАО «ЕЭС России»), которое Чубайс тогда возглавлял. Немало, видимо, натворил их глава за свою жизнь, если теперь его нужно так охранять. На гостевой трибуне сидела солидная «группа поддержки» Чубайса, представители которой все время строили мне какие-то рожи, а одна неуравновешенная дама со злыми глазками и говорящей фамилией Толстая пару раз показала мне язык. Наверное, это такие тонкие психические приемы наших либеральных «интеллигентов» для вывода оппонентов из состояния равновесия.
Чубайс придумал «страшилку», которой хотел осрамить «Родину» на всю страну, назвав нас с Глазьевым «национал-социалистами». Следуя его логике, я — вроде бы националист, судя по моей позиции по вопросам безопасности, борьбы с преступностью и внешней политике, а Глазьев — социалист, потому что выступает за социальную справедливость как основу экономического роста. В результате нехитрого сложения двух слов он вывел, что мы — «национал-социалисты» и «все прогрессивные силы человечества должны сплотиться против коричневой угрозы».
У меня сложилось впечатление, что Чубайс привык солировать, вдувая в уши аудитории свои тезисы, не допуская ни возражений, ни даже намека на полемику. Он представлял себе оппонентов только из стана ветхозаветных коммунистов, которым не упускал случая бросить: «Я вбил последний гвоздь в крышку гроба коммунизма».
В одной телепередаче две гламурные ведущие попросили Чубайса назвать какое-нибудь произведение русской классики, которое ему нравится больше всего. Я опешил, когда Анатолий Борисович тужился, но так и не смог вспомнить ни одного (!) произведения, мотивируя это тем, что любовь к литературе у него отшибла советская школа. Применительно к образу Чубайса и его опыту управления государственным имуществом это, собственно, и не удивительно. Удивительно другое: как такие люди оказались во власти?
Впрочем, в смутные времена кто только не всплывает на поверхность! О грядущем наступлении бесов на Россию полтора столетия тому назад писал Федор Достоевский:
Во всякое переходное время подымается эта сволочь, которая есть в каждом обществе. Между тем эти дряннейшие людишки получили вдруг перевес, стали громко критиковать все священное, тогда как прежде и рта не смели раскрыть. Хохотуны, заезжие путешественники, поэты с направлением из столицы, майоры и полковники, смеющиеся над бессмыс-ленностию своего звания и за лишний рубль готовые тотчас же снять свою шпагу и улизнуть в писаря на железную дорогу; генералы, перебежавшие в адвокаты; развитые посредники, развивающиеся купчики, бесчисленные семинаристы, женщины, изображающие собою женский вопрос, — все это вдруг у нас взяло полный верх.
Бесы, кстати, платили великому русскому писателю такой же ненавистью. Вот ответная речь Чубайса, опубликованная вFinancial Times:
Вы знаете, я перечитывал Достоевского в последние три месяца. И я испытываю почти физическую ненависть к этому человеку. Он, безусловно, гений, но его представление о русских как об избранном, святом народе, его культ страдания и тот ложный выбор, который он предлагает, вызывают у меня желание разорвать его на куски.
Но вернемся «К барьеру!». Ведущий подал сигнал к атаке, и мы с Чубайсом сошлись в поединке. «Известный жулик и мошенник Остап Бендер знал тридцать три способа добровольного отъема денег у населения. А сколько знаете вы, Чубайс?» — нанес я первый удар. Дебаты (если это так можно назвать) длились почти три часа. Страсти кипели настолько, что чуть не началось побоище на трибуне гостей. К концу записи я устал смертельно. Сказывалось недомогание и эмоциональные перегрузки последних недель.
Накануне я вернулся из поездки по регионам с высокой температурой.
Смонтированная передача вышла на следующий вечер и собрала многомиллионную аудиторию. Я вел в счете до последней рекламной паузы, после которой мой счетчик остановился, а цифра звонков в поддержку Чубайса стала увеличиваться с космической скоростью.
