– Резину с колеса сорвало! – выругался танкист, вскакивая с водительского сиденья. – Надо перематывать, пока сухо! Рогов, готовь ремонтную команду!
Он побежал к ящику с ремкомплектом, и Рогов распределил людей для проведения работ на улице. Димке досталась оборона северного участка, как раз у лишившегося резины левого колеса. Отряд выскочил наружу, спешно занимая позиции, и ремонтная команда принялась за возню с обрезиниванием. Димка занял позицию рядом со щитоносцем и внимательно вглядывался в окна стоящих напротив домов. Здания были двухэтажные и выгоревшие едва ли не до основания. Зары в таких не живут, и никаких явных угроз эта сторона улицы не несла. Между домами когда-то был не то небольшой забор, не то ворота, их искореженные закопченные остатки валялись сейчас в грязи, за которой можно было разглядеть заросли растительности, начинающиеся за домами. На карте то место называлось садом имени кого-то там, и если опасность и может появиться, то только оттуда. Но в таком случае её будет видно издалека, и отряд успеет среагировать. Сзади тоже всё было достаточно надёжно. Там находились развалины какого-то храма, обнесенного решетчатым забором. Сам храм сгорел и рухнул, от него осталась только обугленная колокольня, черной головешкой упирающаяся в затянутое тучами небо, и сам забор, который хоть и был сильно помят, но всё ещё стоял. Прорваться оттуда незамеченными враги не смогут, и Димка немного успокоился. Он поглядел на возящихся с колесом танкистов. Те уже закрепили резиновые пластыри, и один из рабочих замахивался кувалдой, уплотняя слои резины на стальном ободе колеса. Кувалда тихо звякала, вскользь задевая неохваченный резиной металл. Второй танк, остановившийся следом, с громким шипением стравил излишки пара, и небо взорвалось сотнями пронзительных вороньих криков.
– Птицы!!! – вопль Рогова потонул в хлопанье крыльев, и Димка резко развернулся, вскидывая «Дабл». Он успел выстрелить один раз, и поток черных пернатых тушек врезался в него, сбивая с ног. Что-то хрустнуло, больно обжигая лоб, и Димка покатился по асфальту, пытаясь сбивать с себя облепивших тело ворон. На вдохе в нос неожиданно хлынула вода, и он закричал от испуга, инстинктивно отплевываясь и размахивая руками. Вороньё отхлынуло, и Димка понял, что воды вокруг нет и он не тонет. Прямо перед глазами в лицевом щитке противогаза зияла острыми краями дыра во всё лицо, и он вдыхал уличный воздух, настолько мокрый, что Димка буквально почувствовал пропитывающую его инфекцию. Внутри всё оборвалось, и он похолодел, застывая на месте. Он заразился!!! Несколько секунд Димка лежал на спине, расширившимися от ужаса глазами глядя на огромную воронью стаю, грязно-черным потоком хлещущую из закопченной колокольни и яростно долбящуюся в танк. Ремонтная бригада уже была внутри боевой машины, в передние двери которой, прикрываясь щитами, забегали последние солдаты. На Димку никто не обращал внимания, ни люди, ни птицы.
Он понял, что сослуживцы знают, что у него разбился противогаз, иначе бы попытались затащить его в танк. Значит, сейчас его либо сожрет вороньё, либо застрелят свои же. Димка не Штурвал, его никто не побоится, а Рогову надо набирать очки перед полковником. Пока он лежит на месте, все думают, что вороньё заклевало его насмерть. Но как только птицы успокоятся, за его оружием и снаряжением вернутся, и тогда… Димка вскочил, прижимая к груди висящий на ремне «Дабл», и опрометью бросился в проулок между домов, ведущих к саду. В танке спохватились, и за спиной один за другим громыхнула пара выстрелов, выбивая из обожженных кирпичей фонтаны крошева, но Димка уже скрылся за углом. Кровь из рассеченного лба заливала глаза, водянистый воздух врывался в легкие, заставляя закашливаться, но он не останавливался, пока не достиг ближайших кустов. Димка запрыгнул в них, прижался к дереву и вскинул «Дабл», тяжело дыша и лихорадочно вертя стволом по сторонам. Вокруг было пусто, погони не наблюдалось. Несколько минут Димка, полуживой от страха, сидел, прижавшись к дереву, и ждал атаки со всех сторон. Искать его Рогов не решился, и вскоре в просвете между сгоревших зданий Димка увидел танки, уходящие дальше по дороге. После этого он сидел уже просто так, отсчитывая свои последние секунды. Инкубационный период инфекции двадцать четыре минуты, и скоро он станет мутом, плешивым и волосатым…
Спустя минут сорок ему стало ясно, что прямо сейчас он уже не мутирует. Натянутые до предела нервы неожиданно расслабились, и он заплакал от обиды. Себя было нестерпимо жалко, он должен был стать следопытом и богачом, он честно горбатился ради этого шесть лет, он не заслужил такой участи! Димка машинально отер слезы рукой, и кольчужная перчатка задела рассеченный лоб. Боль в ране вспыхнула с новой силой, заставляя его вскрикнуть, и стало не до слёз. Надо остановить кровь! Немедленно пришла мысль, что не надо ничего останавливать, потому что лучше умереть так, тихо и спокойно… Некоторое время Димка сидел, бездумно смотря в никуда прямо перед собой, потом кровь перестала течь, и он отрешенно подумал, что рана на лбу не может дать смертельной кровопотери. Зато если и дальше сидеть посреди леса, то его точно сожрет зверьё, стай бешеных собак в городе огромное количество, и никакие дожди на их популяциях не сказываются. Недаром на заготовку дров работяги выходят только под прикрытием отрядов, собранных исключительно из солдат. Охранников в такие экспедиции не посылают…
Что делать дальше, Димка не знал. Куда идти? Оставаться здесь нельзя, это ясно. Организм, немного освоившийся с дыханием влажным воздухом, стал различать запахи, и их букет оказался огромным и пугающе неизвестным. Димка вспомнил рассказы старослужащих, что-то болтавших на тему того, будто муты и зары жутко вонючие и зверьё чует их за километр, потому и успевает прятаться по норам, если окончательно оголодавшие мутанты выплескиваются за границы смертельной зоны. Насколько это правда, не знали и сами старослужащие, но сейчас ветер приносил множество запахов, и каждый из них казался Димке свидетельством приближающихся мутов. Он торопливо сбросил капюшон, снял шлем, стянул с себя разбитый противогаз, чтобы лучше слышать приближение угрозы, и надел шлем обратно. Слух действительно обострился, и это ещё более усугубило панику. Вдали, отовсюду, постоянно доносились какие-то звуки. Что-то потрескивало и чавкало, где-то шуршало, вокруг шелестело, стрекотало, попискивало, ворковало, чирикало. Димка понял, что находится в самом логове бешеного зверья, и бросился бежать к ближайшим развалинам.
Выгоревшее двухэтажное здание оказалось лишено крыши и почти всех перекрытий второго этажа. Густо покрытый сажей и копотью дом был завален обломками стен, рухнувшими балками и горами битого кирпича. Димка пробирался между ними с ружьём наготове и направлял стволы «Дабла» в каждый темный угол, ожидая нападения. Но труп здания оказался пустым и ненужным даже мелкому зверью. В одном из углов строения Димка нашел подобие укрытия, образованного кучей обломков, на которую сверху упала потолочная плита. Димка залез под этот навес, забиваясь в глубь тупика, занял там оборону и до наступления темноты пролежал за обломком балки в положении для стрельбы лёжа, двигая стволом на каждый шорох. Потом наступила ночь, и какофония звуков стала и вовсе ужасна. Из леса доносились звериные крики, несколько раз он слышал злобное рычание, переходившее в хрип и визг яростной драки. Где-то скрипело битое стекло и постукивал друг о друга катящийся щебень, потревоженный чьей-то лапой, ступающей по склонам гор обломков и грудам строительного мусора. Приближение врага чудилось даже в шорохе ветра, потом температура воздуха начала падать, и привыкший к теплу прокаленных помещений Димка задрожал от озноба. Наверное, нужно развести костер и согреться, но заняться этим Димка не решился. У него нет топлива, значит, надо вылезать ради него из убежища. А там бродят бешеные твари! И если ему всё-таки удастся зажечь огонь, не привлечет ли пламя голодных собак? Говорят, они костров не боятся! Димка инстинктивно сжался в комок, пытаясь хоть немного согреться, и не заметил, как донельзя переутомленная психика отключилась, погружая его в тяжелый сон, полный кошмаров.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
