— А что, молодой Парандон озорник?
— Гюс? Вот уж совсем не озорник. Он умный, но замкнутый. В лицее он всегда первый, хотя никогда не учит уроков.
— Чем увлекается?
— Музыкой и электроникой… Устроил у себя в комнате настоящий радиокомбайн с магнитофоном, со стереофоническими динамиками, выписывает целую кучу научных журналов. Вот, посмотрите, это только сейчас доставили утренней почтой. Я отношу их к нему в комнату… «Электроника завтра».
— Часто он уходит из дому?
— По вечерам я здесь не бываю. Думаю, что нет.
— А друзья у него есть?
— Иногда заходит один приятель. Они вместе слушают музыку и делают какие-то опыты.
— В каких отношениях он с отцом?
Вопрос несколько озадачил ее. Немножко подумав, она ответила с виноватой улыбкой:
— Не знаю даже, что вам сказать. Я уже пять лет работаю у мосье Парандона. Это мое второе место в Париже…
— А где было первое?
— В торговом доме на улице Реомюра. Там я чувствовала себя несчастной. Работа меня совсем не интересовала…
— Кто вас сюда порекомендовал?
— Рене… Я хочу сказать, мосье Тортю… Он мне сказал, что здесь есть место…
— Вы его хорошо знаете?
— Мы ужинаем в одном и том же ресторане, на улице Коленкур.
— Вы живете на Монмартре?
— Да. На площади Константэн-Пекэр.
— Тортю был вашим дружком?
— Прежде всего рост у этого «дружка» около двух метров… Кроме того, между нами ничего не было, если не считать одного раза…
— Одного раза?
— Я получила указание быть с вами предельно откровенной.
— Почему вы больше к этому не возвращались?
— Мы не подходим друг другу, мы это сразу почувствовали… В общем, не сошлись… Но мы остались в приятельских отношениях.
Мегрэ медленно курил трубку, пытаясь проникнуть в этот мир, который еще вчера был для него совсем чужим и так внезапно вторгся в его жизнь.
— Раз уж мы коснулись этой темы, мадемуазель Ваг, позвольте вам задать еще один нескромный вопрос. Вы живете с Парандоном?
У нее была своя манера держаться. Сначала она внимательно, с серьезным видом выслушивала вопрос, потом, немного поразмыслив, отвечала с иронической и в то же время доверчивой улыбкой.
— В известном смысле да. У нас бывают минуты близости, но всегда урывками.
— Тортю это знает?
— Разговора у нас не было, но он должен догадываться.
— Почему?
— Когда вы здесь освоитесь, вы поймете. Сколько людей бывает здесь за день! Мосье и мадам Парандон, двое детей. Это уже четверо… Три человека в конторе у мосье — семеро… Фердинанд, кухарка, горничная, уборщица — одиннадцать человек… Не считая массажиста мадам, который приходит по утрам четыре раза в неделю… Потом ее сестры… Подруги дочери… Хоть комнат в квартире много, но все равно, куда ни пойди — на кого-нибудь наткнешься… А у меня тут и говорить нечего…
— Почему?
— Потому что ко мне каждый приходит за бумагой, за марками, за скрепками… Если Гюсу требуется бечевка, он роется в моих ящиках… Бэмби нужны то марки, то клейкая лента… Что касается мадам…
Мегрэ смотрел на нее с любопытством, ожидая продолжения.
— Она вездесуща… Правда, она частенько отлучается, но никогда не знаешь, дома она или нет… Вы заметили, что все коридоры и большинство комнат обиты трипом… Шагов не слышно… Вы сидите, и вдруг дверь распахивается, кто-то входит… Иногда мадам заглянет в мою дверь и тут же, будто ошиблась, говорит: «Ах, простите!»
— Она любопытна?
— Скорее взбалмошна… Если только это не мания…
— Она никогда не заставала вас с мужем?
— Не уверена… Однажды, перед рождеством, когда мы думали, что она у парикмахера, мадам вошла в довольно неподходящий момент… Мне кажется, мы успели привести себя в порядок. Я так думаю, но полной уверенности у меня нет… Она держалась как ни в чем не бывало и стала рассказывать мужу о подарке, который только что купила для сына.
— Она не изменила к вам отношения?
— Нет. Она по-прежнему любезна со всеми и держится так, будто парит над нами, как ангел-хранитель… Про себя я ее так и называю.
— Вы ее не любите?
— Себе в подруги я бы ее не выбрала, если вы это имеете в виду.
Прозвенел звонок, и девушка с облегчением встала.
— Простите, меня зовет патрон…
Взяв на ходу блокнот для стенографирования и карандаш, она скрылась за дверью.
Мегрэ остался один и уставился в окно, куда еще не проникало солнце. Шофер протирал теперь «роллс-ройс» куском замши, насвистывая какой-то привязавшийся мотив.
* * *
Мадемуазель Ваг не возвращалась, а Мегрэ продолжал сидеть на стуле у окна, не проявляя нетерпения, хотя вообще терпеть не мог ждать. Следовало бы пройтись по коридору, заглянуть в комнату Тортю и Жюльена Бода, но он не мог заставить себя подняться и сидел с полузакрытыми глазами, — переводя взгляд с одного предмета на другой.
Стол на тяжелых дубовых ножках, служивший ей для работы, был украшен строгой резьбой. Видимо, раньше он находился в другой комнате. От времени столешница блестела как полированная. Под рукой лежал бежевого цвета бювар с кожаными углами, а в открытой коробке — карандаши, авторучки, резинки и нож-скребок для подчистки помарок. На отдельном столике стояла пишущая машинка; рядом с ней лежал словарь.
Вдруг Мегрэ нахмурил брови, нехотя поднялся и подошел к столу поближе. Он не ошибся. На столе виднелась тонкая бороздка, вероятно, след от ножа, которым, должно быть, совсем недавно отрезали полоску бумаги. Рядом с коробкой для карандашей Мегрэ увидел плоскую металлическую линейку.
— Вы тоже заметили?
Мегрэ вздрогнул от неожиданности: он не слышал, как вошла мадемуазель Ваг; она по-прежнему держала в руках блокнот.
— О чем вы говорите?
— Об этой царапине. Что за безобразие портить такой чудесный стол!
— Вы не знаете, кто это мог сделать?
— Любой, кто сюда заходит. Я вам уже говорила, что ко мне ходят все кому не лень.
Теперь ему не придется искать. Еще накануне он решил осмотреть в доме все столы, так как заметил, что бумага была отрезана очень ровно, словно на машине Массико[10].
— Если вы не против, мосье Парандон хотел бы минутку с вами поговорить.
Мегрэ обратил внимание, что в блокноте ничего не было записано.
— Вы рассказали ему о нашем разговоре?
Она ему ответила без стеснения:
— Да.
— И о том, что мы касались ваших отношений с ним?
— Разумеется.
— Не для этого ли он вас и вызывал?
— Нет. Ему действительно понадобилось получить у меня справку по делу, которое он сейчас ведет.
— Я скоро к вам вернусь. Думаю, что теперь меня провожать не нужно.
Она улыбалась.
Еще бы. Ведь он разрешил вам ходить по квартире, как у себя дома. Не так ли?
Мегрэ постучался в высокую дубовую дверь, толкнул створку и застал маленького адвоката перед огромным столом, на этот раз заваленным официальными бумагами.
— Прошу вас, мосье Мегрэ… Извините, что прервал ваш разговор… Я не знал, что вы беседуете с моей секретаршей… Итак, вы понемногу начинаете знакомиться с нашим домом…
— Не будет ли нескромным, если я попрошу вас взглянуть на второе письмо?
Мегрэ любезно протянул листок, и ему показалось, что и без того бледное лицо адвоката стало восковым. Голубые глаза уже не искрились за стеклами очков, а тревожно и грустно смотрели на Мегрэ.
— Преступление может совершиться с часу на час… Вы в это верите?
Мегрэ, глядя на него в упор, в свою очередь, спросил:
— А вы?
— Не знаю. Сейчас уже совсем ничего не понимаю. Вчера я к этому отнесся более легкомысленно. Я не думал, что это злая шутка. Я считал, что дело идет о маленькой мести, довольно хитроумной, но в общем наивной и безобидной.
— Мести? Кому?
— Мне… Моей жене… Кому угодно в доме… Ловкий способ ввести в дом полицию, чтобы нас замучили допросами и расследованиями.
Вы рассказали об этом вашей жене?
— Я был вынужден это сделать. Ведь она застала вас в моем кабинете.
— Вы могли ей сказать, что я пришел посоветоваться с вами по профессиональному вопросу…
Лицо Парандона выразило удивление.
— Неужели вы полагаете, что мадам Мегрэ удовольствовалась бы подобным объяснением?
— Моя жена никогда не задает мне вопросов.
— А моя задает. И повторяет их без конца, как вы на допросах, если верить газетам. Она будет приставать до тех пор, пока не почувствует, что вывернула вас наизнанку. Но так как этого ей мало, она начнет по мелочам выпытывать все, что можно, у Фердинанда, кухарки, моей секретарши, детей.
Он не жаловался. В его голосе не чувствовалось горечи. Скорее сквозило восхищение, будто он говорил о феномене, чьим способностям нельзя не удивляться.
