ужасного он рассказал? – с тревогой спросила Марина. – Только не пугай меня своими любимыми театральными паузами!
Но Карина уже передумала откровенничать с сестрой. Она хотела сохранить в тайне то, что ей поведал Михайло. Рассказывая, он смотрел на нее такими трогательными глазами, что ей даже стало жалко его. Но это длилось одно мгновение. А потом она наговорила ему такого, что самой вспомнить страшно. И убежала, оставив его одного на сеновале, безутешного и страдающего.
Карина встряхнула головой, прогоняя видение. Михайло не заслуживал ее жалости. Он заслужил…
Но что заслужил Михайло, она так и не смогла придумать и четко сформулировать, быть может, впервые в своей жизни. И потому Карина была растеряна сейчас. И печальна.
– Ничего такого, что могло бы напугать тебя, сестренка, – сказала Карина, понимая, что Марина все равно не отстанет от нее и будет выпытывать ее тайну. – Михайло признался, что он еще девственник. И сказал, что до свадьбы не расстанется со своим сокровищем.
– И что тут такого? – удивилась Марина. – Я тоже…
Но она не договорила, смутившись под насмешливым взглядом сестры.
– Вот именно за это я тебя и обожаю, сестренка, – рассмеялась Карина.
– За что?
– За твою безграничную наивность.
Марина обиделась. Но ненадолго, потому что сестра начала ее снова щекотать и не остановилась до тех пор, пока Марина ее не простила.
– Шампанского бы сейчас, – мечтательно вздохнула Карина. – Как я соскучилась по нему!
– А вишневая наливка не подойдет? – спросила Марина. – У бабки Матрены имеется, она сама настаивает на вишневых косточках. Она хранит ее на кухне и втайне от меня иногда прикладывается, когда сердится на своего младшего брата. Впрочем, это бывает довольно часто.
– Давай наливки, – вздохнула Карина. – На безрыбье и рак рыба.
Марина сбегала на кухню и вернулась с небольшим хрустальным графинчиком, в котором плескалась темно-красная жидкость, и двумя крохотными рюмочками. Подала графинчик сестре и снова забралась на кровать. Карина разлила наливку по рюмочкам. Подняла свою, наполненную до краев, и взглянула через нее. Комната и мир за окном окрасились в багряные тона.
– Я пью за твое счастье, сестренка, – произнесла Карина, стараясь, чтобы ее голос звучал весело. – Ты достойна всего самого лучшего, что есть на свете.
– И ты тоже, – быстро сказала Марина, пока сестра не успела выпить.
– И я тоже, – не стала спорить Карина. – Только мне пока не везет.
Они выпили.
– Очень вкусно, – сказала Карина. – Мне будет не хватать в городе этой вишневой наливочки. Как и тебя, сестренка.
– Ты собираешься уезжать? – взволнованно спросила Марина. – Когда?
– Уже сегодня, – ответила Карина. – Не могу же я всю оставшуюся жизнь провести в этих затерянных в лесах Куличках.
– А почему бы и нет? – сказала Марина. И простодушно заметила: – Здесь так славно, когда привыкнешь.
– Но я уже привыкла к городу и его соблазнам, – сказала с грустной улыбкой Карина. – И не забудь, что я еще должна прославиться. Вернусь в город – и напишу, как собиралась, статью о том, что происходит в ваших Куличках. И сразу стану знаменитой. Поверь, я знаю, о чем говорю. Это будет просто ядерная бомба! Она взорвет весь мир.
– И как ты будешь жить на его развалинах? – спросила Марина. – Не лучше ли сохранить старый добрый мир, такой уютный и привычный, в его первозданном виде?
– Может быть, ты и права, как обычно, сестренка, – печально улыбнувшись, ответила Карина. – Я еще подумаю над этим.
– И обещай, что ты подумаешь над предложением Михайло, – потребовала Марина. – Я все-таки не верю, что он чудовище, каким тебе представляется. Не знаю, что было такого ужасного в его прошлой жизни, но уверена, что этому есть рациональное объяснение. И, кроме того, я знаю, ты всегда была слишком эмоциональной.
– Вот уж нет, – слабо возразила Карина. Выпив наливки, она внезапно почувствовала сонливость после бессонной ночи и едва справлялась с ней. – У тебя нет доказательств.
– Как это нет? – возмутилась Марина. – А вспомни, как…
Но Карина уже спала, ровно и глубоко дыша, а иногда даже тихонько всхрапывая, словно маленький ребенок. Марина, вздохнув, заботливо прикрыла ее одеялом, сама же встала и перенесла графинчик и рюмочки на стол. После этого она оделась и присела на стул у окна, задумчиво глядя на то, как краешек неба на востоке медленно окрашивается в розовый свет. Вчера, когда они расставались, пробродив и проговорив почти до полуночи, Олег пообещал, что придет утром, и она уже ждала его, несмотря на ранний час. И чувствовала себя счастливой уже одним только этим ожиданием.
Глава 44. Крушение
Ждать Марине пришлось долго. Бабка Матрена давно отгремела на кухне мисками, вслух громко удивляясь тому, куда мог запропаститься ее заветный графинчик с вишневой наливкой, и уже часа два азартно пропалывала сорняки на огороде, когда в комнату робко постучали.
Марина подбежала к двери и открыла ее. Вошел Олег. У него был смущенный вид. Накануне, расставаясь, он поцеловал Марину, и теперь терзался мыслью, можно ли начать новый день с того, чем завершился старый. Марина сама поцеловала его. Потом она взяла его за руку и, жестом показав на кровать, на которой все еще мирно спала Карина, довела до стула у окна, где сама сидела до этого. Посадив Олега на стул, она забралась к нему на колени, немного повозилась, уютно устраиваясь, словно кошка, обняла его руками за шею и замерла, чувствуя, как счастье медленно, но неотвратимо переполняет ее душу и заставляет учащенно биться сердце.
Однако Олег любил ее. Он сразу почувствовал, что Марина чем-то опечалена, и спросил:
– Что-то не так?
– Карина уезжает, – грустно ответила она. – Уже сегодня.
Олег тяжело вздохнул и признался:
– Я тоже.
Он не собирался говорить этого сразу, надеясь исподволь подготовить любимую женщину к нерадостному известию, но так вышло. Необходимость отъезда печалила его не меньше, чем – он хотел в это верить, – Марину.
Но Марина восприняла эту новость еще хуже, чем он ожидал. Она побледнела и тихо вскрикнула:
– И ты?!
Едва ли Цезарь был более неприятно поражен, увидев Брута среди своих убийц, и произнес свою историческую фразу с большим чувством. Как Олег ни был опечален, но он невольно порадовался за себя. Несомненно, Марина любила его, и не меньше, чем он ее. Она выдала себя этим возгласом. И тем, что попыталась встать с его колен, где ей было так хорошо и уютно. Но Олег удержал ее, сильнее обняв.
– Ты точно как Тимофей, – с улыбкой произнес Олег. – Он так же, как и ты, воспринял это известие. Но поймите
